истории

Музей позднесоветской эпохи, теперь с вампирами Галина Юзефович — о романе «Пищеблок» Алексея Иванова

Источник: Meduza

Алексей Иванов. Пищеблок. М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2018

Предыдущий роман Алексея Иванова, масштабный по замыслу и блестящий по исполнению «Тобол», очевидно, кроился по лекалам роскошного телесериала в лучших традициях канала HBO. Новая же книга писателя, «Пищеблок», напротив, наводит на мысли о бюджетной отечественной ретрокомедии с элементами мистики — крепком середнячке для семейного просмотра в выходной день. Любовно обыгрывая все штампы позднего СССР (времени, которое по выражению антрополога Алексея Юрчака «было навсегда, пока не кончилось»), Иванов выстраивает в своем романе очередной музей эпохи — но, как принято говорить в рекламе, теперь еще и с вампирами.

Впрочем, вампиры в «Пищеблоке» выполняют функцию скорее инструментальную, чем содержательную — они необходимы писателю главным образом чтобы прокрутить романные шестеренки, когда (где-то в районе сотой страницы из четырехсот) потенциал ностальгии по советскому детству исчерпывается и повествование начинает ощутимо пробуксовывать. До этого же читатель волен наслаждаться затяжными экскурсиями по пионерскому лагерю «Буревестник» на живописном волжском берегу, где томятся главные герои: романтичный вожатый — второкурсник-филолог Игорь — и очкастый пятиклассник Валерка — непреклонный искатель идеального коллектива, идеальных отношений да и вообще настоящего, неиллюзорного идеала.

Игорь и Валерка, трагически не способные вписаться в бессмысленные и выморочные правила лагерной жизни, одинаково маются от собственной здесь неуместности и никчемности. Валерка последовательно разочаровывается в футбольном братстве (каждый хочет солировать, о команде никто не думает), в художественном самовыражении (говорят, рисуй что хочешь, а сами заставляют копировать карикатуры из журнала «Крокодил») и в дружбе, невозможной при тотальном торжестве двойных стандартов и притворства. Игорь же просто отчаянно скучает, покуда, на свою беду и отраду, не встречает вожатую соседнего отряда Веронику — дерзкую, страстную, такую же, как он, мечтательницу и нонконформистку.

Понемногу главные герои начинают замечать, что некоторые пионеры уж больно идеальные и примерные (точь-в-точь такие, как мечталось наивному Валерке), а другие ребята их как-то слишком беспрекословно и бездумно слушаются. Неожиданно черты этой неестественной образцовости проявляются и во вчерашней бунтарке Веронике, а Валерка, проснувшись в неурочный час, к собственному ужасу видит, что один из соседей по палате, припав к руке товарища, пьет из нее кровь.

Сдружившимся Игорю и Валерке совместными усилиями удается раскрыть страшную тайну пионерского лагеря. На протяжении многих лет здесь действует сложносочиненная вампирская пищевая цепочка, последнее звено в которой — неведомый и неназываемый темный стратилат, предводитель сатанинского воинства. Впрочем, детективная интрига — кто же этот загадочный злодей? — продержится недолго. А после роман бодрой рысцой устремится к драматической развязке, в которой героям придется встретиться с поволжской нечистью лицом к лицу и вступить с ней в бой за друзей и любимых.

Со времен «Псоглавцев» и «Комьюнити» (на которые «Пищеблок» похож более всего) Алексей Иванов проделал большой путь, поэтому на сей раз все концы у него сойдутся с концами и совсем уж лишних деталей при сборке не обнаружится. Более того, словно заранее отрабатывая необходимые для будущей экранизации номера, Иванов аккуратно оснащает свой нарратив всеми каноническими атрибутами ретрокомедийного жанра — от забавных диалогов (с непременными речевыми маркерами позднесоветской эпохи) до комической влюбленной парочки второго плана, своей нелепой возней оттеняющей высокие чувства Игоря и Вероники. 

Пионеры учат речевки (слова дурацкие, но отряд, который кричит тише других, будет признан «чуханским»), пугают друг друга страшилками про черное пианино и багровую руку, восхищенно восклицают «обацэ!», на слово «клей» ритуально откликаются «выпей баночку соплей», пишут письма воображаемым друзьям из соцстран и мажут девчонок зубной пастой. А в это время где-то в далекой Москве, как могучая река, течет первая и последняя «красная» Олимпиада, символизирующая наивысшую точку в развитии СССР и предвещающая (для читателя, но не для героев, понятное дело) щемяще-скорый закат развитого социализма.

Романов, так или иначе обращающихся к опыту последнего советского поколения, за прошедшие годы написано немало, и «Пищеблок» органично встраивается в зазор между недавним «Бюро проверки» Александра Архангельского (действие которого тоже разворачивается во время Олимпиады) и прошлогодним «Городом Брежневым» Шамиля Идиатуллина (с ним книгу Иванова роднит тема пионерского лагеря). Однако если Идиатуллин (с большим успехом) и Архангельский (с меньшим) все же худо-бедно пытаются использовать советский антураж для разговора о чем-то вневременном и общечеловеческом, то Алексей Иванов эксплуатирует его с беспощадной коммерческой прямотой.

Каждое специфичное словечко, каждая бережно засахаренная пионерлагерная подробность напрямую воздействуют на области читательского мозга, отвечающие за ностальгию. А вампирская интрига, механически вживленная внутрь ретро-сеттинга, не просто помогает сдвинуть с места застопорившийся сюжет, но еще и прагматично расширяет аудиторию романа за счет людей помоложе, не заставших пионерских лагерей, зато повидавших немало фильмов категории «В».

Добротная коммерческая проза — отличная штука, которой современной российской словесности в самом деле остро не хватает, и «Пищеблок» в этой нише смотрится вполне достойно (хотя, пожалуй, Алексей Иванов с его выдающимся литературным талантом и чутьем мог бы и здесь проявить чуть больше изобретательности). Жаль только, что писатель отказался от идеи подписывать свои произведения подобного рода псевдонимом «А. Маврин» (под этой фамилией изначально публиковались упомянутые уже «Псоглавцы»). Потому что «Пищеблок» — при всех своих рыночных достоинствах — определенно не та книга, которую вы захотите поставить на одну полку с «Сердцем пармы», «Географом» или «Тоболом».