истории

Форма оправдательного приговора Светлану Прокопьеву хотели посадить на шесть лет за журналистский текст, но в итоге оштрафовали на 500 тысяч рублей. Репортаж Ирины Кравцовой из Пскова

Источник: Meduza

6 июля псковскую журналистку Светлану Прокопьеву признали виновной по статье об оправдании терроризма. Прокуратура требовала осудить ее на шесть лет колонии, но суд приговорил Прокопьеву к штрафу в 500 тысяч рублей. Журналистка собирается обжаловать приговор и добиваться полного оправдания. Спецкор «Медузы» Ирина Кравцова съездила в Псков на заседание суда и рассказывает, как Прокопьеву судили за авторскую колонку — и что происходило в городе на фоне этих событий.

В 2002 году Светлана Прокопьева оканчивала пятый курс исторического факультета Псковского педагогического института. Она с ужасом думала: «Господи, ну неужели мне придется идти работать учительницей в школу? Нет, никогда!» В пединститут Прокопьева пошла только потому, что других вариантов в Пскове не было.

В мае того же года Светлана заметила на институтском стенде объявление о том, что в газету «Псковская губерния» требуются журналисты. В нем говорилось: «Хочешь заниматься независимой журналистикой? Тогда приходи». Объявление повесил Лев Шлосберг, который в то время возглавлял издание.

Прокопьева позвонила по объявлению; Шлосберг попросил ее написать две пробные статьи. В разговоре с «Медузой» он вспоминает, что одну статью Светлана написала про туризм, а вторую — «про что-то социальное». Шлосбергу стало понятно, что Прокопьева «хорошо владеет словом». Он сказал ей: «Света, из вас получится журналист, приходите». С этого момента, по словам Шлосберга, и «начались все Светины беды».

«Мы не замолчим»

Вечером накануне вынесения приговора Светлана Прокопьева говорила корреспонденту «Медузы» по телефону: «Я сейчас смотрю на список „тревожного чемоданчика“, который надо брать с собой в СИЗО, и понимаю, что половины из этих вещей у меня просто нет: ни кипятильника (а говорят, он в СИЗО очень нужен), ни шампуней в прозрачных упаковках, ни каких-то специальных тапочек. Нужно будет собраться наконец и все это закупить».

В суд Прокопьева зашла без вещей, только с букетом полевых ромашек — его журналистке подарили у входа. С ним она вошла в зал. На ней были джинсы и черная футболка с надписями «Мы не замолчим» на английском, китайском, японском и других языках.

Журналисты сразу же стали фотографировать: Прокопьеву с цветами — и прокурора Наталью Мелещеню, которая сидела напротив. Прокурор, которая на прошлом заседании запросила для журналистки шесть лет колонии, реагировала раздраженно. Наконец она грубо сказала репортерам, что фотографировать себя «не позволяла».

Оглашать приговор из Москвы приехал судья 2-го Западного окружного военного суда Андрей Морозов. Зачитывать решение он начал ровно в полдень — и уложился в две минуты. Суд счел, что журналистка виновна в оправдании терроризма, и приговорил ее к штрафу в 500 тысяч рублей.

Судья добавил, что изъятые при обыске ноутбук и телефон Прокопьевой конфискуют в пользу государства. Также с нее взыщут расходы на проведение экспертиз. Но Прокопьевой не запретили заниматься журналистикой, хотя прокурор просила наложить такой запрет сроком на четыре года.

На вопрос судьи, понятен ли приговор, Прокопьева ответила, что у нее есть вопрос по поводу ноутбука, который у нее собираются изъять навсегда, — на нем хранятся важные для нее материалы. Судья что-то неразборчиво ответил, попросил Прокопьеву остаться после заседания, а всех журналистов из зала потребовал вывести. Журналисты прокричали «Позор!», «Бессовестные люди!». «Гони их всех к выходу», — в ответ закричала пристав. Некоторые корреспонденты, тем не менее, подбегали к Прокопьевой и поздравляли ее.

Один из трех адвокатов Прокопьевой Виталий Черкасов сказал «Медузе», что суд ограничился штрафом, поскольку «власти пошли на компромисс». «Если бы не было такой поддержки не просто на федеральном уровне, но и на международном, все было бы иначе. Я полагаю, что власть посчитала разумным не усугублять ситуацию и не лишать Прокопьеву реальной свободы. В то же время не хотели обидеть наши правоохранительные структуры, которые два года копались в этом деле, поэтому все-таки штраф. Ну, учитывая, что у нас вообще нет в судах оправдательных приговоров по таким делам, будем считать, что это такая форма оправдательного приговора», — подчеркнул защитник.

«Устроили Голливуд»

В коридоре суда столпилось около 60 журналистов. Примерно столько же ждало Прокопьеву на улице. Корреспондент и оператор телеканала «Первый псковский», ждавшие выхода Прокопьевой в коридоре, осуждающе говорили между собой, что журналисты «устроили тут Голливуд».

— Как она выйдет, сразу ей микрофоны будут совать, — говорил оператор.

— А я даже вопрос задавать не буду! — отвечала корреспондент. — Зачем? Сама что-нибудь скажет.

Корреспондент и оператор отказались рассказать журналисту «Медузы», что чувствуют после оглашения приговора их коллеге. «Да не коллеги мы, — говорил со смехом оператор. — Я же оператор, а не журналист. Если бы канализацию прорвало и говно полилось, я бы точно так же приехал снимать». Корреспондент телеканала, отказываясь от комментариев, сказала, что «не была лично знакома с Прокопьевой» — и что она «хорошо знает, как можно вырвать слова из контекста». На вопрос о том, задела ли ее эта история как журналистку, корреспондент ответила: «Ну, в какой-то степени задело, а вообще подойдите к тому мужчине в жилетке — он либерал и с три короба вам наговорит».

Мужчиной, на которого указывала сотрудница «Первого псковского», оказался главный редактор «Псковской губернии» Денис Камалягин. Когда-то он тоже работал с Прокопьевой, но не в «Губернии», а в «Псковской ленте новостей». В разговоре с «Медузой» Камалягин признал, что эта история отучила его бояться тюрьмы: «Если до этого я представлял, что если меня заберут, я сдохну сразу, помру от неприятия условий жизни, то сейчас мне не страшно».

«Я понял, что если эта маленькая хрупкая девчонка не боится всего этого, улыбается и шутит, то как мы можем бояться? — сказал Камалягин. — У нас мужская редакция [в газете „Псковская губерния“]. Как-то перед собой стало стыдно бояться, это реально убило мой страх».

Впрочем, Камалягин, как и многие другие местные журналисты, с которыми поговорила «Медуза», отмечал, что теперь стал «внимательнее следить за тем, что мы пишем, стал осторожнее».

Журналистка Людмила Савицкая и сейчас работает вместе с Прокопьевой, которая продолжала выпускать и редактировать тексты для «Радио Свобода» и «Север. Реалии» (подразделение «Свободы») даже во время судебного процесса. Перед заседанием Савицкая заметно нервничала. Она сказала, что когда у Прокопьевой случился обыск, ей «стало страшно».

«Света — очень яркий журналист Псковской области, не только в том смысле, что у нее выходили смелые тексты, но и в том, что она никогда не опасается ничего, — говорила Савицкая. — Обычный пример. Мы освещаем какую-то протестную акцию в Пскове, я хожу, снимаю, разговариваю с навальнистами. Света первым делом идет к полиции и спрашивает, что они тут делают, как им в выходной тут стоять, а что, а как? И просто методично стоит и долбит их вопросами. Эта смелость всегда обращала на себя внимание. Просто пойти, предъявить журналистское удостоверение и в лоб методично вести допрос полицейских».

Савицкая призналась, что на фоне этого судебного процесса ей стала свойственна самоцензура: «Я теперь очень тщательно взвешиваю слова героев моих публикаций. Если раньше я, за исключением, наверное, матерных оборотов, публиковала все без купюр, то теперь я очень тщательно взвешиваю, что сказал мой герой. Особенно с этим сложно, когда я пишу материалы о так называемых экстремистах или о так называемых оправдателях терроризма в Псковской области. К несчастью, у нас таких все больше».

Журналистка уточняет, что теперь активно консультируется с юристами по поводу своих статей. «Несколько раз уточняю: „А вот это точно нормальная фраза, а за нее меня не привлекут? Скажите, а какой тон у моей статьи? В нем нельзя увидеть какое-то, упаси господи, оправдание?“ И вот так по много раз. Я точно не была так параноидально настроена раньше».

Камалягин в разговоре с «Медузой» отметил, что дело Прокопьевой на местных журналистах отразилось по-разному — по его словам, в Псковской области «совсем не однородное журналистское сообщество». Местных журналистов редактор делит на три клана. Первый — государственный «Медиа-холдинг Псковской области», в который среди прочего входят местные версии «Комсомольской правды» и «Аргументов и фактов». Второй клан — коммерческий холдинг «Гражданская пресса», который принадлежит бывшему губернатору Псковской области Михаилу Кузнецову. Третий — независимая «Псковская губерния». «За нами никаких боссов с деньгами не стоит», — говорит Камалягин.

По его словам, отношения между журналистскими сообществами «весьма недружеские»: например, государственный медиахолдинг практически не освещал дело Светланы Прокопьевой. «Как таковой поддержки в журналистской среде у Светы почти и не было, ее поддерживали только несколько изданий», — сказал редактор.

Согласен с ним и Лев Шлосберг. Политик также заявил, что на протяжении всего расследования «никакого ажиотажа среди местных журналистов по поводу освещения этого дела не было». «Журналисты государственных СМИ в течение всего процесса не писали о процессе, — сказал Шлосберг. — Я думаю, что на личном уровне они, конечно, все шокированы и, может быть, радуются тому, что работают в безопасном месте. Что не говорят, как они считают, лишние слова. Я давно все понял про это и ничего от них не ждал по делу Светы Прокопьевой — ни солидарности, ни выражения своего мнения».

«Нужно хорошо взвесить готовность пострадать за свою работу»

Пока журналисты у здания суда спорили, как лучше встать у выхода, чтобы все смогли нормально сфотографировать Светлану Прокопьеву, московский муниципальный депутат Юлия Галямина раздобыла прозрачную урну и начала собирать деньги на оплату штрафа журналистки. Спустя час после оглашения приговора она уже отчитывалась перед собравшимися, что собрала 50 тысяч рублей, то есть 10% необходимой суммы.

В 13:07 Светлана Прокопьева наконец вышла из здания суда. К этому моменту всю площадь у суда заняли журналисты с камерами, фотоаппаратами и диктофонами.

«То, что я выхожу отсюда не под конвоем, это ваше достижение. Вы просто не представляете, как я вам благодарна. Мы точно подадим в апелляцию, потому что 500 тысяч — это многовато, я считаю, для невиновного человека», — сказала Прокопьева коллегам. На вопрос из толпы: «А обжаловать можно?» Прокопьева ответила: «Нужно!»

«Все-таки будем рассчитывать на еще большее признание моей невиновности, чем просто отсутствие реального срока, потому что я продолжаю настаивать на том, что в тексте не было оправдания терроризма. Я никогда не оправдывала и не буду оправдывать терроризм. Надеюсь, что в апелляции смогу в этом всех убедить. Там есть за что зацепиться», — добавила Прокопьева. Журналисты ответили аплодисментами.

«Но самый большой успех — это то, что мне не запретили заниматься моей профессией», — сказала Прокопьева. Журналистка многократно повторила, что очень благодарна суду, который «милосердно» позволил ей и дальше заниматься журналистикой. Накануне вечером Прокопьева говорила корреспонденту «Медузы», что если ей запретят заниматься журналистикой, это будет «реально большим ударом для нее»: «У меня правда нет другой профессии — я журналист».

Когда Галямина вручила Прокопьевой прозрачную урну с деньгами, которые собрала за последний час, журналистка смутилась и предложила забрать их у нее: «Вы с ума сошли? Что же я буду делать с этими деньгами? Я не планирую признавать вину и выплачивать этот штраф. Я хочу еще побороться».

Несмотря на просьбу Прокопьевой расходиться, еще около получаса коллеги подходили к ней, поздравляли, дарили цветы и задавали вопросы. Корреспонденту «Медузы» Прокопьева сказала, что хотела бы передать другим журналистам, что перед тем, как идти в эту профессию, «нужно хорошо взвесить свою готовность пострадать за свою работу».

«Я надеюсь, что самоцензура во мне не вырастет, — говорила Прокопьева возле здания суда. — Хотя, конечно, осторожность появляется. В любом случае начинаешь понимать, что правоохранительная корпорация немножечко ненормальная. Эти люди действуют и думают не так, как мы. Наверное, в чем-то я теперь буду осторожнее, но в то же время буду следить, чтобы самоцензура не появилась, и из профессии никуда не уйду».

Накануне приговора Прокопьева отмечала в разговоре с «Медузой», что «никогда не хотела быть активистом и тем более героем каким-то». «Я занималась журналистикой и вполне комфортно себя в этой роли чувствовала. Несколько лет назад я купила дачу в Псковской области, мы с мужем стали подбирать кошек, спасать и пристраивать в окрестностях тут — я кошек очень люблю. Мне нравилось в огороде копаться, помидоры обрезать, баклажаны выращивать».

Прокопьева рассказывала, что проделала путь обыкновенного журналиста: от небольших репортажей с местных выставок — до серьезных политических историй. «Ситуация в стране накалялась, тоталитаризм нарастал, авторитаризм креп, стала появляться цензура. Обо всем этом тоже приходилось размышлять, анализировать и писать».

Журналистка вспомнила про свою колонку о президентских выборах в 2018 году, которая вышла в «Псковской губернии»; за ее публикацию газета получила предупреждение от Роскомнадзора. «У нас сейчас, если ты обвиняешь высшее государственное лицо в том, что оно незаконно удерживает власть, ты уже экстремист. Если ты обвиняешь высшее государственное лицо в преступлении экстремистской направленности, это тоже экстремизм. То есть сказать, что Путин узурпировал власть — а так я и написала тогда, — это экстремизм. Но вы подумайте перед тем, как эту фразу публиковать, а то тоже предупреждение получите».