истории

«Другой человек» — драма, в которой Себастиан Стэн играет закомплексованного и потерянного актера, чье лицо обезображено редкой болезнью Как великий «Человек-слон» Дэвида Линча — только в толерантном (или безразличном) XXI веке

Источник: Meduza

В российских кинотеатрах идет фильм режиссера Аарона Шимберга «Другой человек» — это история Эдварда, начинающего актера с дефектом лица, который пытается преодолеть комплексы, сделать карьеру вопреки своей неконвенциональной внешности, построить отношения с девушкой и принять себя. Эту роль в картине блестяще сыграл Себастиан Стэн — Зимний солдат из вселенной Marvel и Дональд Трамп из недавнего «Ученика». Кинокритик «Медузы» Антон Долин рассказывает, получилось ли у Аарона Шимберга рассказать историю, достойную встать в один ряд с романами Виктора Гюго и легендарным «Человеком-слоном» Дэвида Линча.

Тревожащий, дискомфортный, интригующий, в равной степени монструозный и трогательный — как его главный герой — фильм Аарона Шимберга «Другой человек» начинается с парадокса, возможного лишь в современном мире.

Эдвард (Себастиан Стэн) — начинающий актер, чье лицо изувечено нейрофиброматозом. В любую другую эпоху это сделало бы его чудовищем, парией, изгоем, подобным Квазимодо или Гуинплену. В Нью-Йорке XXI века окружающие, кажется, вовсе не замечают его внешних особенностей. Уже и трудно определить, в чем причина — то ли во всепроникающей политкорректности, то ли в тотальном безразличии к ближнему, от чего бы тот ни страдал. 

А главная проблема Эдварда — неуверенность в себе. Потому и сняться ему пока что удалось только в социальной рекламе о поддержке людей с особенностями строения лица. Когда же симпатичная новая соседка по лестничной клетке инстинктивно отшатывается при первой встрече с Эдвардом, он видит в этом знак: по меньшей мере, она его точно видит, выделяет из общей массы. Ингрид (Ренате Реинсве) приехала из норвежского Олесунда, она молодой драматург. Чтобы завязать знакомство, Эдвард дарит ей найденную им на свалке старинную пишущую машинку. Дальше знакомство не заходит: как бы дружелюбно ни вела себя девушка, он слишком стесняется своей внешности.  

Главная тема фильма — не столько взаимоотношения с Другим, сколько незнакомец, скрытый в любом из нас, буквально под кожей. Для Аарона Шимберга это проект очевидно личный. Он сам родился с расщеплением нёба, и особенности строения лица — лейтмотив его картин, из которых «Другой человек» — самая сильная и зрелая. А британский артист Адам Пирсон, живущий с нейрофиброматозом и играющий здесь третьего ключевого персонажа (еще одного актера-любителя по имени Освальд) стал для американского постановщика чем-то вроде экранного альтер эго. 

«Другой человек» состоит из трех интонационно и тематически различных актов. Первый — унизительное знакомство и неудавшийся роман Эдварда с Ингрид. Повседневную жизнь актера-неудачника пронизывает кафкианский абсурд: пока он всматривается в обучающее видео на ютьюбе, тщетно пытаясь научиться свистеть, в его потолке возникает черная гниющая дыра, а сосед по подъезду кончает с собой. Какой уж тут флирт… Зрителям эта жестокая версия «Красавицы и чудовища» напомнит недавний клаустрофобический кошмар «Все страхи Бо», сам Эдвард неслучайно упомянет «Смерть коммивояжера» Артура Миллера. 

Осторожно! Дальше будут спойлеры.

Пересказ второго акта чреват спойлерами, так что подумайте, хотите ли вы узнать о причудливом повороте сюжета. Герою улыбнется неожиданная, непрошеная удача. Экспериментальное лечение разгладит и изменит до неузнаваемости черты его лица, превратив в Себастиана Стэна — того самого, которого миллионы помнят по роли Зимнего солдата из вселенной Marvel, а теперь и молодого Трампа из «Ученика» (очевидно, актер твердо решил порвать с мейнстримом, за что уже вознагражден «Серебряным медведем» Берлинале). Эдвард тут же съедет с опостылевшей квартиры, сменит имя и бросит актерство ради торговли недвижимостью. Но память об Ингрид вернет его на сцену. Он узнает, что та написала об их отношениях пьесу «Эдвард». Теперь под маской своего навсегда брошенного «я» чудотворно исцелившийся герой попробует выстроить отношения с девушкой. 

Как расплата за трусость и ложь наступает третий акт — явление, собственно, «другого человека», Освальда. У того — нейрофиброматоз, зато и лицо его настоящее, а не маска, и он его не стесняется. Оказывается, и для успешной артистической карьеры, и для удачи в любви этот фактор куда важнее, чем внешняя привлекательность. Контрапунктом к этой главе становится «Сирано де Бержерак», радикально переосмысленный режиссером. Вспоминается и «Нос» Рюноскэ Акутагавы — новелла о человеке, исцелившемся от внешнего дефекта, но утратившем себя. Отчаяние и паранойя вновь накрывают Эдварда.

В «Другом человеке» будто бы толпятся и сталкиваются лбами, не давая друг другу договорить до конца, несколько историй. Первая — о трогательном одиночестве отверженного, неспособного обрести гармонию с собой даже в насквозь инклюзивной реальности. Вторая — о сути актерства как притворства, о потере собственной идентичности под маской персонажа, которого мы пытаемся играть перед камерой, на сцене или просто в общении с важными для нас людьми. Третья — о попытках разобраться в самих себе и тех неприятных находках, которые мы обретаем на этом пути, если остаемся честными до конца. Здесь особенно очевидно влияние романтической традиции книг и фильмов о двойниках, со времен Гофмана и Достоевского воплощающих нашу темную сторону.

Наконец, если отрешиться от нарциссических горестей Эдварда и его ревности к Освальду, на сюжет можно посмотреть глазами Ингрид — это вторая блестящая роль норвежки Реинсве после принесшего ей славу «Худшего человека на свете», и ее харизма легко перекрывает актерское мастерство Стэна. Перед нами еще и притча о том, как схожи тайные механизмы творческого вдохновения и эротического притяжения, игнорирующие логику и этику.   

Разноголосица даже идет фильму Шимберга, который много раз меняет направление, удивляет и раздражает множественными концовками и оставляет в недоумении после финальной сцены. Несовершенство Эдварда отражает несовершенство мироустройства, а заодно — драматургии картины. 

Невозможно не вспомнить самого легендарного персонажа с нейрофиброматозом — Джозефа Меррика, более известного под прозвищем «Человек-слон» и воспетого Дэвидом Линчем (в фильме персонажа переименовали в Джона). Его трагически короткая жизнь зафиксировала удивительную трансформацию «циркового урода» в поэта и философа, которым восхищался викторианский Лондон. Болезнь и неконвенциональная внешность не препятствие ни таланту, ни любви — никакого открытия в этом нет. «Другой человек», несравнимо менее цельный и глубокий, чем ранний шедевр Линча, отходит от классической гуманистической доминанты. За внешними деформациями Шимберг ищет и находит внутренние, поэтому чувств умиротворения или гармонии его картина зрителю не подарит. Зато поможет пристальнее всмотреться и внимательнее вслушаться в самого себя.   

Мы запустили «Плот» — телеграм-канал, где говорят о культуре в эпоху плохих новостей. Каждый день редакторы «Медузы» Софья Воробьева и Антон Хитров рассказывают о кино, сериалах, музыке, литературе и современном искусстве. Подписывайтесь: будем вместе спасаться в бурю.