истории

Врачей отправляют в эпицентр заражения без средств защиты, допрашивают в СК, им звонят с угрозами. Так их наказывают за жалобы на условия работы

Источник: Meduza

В марте 2020 года российские врачи стали рассказывать об эпидемии COVID-19 сами: из их личных постов или коллективных обращений россияне узнавали о новых вспышках, реальных условиях работы врачей и о смертях. Чтобы добиться поставок средств защиты или положенных выплат, медики записывали видеообращения прямо из больниц и даже из собственной постели, уже заразившись коронавирусом. За каждым таким высказыванием неизменно следовала реакция — как выяснила «Медуза», она не ограничивалась просьбами руководства помолчать или предложениями уволиться. Врачи рассказали корреспонденту «Медузы» Лилии Яппаровой, как после выступлений в соцсетях их отправляли в эпицентр заражения без средств защиты или увозили на допрос в СК, как им звонили с незнакомых номеров с угрозами — и почему они все-таки не станут извиняться за свои слова.

Все материалы «Медузы» о коронавирусе открыты для распространения по лицензии Creative Commons CC BY. Вы можете их перепечатать! На фотографии лицензия не распространяется.

Кавказ. Извинения

Больше всего фельдшер махачкалинской скорой Марина Гаммадова не хочет извиняться.

17 мая Гаммадова выступила в очередном стриме в инстаграме Руслана Курбанова — журналиста и блогера, чьи соцсети стали одним из главных источников новостей о пандемии коронавируса в Дагестане. Ее эфир собрал 150 тысяч просмотров в самом инстаграме Курбанова, еще 200 тысяч — на ютьюбе. В своем стриме Гаммадова вспомнила предложения руководства «шить маски самим», пожаловалась на нехватку персонала бригад скорой помощи и плохое состояние машин, упомянула о трупах в коридорах больниц.

Еще Марина Гаммадова рассказала, как похоронила в мае двух теток и старшего брата, и прямо обвинила руководство республики в том, что ее границы все это время оставались открытыми. «Вы представляете, на что человека нужно толкать, чтобы он вот так выступил в прямом эфире? — Гаммадова во время беседы с „Медузой“ чуть не задыхается от волнения. — Я обратной дороги не дам. Я себя на колени ставить никому не позволю — я слишком гордая для таких вещей. Пускай меня посадят, но я не буду просить прощения!»

«На нее [Гаммадову] уголовное дело завели, говорят», — этот скриншот переписки с коллегами Марина показывает корреспонденту «Медузы»; сообщение завершается эмодзи с мартышкой, закрывшей глаза лапами. Руководство Дагестанского центра медицины катастроф, где работает Гаммадова, через соцсети республиканского Минздрава действительно заявило о намерениях «обратиться с иском в суд»; а неизвестные угрожают ей увольнением в соцсетях, говорит Марина. Минздрав республики у себя в инстаграме опубликовал ответ на выступление фельдшера: в профессионально снятом видео коллеги Марины объясняют, что проблем у сотрудников скорой помощи нет (в Минздраве республики не ответили на вопросы «Медузы» о причинах иска и о возможном уголовном преследовании Гаммадовой).

Когда пользователи инстаграма вступились за фельдшера, комментарии под постом Минздрава закрыли, говорит Гаммадова; корреспонденту «Медузы» она переслала еще два десятка аудиосообщений со словами поддержки. Каждое записано так, как будто его будут использовать в суде, — коллеги Марины представляются, называют свой стаж, должность, а иногда и COVID-статус: «нам даже не говорили, что нас отправляют на коронавирус», «я заразила собственного сына», «мы молчим — нас душат». В списках заболевших сотрудников скорой, которые фельдшер передала «Медузе», 67 человек; часть из них до сих пор ходит на работу, утверждает Гаммадова. «Как можно больного человека заставлять выйти на линию?» — удивляется Марина (в дагестанском Минздраве к моменту публикации не ответили на вопрос «Медузы» о заболевших сотрудниках скорой).

Возвращаться из отпуска она боится: Гаммадова убеждена, что руководство поставит ее в невыносимые условия — такие же, как после ее комментария дагестанскому изданию «Новое дело». «Будут уничтожать морально и физически — я это испытала уже! — вспоминает Гаммадова. — Специально диспетчерам давали указания: „Давите на нее, следите за ней, дышать не давайте, кушать не давайте“. Я иногда удивлялась, откуда у меня столько ночных вызовов, и спрашивала: „Почему другие спят, а Марина должна работать?“» Она предполагает, что ее таким образом провоцировали на оплошность: «Чтобы я где-то споткнулась, чтобы писала объяснительные. Уволить можно после трех выговоров — и они будут на это меня толкать».

Ежедневные собрания коллектива скорой стали посвящать поступку Гаммадовой. «Не коронавирус, а меня обсуждают: как я их „опозорила“», — рассказывает фельдшер.

Дагестанским врачам в эту эпидемию уже приходилось брать свои слова назад. Акушера-гинеколога из Левашинской районной больницы Айшат Нажмудинову после попавших в СМИ жалоб на нехватку средств защиты и лекарств вызвали в прокуратуру. «Знакомая в Кизилюртовской больнице [через социальные сети] попросила скинуться на костюмы для сотрудников, — рассказывал „Медузе“ врач Магомед (имя было изменено по просьбе собеседника). — Главврач потребовал удалить запись и дать опровержение».

За попытки публично говорить об эпидемии преследуют медиков и в соседней республике. 14 мая в чеченских соцсетях появились сообщения о перепрофилировании всех отделений ЦРБ Гудермесского района под прием коронавирусных больных — на стихийном собрании у центрального входа больницы медики пожаловались на отсутствие защитных масок и костюмов. Государственная телекомпания «Грозный» назвала протест врачей «беспричинной паникой»; Рамзан Кадыров потребовал уволить медиков, назвав их «провокаторами». В ночном телесюжете ЧГТРК от 15 мая несколько врачей и медсестер извинились за то, что «подняли проблемы, которых не было».

Кубань. Силовики

16 мая сотрудники скорой помощи Армавира заявили, что так и не получили обещанных президентом доплат за работу с больными COVID-19. Это было первое такое видеообращение в Краснодарском крае — за несколько дней к протесту подключились медики во многих станицах. Бригада за бригадой записывали обращения: имена врачей в роликах не назывались, большинство лиц были закрыты медицинскими масками.

Но несколько дней спустя авторы как минимум пяти из этих видеообращений столкнулись с давлением со стороны начальства и местных властей, удалось установить «Медузе»; в Староминском, Кавказском, Абинском и Красноармейском районах края к медикам пришли с проверками силовики.

Местные сотрудники прокуратуры, управления СК и подразделения МВД попытались идентифицировать всех участников протеста. «Вызывают по одному, оказывают на них моральное воздействие и ищут зачинщика, — рассказывает член межрегионального профсоюза врачей Юлия Волкова, знакомая с участниками выступлений. — Требуют перечислить поименно всех, кто участвовал в акции. Какой-то дурной сон, ночной кошмар». «Скорой нашей до сих пор угрожают делом по экстремизму — главврач на них ФСБ натравил, давка на них идет нереальная. Они прижухли, боятся даже говорить», — говорит сотрудница Староминской больницы Татьяна Прус (жители станицы подтвердили ее слова «Медузе»). «Участников флешмоба в Кавказском районе вызвали в прокуратуру. Как 1937 год: приехали, забрали, увезли», — свидетельствует водитель тихорецкой скорой, попросивший не называть его имени. Врачей из Абинска вызвали в МВД и вручили предупреждение о недопустимости экстремистской деятельности. «В Новокубанском районе [участникам видеообращения] пригрозили увольнением», — рассказывает медик Вячеслав о судьбе своих бывших коллег.

Силовикам удалось добиться прекращения протеста и молчания врачей. «Я пообещала [следователю], что больше не буду ни писать, ничего вообще», — сказала «Медузе» фельдшер Ксения из Красноармейского района, отказавшись делиться подробностями. На допрос в местный следственный комитет Ксению увезли вечером после публикации трехминутного ролика; мобильный, с которого он был выложен в соцсети, изъяли. «Мне дали понять, что я, как инициатор данного видео, которое распространилось и дошло до высокопоставленных лиц, могу за него понести уголовную ответственность», — рассказывала медик местными СМИ.

Управление СК, УФСБ и прокуратура Краснодарского края не ответили на вопросы «Медузы» о причинах и результатах проведенных проверок; в региональном Минздраве не стали давать оценку преследования медиков. 

Медсестра Староминской ЦРБ Татьяна Прус записала видеообращение из собственной постели — чтобы добиться не столько выплат, сколько лечения. «Нам также не заплатили, — говорит Прус в коротком видео. — Я длительно, больше 10 дней температурю — никто сюда ко мне не приезжал. Я думала, умираю. Пока дети не забили тревогу, не вызвали врача и не пригрозили тем, что позвонят на Москву. <…> Медики [Староминской ЦРБ] почти все поболели. <…> Нас пытаются запугивать».

8 мая Прус начала задыхаться, две недели продолжались температура и одышка. «Все симптомы коронавируса. Но ко мне ни врач, ни скорая, никто не приезжал», — делится медсестра. Медик убеждена, что диагностику COVID-19 саботировал главврач ее больницы в попытке скрыть, что его подчиненные заболели. «Какие средства защиты — [у нас были только] шапочка и перчаточки! И вообще „коронавируса у нас нету в отделении“, как они сказали! Сначала [главврач] не давал разрешения ехать в соседнюю станицу делать томографию, — рассказывает Прус; в итоге КТ выявила у нее двустороннюю пневмонию с очагами, похожими на матовое стекло. — Когда я спросила про результаты теста, он мне аж со злобой сказал, что „мы вообще взяли твою пробирку и выкинули“. А когда меня уже направили в специализированный госпиталь для COVID-19, главврач главе нашему позвонил и сказал, что я притворяюсь: „Она чуть ли не здоровая и врет все [про свой диагноз]“».

На записанное Прус видеообращение отреагировало и руководство больницы, и администрация района. «Когда это видео вышло, я думала, они меня съедят. „Зачем ты это сделала, убери“. Сразу звонки-то пошли, конечно: звонила [Ксения] Черкова, которая замглавы администрации [Староминского района] по социальным вопросам. „Мы вам все сделаем, вылечим, выплатим — только уберите это видео“, — пересказывает Прус. — А старшая в нашем терапевтическом отделении дала мне понять, что я субординацию не соблюдаю и надо увольняться» (главврач Староминской ЦРБ и Ксения Черкова ко времени публикации не ответили на вопросы «Медузы», отправленные по электронной почте).

Кубанские силовики впервые обратили внимание на видеообращения врачей еще в марте. После просьбы сочинского врача-эндокринолога Юлии Волковой выдать медикам региона средства индивидуальной защиты (заявление Волковой, которая входит в «Альянс врачей», было опубликовано в соцсетях этого профсоюза) ее вызвали в местное управление Следственного комитета. Медику объявили, что ее проверяют на «распространение фейковых новостей». Вопросы следователя о фейках ее удивили: ситуация со средствами защиты казалась очевидной. «На тот момент я была обеспечена тремя парами перчаток и тремя марлевыми масками, которые мне приходилось стирать», — вспоминает Волкова в разговоре с «Медузой».

В разговоре следователь опирался в том числе на письмо, переданное в СК из сочинской больницы № 1, рассказала Волкова. В коллективной жалобе ее коллег говорилось, что эндокринолог «подрывает авторитет медицинского учреждения» и «сеет панику среди населения» (документ есть в распоряжении «Медузы»). Врачей заставляли подписывать это письмо под угрозой увольнения, убеждена Волкова. «Меня там обвиняют в уголовном преступлении, которого я не совершала, люди, с которыми я девять лет работаю бок о бок, — рассказывает медик „Медузе“. — Люди подписывали этот донос под давлением главного врача». Заместитель главного врача Алевтина Малеева в разговоре с корреспондентом «Кавказского узла» не стала объяснять, почему подписала письмо; сотрудницы больницы Оксана Корниенко и Галина Шхалахова заявили, что стоящие под обращением подписи им не принадлежат.

Коллективные жалобы уже превратились в одну из основных технологий увольнения «восставших медиков», говорит глава профсоюза «Альянс врачей» Анастасия Васильева. В результате таких подписных кампаний становятся возможны увольнения и взыскания; при передаче письма в правоохранительные органы появляются основания для проведения проверок. Аналогичные обращения составлялись и против рассказавшей о нехватке средств защиты реаниматолога Татьяны Реввы, и против работников больницы имени Куватова в Уфе, вспоминает Васильева. О похожей атаке «Медузе» рассказали и в центральной районной больнице Колыванского района Новосибирской области, чьи сотрудники в разгар эпидемии выступили с жалобами на главврача.

В мае на Юлию Волкову составили административный протокол за нарушение закона «о фейках»; сейчас врачу грозит штраф в размере от 30 до 100 тысяч рублей.

Центральная Россия и Урал. Угрозы жизни и здоровью

В начале мая сотрудник бригады скорой помощи в Орле зажал в опущенной руке мобильный телефон и отправился препираться с коллегой: водители были недовольны тем, что одноразовые защитные костюмы им приходится надевать на выезды к больным COVID-19 по несколько раз. «До четырех обработок [они] выдерживают, — оправдывается в получившемся видео женщина, занятая дезинфекцией формы. — Вы в какой стране живете, товарищ?» В двухминутном ролике видно, что предмет спора — постиранные одноразовые костюмы — сушились прямо у нее за спиной.

После того как видео опубликовали в соцсетях, главному врачу орловской станции скорой помощи Вадиму Костюкову пришлось оправдываться в СМИ. А сделавшему запись водителю начали поступать звонки с угрозами. «Сказали, чтобы „ходил по улицам и оглядывался“, звонили с незнакомого номера, — рассказывает коллега пострадавшего, работник скорой и председатель профсоюзной ячейки Дмитрий Серегин. — Как только эту информацию про одноразовые костюмы, которые замачивали, стирали, сушили и снова отдавали бригадам, отдали в СМИ, выложили в интернет, ему сразу поступил звонок».

В какой-то момент орловской бригадой скорой заинтересовалось местное управление Следственного комитета. «Пытались привлечь за „распространение заведомо ложной информации“, — рассказывает работник скорой Дмитрий Серегин. — Мы же публикации в СМИ давали. Респираторы у нас первые появились только в районе 12 мая, тестировали нас в лучшем случае раз в три недели, многие сотрудники болели. Мы трубили, били тревогу, давали СМИ комментарии — публикаций было больше десятка. Меня лично в середине апреля вызывали к следователю по факту одной из таких публикаций. Думали, наверное, что мы испугаемся, что нас в органы пригласили».

Об угрозах рассказали «Медузе» и протестующие сотрудники бригад скорой помощи на Урале. «Человек из руководства подошел и сказал эдак: „Береги себя“. Записать бы этот разговор, опубликовать бы его — тогда было бы уголовное дело за угрозу жизни уже», — сокрушается водитель скорой из Челябинска Валерий Филипп.

Челябинские водители скорых начали протест в середине мая: сначала записали видеообращение, требуя положенных президентских доплат за работу с COVID-19, потом устроили стихийный митинг на территории обслуживающего больницы автопредприятия «Челябмедтранс» — тогда около сотни сотрудников окружили приехавшую обсудить выплаты начальницу горздрава Наталью Горлову.

«Устроили русскую рулетку с выплатами: кому хочу, тому плачу, — жалуется Филипп. — Я начал говорить еще в апреле — сначала о нехватке средств защиты. Пытался доказать руководству, что если водитель заражается, то заразятся и медики — и начнется цепная реакция. Я давно сотрудничаю с [порталом] 74.ru — рассказал им о халатах, это все пошло в общественность. И у меня начались проблемы. 1 мая директору моему по шапке прилетело хорошо. Мне сказали: „Не давай ничего, не рассказывай журналистам“. Я что, нахожусь на стратегическом объекте? 13 мая меня сняли с бригадирства. Отправили на другую подстанцию работать — думали, наверное, что мужики без меня станут тише, начнут бояться, но прогадали».

Заявивших об отсутствии выплат врачей скорой из Рязани восприняли как группу оппозиционеров. «В воображении главврача мы какая-то подрывная группа, которая занимается протестной деятельностью, — смеется член профсоюза работников скорой Дмитрий Новоселов. — Минздрав региона тоже пытается представить нас как „группу недовольных“, которая мешает работе».

Видеообращение сотрудников рязанской скорой показали в эфире программы «60 минут» на «России 1»; сюжет о них попал и в новости на Первом канале. Местные власти были этим шокированы, рассказывает Новоселов. К главе рязанской ячейки профсоюза работников здравоохранения «Действие» Жанне Козловой приехала полиция, чтобы «провести профилактическую беседу» и напомнить, что «в данной ситуации участие в акциях может быть наказуемо», вспоминает Новоселов (управление МВД по региону не ответило на запрос «Медузы»). Был привлечен и Следственный комитет. «Наше руководство обратилось в СК, всех участников видео вызывали к следователю. Спрашивали, „не является ли это какой-то проплаченной акцией, сколько дали денег, как вы пробились на телевидение, кто разрешил общаться с прессой“ — паранойя какая-то! — удивляется Новоселов. — Это не акция несистемной оппозиции — просто люди, доведенные до крайности, взяли и записали видео» (в рязанском СК обратили внимание «Медузы», что обращение сотрудников скорой стало материалом доследственной проверки).

Иногда для наказания нелояльных врачей используется сама ситуация пандемии: собеседник «Медузы», попросивший не раскрывать его имя из-за угрозы увольнения, рассказал, как его коллегу насильно перевели на работу с больными COVID-19, не обеспечив средствами защиты. Врач восприняла это как попытку подвергнуть ее жизнь опасности. «Человек работал на одной должности — его вызывают и говорят, что с понедельника ты идешь работать в инфекционное отделение с температурящими больными. А не хочешь выходить — значит, совсем увольняйся. Просто ставят перед фактом. Не на смерть отправляют, но… Оно принимает больных температурящих — мы же не знаем, коронавирус это или нет. Пока возьмут анализ, пока придет результат, ты уже с ним поработал!» — делится собеседник «Медузы».

Северо-Запад. «Фейки» и запрет на общение со СМИ

В начале апреля из больницы в Питкяранте уволились анестезиологи и реаниматологи: врачи объяснили, что их просто не обеспечили средствами защиты, которые необходимы при работе с пациентами с COVID-19. «В газетах пишут, что мы ушли, потому что не хотим работать с этими пациентами. Но причина-то была в другом. Мы беззащитны, вообще безоружны, — говорила порталу „Правмир“ заведующая реанимационным отделением ЦРБ Юлия Виноградова. — Зачем бросаться под танк без гранаты?»

Сведения Виноградовой о слабой защите медиков от коронавируса Минздраву Карелии пришлось опровергать через ТАСС. А через две недели после увольнения медиков и вынужденных объяснений начальства со СМИ сотрудникам больницы в Питкяранте предложили подписать документ, одним из пунктов которого был отказ от общения с журналистами. Об этом «Медузе» рассказали сотрудница питкярантской больницы и близкий у учреждению собеседник; такое же соглашение, по их данным, подписывали и сотрудники еще одной больницы Карелии — Сортавальской ЦРБ. «В шапке значилось „указание Минздрава Карелии для всех главных врачей“, — вспоминает одна из медсестер. — Мне предложили подписать — я не стала, а девчонки все подмахнули».

В Минздраве Карелии не ответили на вопрос «Медузы», выпускало ли министерство распоряжение ограничить общение медиков со СМИ, по существу.

В остальных случаях общение врачей с журналистами стараются не столько предотвращать, сколько преследовать. С обвинениями в распространении недостоверной информации сталкивалось большинство медиков, с которыми «Медуза» поговорила для этого текста, — в том числе на встречах со следователями, прокурорами или участковыми. Проверки осуществляются или по административной статье о распространении недостоверной информации (часть 9 статьи 13.15 КоАП), или по новой статье 207.1 УК РФ: 1 апреля Владимир Путин подписал закон об уголовной ответственности за дезинформацию о COVID-19. Известно о преследовании врачей за фейки в Ивановской области, Москве, Калаче-на-Дону Волгоградской области.

Обвинили в распространении фейка и врача-терапевта из Ленинградской области Наталью Трофимову. 30 марта она опубликовала петицию с требованием обеспечить Приозерскую межрайонную больницу, которая через три дня должна была превратиться в COVID-стационар, средствами защиты. «Не верьте фейковым вбросам, не допускайте паники. „Обращение“ медиков „гуляет“ по регионам», — в тот же день отреагировал глава администрации Приозерского района Александр Соклаков.

«Наша больница не была готова к приему инфекционных больных вообще никак, — говорит „Медузе“ Трофимова. — Под них у нас планировалось 150 коек — на такое количество нужно больше 100 подводок кислорода, 4,5 пульмонолога, 4,5 инфекциониста — у нас их было всего два, нужно порядка 30 анестезиологов — у нас их было всего семь, должно быть порядка 48 аппаратов ИВЛ — у нас было всего 11». Но в приозерских СМИ этого бы никогда не написали, говорит Трофимова. «У нас есть газеты „Приозерские ведомости“ и „Красная звезда“, информация в них всегда только позитивная, вроде „работа в госпитале тяжелая, но в больнице всего достаточно, заболевших медиков нет“. Даже нашего первого зараженного газеты, руководство больницы и Роспотребнадзор скрывали до последнего, пока мы всех не поставили на уши, так как ложь была крайне возмутительной».

О распространяемом врачами через петицию «фейке» заявили и приехавшие в больницу представители комитета по здравоохранению Ленинградской области, и прибывший с отдельным визитом глава комитета Сергей Вылегжанин. «Он нас обвинил в предательстве и клевете, — вспоминает Трофимова. — Сразу сказал, что „никаких революций“ — и дальше практически монолог был в течение часа, где он нам напоминал о клятве Гиппократа и угрожал, что „петиция передана в прокуратуру и будет оценена с правовой точки зрения“». Вечером того же дня Трофимовой предложили уволиться. После отказа и. о. главврача «пригрозил, что если я сама не уйду, то они найдут причину, чтобы меня уволить по статье», вспоминает врач. 27 апреля ее уволили. «Решение об увольнении принято главным врачом больницы. Комитет по здравоохранению не уполномочен комментировать внутренние процессы в медучреждении», — так в комитете ответили на вопрос «Медузы» о том, было ли решение об увольнении принято под давлением Вылегжанина.

19 мая Трофимову вызвали в полицию и сказали, что на нее составлен протокол об административном правонарушении. «Якобы я распространяла недостоверную информацию о санитарно-эпидемиологическом благополучии в приозерском здравоохранении, сейчас протокол находится в суде. Штраф по статье — от 100 тысяч рублей, — говорит медик. — Вот такая дорогая правда у меня получилась».