разбор

После вторжения в Украину казалось, что Россия растеряет влияние в Центральной Азии. В реальности связи только укрепились. Что помогает РФ конкурировать с Китаем? Большое исследование Темура Умарова (Берлинский центр Карнеги)

Источник: Meduza

Два года войны в Украине, санкций и изоляции пошатнули международное положение России. Одним из регионов, где Москва окончательно растеряет позиции, казалось, станет Центральная Азия — а статус доминирующей внешней силы себе присвоит Пекин. Но в реальности ситуация сложилась иначе. В первую очередь потому, что пяти странам, зажатым в глубине континента без выхода к морю — Казахстану, Кыргызстану, Таджикистану, Туркменистану и Узбекистану, — невыгодно, чтобы один влиятельный сосед просто вытеснил другого. Поэтому все они стремятся диверсифицировать связи с внешним миром. Для них важны и Россия, и Китай — причем часто именно как тандем крупных держав, выстроивших прагматичное взаимодействие друг с другом. О том, как Москва и Пекин сотрудничают со странами региона в сферах экономики и безопасности, почему их собственные отношения едва ли можно назвать соперничеством и почему важно не лишать субъектности сами центральноазиатские государства, в большом исследовании рассуждает научный сотрудник Берлинского центра Карнеги по изучению России и Евразии Темур Умаров. С разрешения Берлинского центра Карнеги мы публикуем этот материал полностью.

До полномасштабного вторжения России в Украину позиции Москвы в Центральной Азии считались крайне прочными. Менее чем за два месяца до 24 февраля 2022 года российская армия под флагами Организации договора о коллективной безопасности (ОДКБ) помогла президенту Казахстана Касым-Жомарту Токаеву удержаться у власти. И этим доказала, что именно РФ, а не Китай, является внешним гарантом безопасности в регионе.

Два года войны в Украине, санкций и изоляции пошатнули положение России. Может показаться, что Москва окончательно растеряла позиции в Центральной Азии, а доминирующей внешней силой там стал Пекин. Убедительности таким представлениям добавляют заявления китайских руководителей о поддержке территориальной целостности стран Центральной Азии, многочисленные визиты на высшем уровне, рекордные показатели китайской торговли и инвестиций в регион, а также помпезно проведенный в мае 2023 года первый саммит «Китай — Центральная Азия», за которым в марте 2024-го последовало и формирование секретариата этого механизма.

Однако в реальности ситуация иная. В первую очередь потому, что пяти странам, зажатым в глубине Евразийского континента без выхода к морю, — Казахстану, Кыргызстану, Таджикистану, Туркменистану и Узбекистану — невыгодно, чтобы один влиятельный сосед просто вытеснил другого. Поэтому все они стремятся диверсифицировать связи с внешним миром. Для них важны и Россия, и Китай, — причем часто именно как тандем крупных держав, выстроивших прагматичное взаимодействие друг с другом. И ситуацию не изменило даже то, что одна из этих стран сейчас находится в прямой конфронтации с Западом, а другая к подобному конфликту активно готовится.

Положение дел в Центральной Азии нередко объясняется теорией «разделения труда» между Россией и Китаем: первая обеспечивает региональную безопасность, второй является главным драйвером экономического развития. Доля правды в такой концепции есть. Однако это сильное упрощение реального положения дел, потому что теория основана на четырех ложных посылках.

Рассмотрим каждый из этих тезисов по отдельности.

Экономика

В последние десятилетия роль Китая в экономическом развитии Центральной Азии становилась все более заметной. И на этом фоне российское экономическое присутствие в регионе, как может показаться, постепенно блекло. Первые теории о том, что Китай заменит Россию в экономиках Центральной Азии, стали появляться еще в 1990-е годы. Причины возникновения этой точки зрения понятны. Китай в 1990–2000-х годах демонстрировал миру результаты экономического чуда, в то время как Россия пыталась стабилизировать свою экономику после развала Советского Союза.

Усиление роли Китая в Центральной Азии привлекало всеобщее внимание еще и потому, что Пекин впервые за многие столетия стал глобальным геополитическим игроком. Россия же давно прямо и косвенно присутствовала в Центральной Азии, а в начале 1990-х впервые с XIX века оказалась для региона внешним игроком, причем существенно ослабленным по сравнению с Западом и Китаем. Такая ситуация давала повод думать, что относительное ослабление позиций Москвы в регионе и рост роли Пекина — это устойчивый тренд, в результате которого КНР в скором времени полностью вытеснит РФ.

Статистика придает убедительности предположениям, что Россия больше не важна Центральной Азии с экономической точки зрения. С 2008 года Китай регулярно обгоняет Россию по суммарному товарообороту со странами Центральной Азии. Примерно в то же время Пекин сменил Москву в качестве главного инвестора в регион, а после запуска инициативы «Пояс и путь» в 2013 году начало расти и число предприятий с китайским капиталом.

Товарооборот Китая с пятью странами региона бьет рекорд за рекордом (Рис. 1). В 2022 году показатели впервые превысили 70 миллиардов долларов, в то время как торговля с Россией, согласно официальной статистике, составила 42 миллиарда (на 40% меньше). За 2023 год оборот с Китаем почти достиг 90 миллиардов долларов (с Россией он составил вполовину меньше).

Такая же картина наблюдается и в инвестиционных отношениях Центральной Азии с Россией и Китаем (Рис. 2). По итогам 2022 года объем накопленных инвестиций из КНР в страны региона составил 15 миллиардов долларов, в то время как из России — в три раза меньше (4,63 миллиарда).

Слон в экономике

До начала вторжения в Украину казалось, что экономическое присутствие России в Центральной Азии идет на убыль, а потому состояние экономики РФ должно было все меньше влиять на хозяйственную экосистему региона. Но уже в первые месяцы войны страны Центральной Азии столкнулись с серьезными проблемами: инфляция рекордно подскочила, национальные валюты подешевели вслед за рублем, импортные товары подорожали и так далее. Все это произошло из-за многочисленных нитей зависимости этих государств от России.

По этой причине половина грузопотока в страны Центральной Азии и из них проходит через территорию России (а для тех стран, у которых нет общей границы с Россией, сначала через Казахстан). Конечно, существуют и другие пути. Например, Срединный коридор из Китая в Европу через Каспийское море и Закавказье. Или железная дорога в Китай, откуда товары доставляются судами через Южно-Китайское море и далее — Суэцкий канал в порты Европы и Америки. В теории доступ на мировые рынки есть и через Афганистан с Пакистаном, а также через Иран, но в нынешних условиях это слишком рискованный вариант. В общем, для Центральной Азии — региона без непосредственного доступа к Мировому океану — торговать в обход России выходит слишком дорого и долго.

Кроме того, зависимость от России очевидна, когда мы говорим о главных экспортных товарах, поставляемых из Центральной Азии в Европу, — нефти и уране. Чуть менее 80% экспортных поставок казахстанской нефти идет через проложенный по российской территории Каспийский магистральный нефтепровод (КТК), крупнейшая доля в котором принадлежит России (31%). Такая зависимость регулярно вызывает те или иные трудности.

Неопознанная активность

Есть и другие мифологизированные аспекты российско-китайского присутствия в экономиках стран Центральной Азии, которые не бьются с реальностью. Считается, что КНР завалил регион денежными кредитами и некоторые страны якобы не могут выбраться из китайской «долговой ямы». Но если рассматривать регион целиком, то окажется, что Москва и Пекин почти в одинаковом масштабе предоставляют странам Центральной Азии долговые инструменты.

Суммарные долги пяти стран региона перед КНР и РФ примерно равны: по данным на первую половину 2023 года, Центральная Азия должна Китаю 15,7 миллиарда долларов (7,6% от суммарного внешнего долга), а России — 14,3 миллиарда (7%). Кредитная политика России и Китая направлена на разные страны. Москва кредитует Казахстан и Узбекистан, практически не выдавая кредиты Кыргызстану и Таджикистану. Китай — основной кредитор в двух последних странах (доля Пекина во внешнем долге Кыргызстана и Таджикистана приближается к 40%).

Такая же ситуация с доступом китайских и российских инвесторов на рынки стран Центральной Азии. Всего в регионе, по данным на 2023 год, зарегистрировано около 70 тысяч предприятий с иностранным капиталом, из которых 36% — российские (около 25 тысяч) и лишь 8% — китайские (5,5 тысячи). Казалось бы, в условиях международной изоляции и санкционной войны Россия должна была сфокусироваться на своем рынке. Однако произошел обратный эффект: российские предприятия пересмотрели внешнеторговые приоритеты и «открыли» для себя Центральную Азию либо существенно расширили деятельность там.

К примеру, новых договоренностей достиг «Газпром», работавший в регионе с момента распада СССР. До войны корпорация импортировала оттуда газ по трубопроводной системе советских времен «Средняя Азия — Центр». Теперь же «Газпром» договорился, наоборот, о поставках в Узбекистан (через казахстанскую территорию) того газа, который ранее шел в ЕС. Одновременно на рынки региона устремились негосударственные российские компании — маркетплейсы, сети супермаркетов и ресторанов, IT-компании, банки и т. д.

В одной лодке

С точки зрения отношений со странами Центральной Азии у Москвы и Пекина есть одно принципиальное отличие: китайская экономика намного меньше взаимосвязана с центральноазиатскими, чем российская. Россия зависит от Центральной Азии почти по всем направлениям, по которым та зависит от России. Показательнее всего ситуация с миграцией: она нужна как самим обществам и властям центральноазиатских стран, так и демографически стареющей России.

Увидеть взаимосвязанность легко: экономические кризисы в России моментально сказываются на стабильности в Центральной Азии. В 2022 году на фоне санкций против России инфляция подскочила на 19,8% в Казахстане, на 16,7% в Кыргызстане, на 13,8% в Узбекистане, на 11,2% в Туркменистане и на 6% в Таджикистане. Взаимосвязь экономик очевидна, если посмотреть на корреляции курсов национальных валют стран региона и курса рубля.

Также важно не забывать международный и исторический контексты. Резкий скачок китайского присутствия в регионе — это вовсе не уникальное явление. Число стран, для которых Китай стал основным торговым партнером, перевалило за 100, а объем китайских инвестиций в зарубежные страны с 2005 года превысил два триллиона долларов. В то же время российское влияние на экономики Центральной Азии обусловлено во многом историческими причинами и географией, а также сложившимися еще в советское время производственными цепочками.

Поэтому, сравнивая положение России и Китая в регионе, необходимо помнить, что мы сравниваем разные форматы влияния. Страну, исторически и структурно интегрированную в регион, со страной, которая только входит в него после долгого периода отсутствия, если отсчитывать от XIX века, когда Российская империя присоединила Центральную Азию, а империя Цин в Китае окончательно пришла в упадок и сама стала объектом экспансии колониальных держав — включая и царскую Россию.

Безопасность

Точно так же, как недооценивается роль России в экономической стабильности стран Центральной Азии, недооценивается и роль Китая в обеспечении региональной безопасности. Распространена точка зрения, согласно которой Пекин, сосредоточившись на экономическом сотрудничестве, отдал на аутсорс России вопросы сохранения стабильности в Центральной Азии.

Конечно, еще три десятка лет назад нынешние силовые и военные ведомства в странах Центральной Азии и России представляли собой единые институты в рамках Советского Союза. Это дает Москве понимание не только того, как устроены процессы принятия решений этими институтами, но и того, в каком направлении они развиваются. К тому же даже сегодня в силовых и военных органах центральноазиатских государств на руководящих постах еще остаются люди, выросшие в СССР или воспитанные на советской культуре, у которых с российскими силовиками и обычными гражданами сохранились тесные связи.

Россия — единственная страна, обладающая легальным основанием (при позволении властей центральноазиатских государств) вмешиваться во внутренние процессы в регионе. Такое может произойти по линии ОДКБ — курируемого Москвой военно-политического блока, среди членов которого — Казахстан, Кыргызстан и Таджикистан (Узбекистан приостановил свое участие в 2012 году). Пример такого вмешательства мир наблюдал в январе 2022 года, в разгар массовых волнений в Казахстане. При этом даже не входящие в ОДКБ Узбекистан и Туркменистан в случае необходимости могут обратиться к России за военной или политической помощью на основе двусторонних договоров.

Помимо легальной основы для влияния, Россия обладает реальными силами в регионе. В Таджикистане действует крупнейший сухопутный зарубежный военный объект РФ — 201-я военная база с контингентом в шесть—семь тысяч солдат. Также в Таджикистане (вблизи Нурека) расположена единственная зарубежная российская система контроля за космическим пространством.

В Кыргызстане во время визита президента Владимира Путина в 2023 году праздновали 20-летие российской 999-й авиационной базы (Кант). Авиабаза управляет другими российскими военными объектами в стране: 338-м узлом дальней связи ВМФ РФ в Чалдоваре (обеспечивает связь Главного штаба ВМФ с судами в Тихом и Индийском океанах); 954-й испытательной базой противолодочного вооружения ВМФ РФ (Каракол); двумя сейсмическими станциями, которые наблюдают за испытаниями и применением ядерного оружия во всем мире.

А в Казахстане действует радиотехнический узел, который наблюдает за движением баллистических ракет и космических объектов над территорией Азии. Помимо этого, Россия арендует в Казахстане космодром Байконур, а также более 8,6 миллиона гектаров в качестве полигонов, на территории которых постоянно присутствуют до тысячи российских военных.

Теневой гарант

Нет сомнений, что с точки зрения вопросов безопасности Россия — главный партнер для стран Центральной Азии. Однако это не значит, что сами страны региона не хотят диверсифицировать набор своих партнеров. Как не значит и то, что Китай просто полагается в этих вопросах на Россию.

Вопросы безопасности — фундаментально важное направление китайской внешней политики в Центральной Азии. На самом деле в 1990-х именно с них начинались отношения между КНР и странами региона, которые только-только обрели независимость. Само появление на границе с китайским Синьцзян-Уйгурским автономным районом (СУАР) пяти независимых государств, общества которых исторически, культурно, лингвистически и религиозно близки к уйгурам, стало новым фактором риска для стабильности политического режима КНР.

Как раз на конец XX — начало XXI века пришелся подъем движения за независимость Синьцзяна (или Восточного Туркестана). Пекину было важно подружиться с политическими режимами в Центральной Азии, чтобы перекрыть потенциальные каналы поддержки сепаратистских движений. В регионе, по разным данным, проживают до миллиона этнических уйгуров.

В 1994 году тогдашний премьер Госсовета КНР Ли Пэн совершил турне по всем странам Центральной Азии (кроме Таджикистана, где шла гражданская война) и везде говорил о важности борьбы против терроризма, экстремизма, сепаратизма. Позже это трансформировалось в устоявшийся термин «три силы зла» (三股势力), которые стали упоминаться практически в каждом совместном документе, откуда перекочевали в международные договоры по линии Шанхайской организации сотрудничества (ШОС).

Такая тактика оказалась успешной: молодые политические режимы центральноазиатских государств с авторитарными замашками с пониманием отнеслись к обеспокоенности Пекина. Известно даже, что первый президент Узбекистана Ислам Каримов лично передавал председателю КНР Цзян Цзэминю разведывательную информацию об уйгурских активистах.

Не без любимчиков

Центральная Азия важна для Китая еще по одной причине — как буферная зона между своей территорией и Афганистаном. Свою непротяженную границу с руководимой талибами страной КНР контролирует, однако Пекин беспокоил и беспокоит фактор Таджикистана — единственной страны региона, которая одновременно граничит и с Китаем, и с Афганистаном. Армия Таджикистана считается самой слабой в Центральной Азии, что вызывает дополнительную тревогу, учитывая протяженную (1,3 тысячи километров) гористую и трудно контролируемую границу с Афганистаном.

Таджикистан всегда отличался от остальных государств Центральной Азии — это не только единственное не тюркоязычное государство «пятерки», но и весьма нестабильное. Период независимости в стране начался с гражданской войны (1992–1997 годы). Хотя нынешний политический режим Эмомали Рахмона выглядит устойчивым, в стране наблюдаются опасные тенденции, причем как во внутренней, так и во внешней политике.

Так, в Таджикистане сравнительно высоки риски терроризма и местного радикализма. Печальное подтверждение этому — теракт 22 марта в Подмосковье, когда выходцы из Таджикистана, присягнувшие на верность террористической группировке ИГИЛ-Хорасан, расстреляли посетителей концертного комплекса «Крокус Сити Холл» и подожгли здание.

В силу этих причин Таджикистан стал основным объектом экспорта китайских услуг по обеспечению безопасности. Уровень присутствия силовых структур КНР там беспрецедентен не только по региональным, но и по мировым меркам. В Таджикистане (точнее, в Ваханском коридоре на границе с Афганистаном) расположены две базы Народной вооруженной милиции КНР (武警部队) — единственные в мире за пределами территории Китая.

Впрочем, сотрудничество по линии Народной вооруженной милиции активно развивается и с другими странами региона. Китайские силовики постоянно контактируют со своими коллегами и проводят двусторонние учения под говорящим названием «Сотрудничество» (合作). В 2019 году, например, Народная вооруженная милиция КНР провела отдельные учения с соответствующими силовыми ведомствами каждой из пяти центральноазиатских стран.

Учений — тьма

В общем, в области региональной безопасности Пекин сотрудничает со всеми странами Центральной Азии. Например, вооруженные силы Кыргызстана были первыми, с кем Народная освободительная армия Китая (НОАК, 中国人民解放军) провела двусторонние учения (это было в октябре 2002 года).

В сумме с 2002 года КНР провела с государствами региона 12 двусторонних учений (для сравнения: Россия — 21). В многостороннем формате (по линии ШОС) всего было 22 таких мероприятия с участием Китая и хотя бы одной страны Центральной Азии. При этом КНР использует ШОС для проведения и собственных многосторонних учений со странами региона без участия России (например, так было в 2011 году в китайском Кашгаре и в 2013-м — в казахстанском Шымкенте). В то же время Россия по линии ОДКБ провела с Центральной Азией более 50 учений.

РФ опережает Китай и по другому показателю: за последние 30 лет Москва отправила в Центральную Азию в шесть раз больше вооружений, чем Пекин. Объяснение лежит на поверхности: армии стран Центральной Азии унаследовали оружие от Советского Союза и его надо как-то поддерживать в рабочем состоянии. Тем не менее некоторые страны постепенно диверсифицируют поставщиков. К примеру, Узбекистан с 2014 года стал закупать больше (в денежном выражении) оружия в КНР, чем в России. А Туркменистан отошел от российско-китайской дуополии, наладив поставки из Турции.

Помимо прямого сотрудничества по линии военных и силовиков, вопросы безопасности регулярно обсуждаются гражданскими ведомствами КНР и стран Центральной Азии. В среднем ежегодно Китай проводит в таком формате около десяти двусторонних встреч по вопросам безопасности.

Своя роль есть и у негосударственных игроков: в регионе действуют китайские частные охранные компании. Особенно заметны они в Кыргызстане, где активизировались после теракта 2016 года в посольстве КНР.

Дальше — больше

Присутствие КНР в сфере безопасности стран Центральной Азии будет только расти. И тому есть несколько причин.

Соперничество / сотрудничество

Третья иллюзия, на которой строится представление о российско-китайском разделении труда в Центральной Азии, — это якобы тлеющая конкуренция между двумя державами. Согласно этой теории, конкуренция не будет перерастать в конфликт до тех пор, пока существует разделение труда.

С начала полномасштабной войны в Украине разговоров о том, что Китай вытесняет Россию из Центральной Азии, стало значительно больше. В этом ключе подавался первый после пандемии визит, который председатель КНР Си Цзиньпин совершил в Казахстан в сентябре 2022-го. В подтверждение приводили цитату китайского лидера о том, что его страна «твердо поддерживает Казахстан в деле защиты национальной независимости, суверенитета и территориальной целостности». Другое доказательство — первый саммит «Китай плюс Центральная Азия», прошедший в мае 2023 года в Сиане.

Однако, как мы уже разобрались, четкого разделения труда между Россией и Китаем в Центральной Азии нет. Россия все еще влиятельна в экономике, а Китай целенаправленно расширяет присутствие в сфере безопасности. Признаков конфликта между Москвой и Пекином тоже не видно. Наоборот, с каждым годом страны все больше сотрудничают друг с другом.

В первую очередь Россия и Китай сходятся в своих политических интересах в Центральной Азии. Владимир Путин называет «работу в третьих странах» важным направлением взаимодействия с Китаем и признает, что у Пекина есть право расширять свой зонтик безопасности.

Уже второй год подряд в заявлениях по итогам двусторонних российско-китайских переговоров на высшем уровне отдельно подчеркивается сотрудничество Москвы и Пекина в Центральной Азии.

В 2022 году после встречи Си и Путина в Пекине эта формулировка звучала так:

А в 2023-м в заявлении по итогам государственного визита Си Цзиньпина в Москву лидеры провозгласили:

Приоритет для обеих держав — поддерживать стабильность авторитарных режимов в Центральной Азии и не позволять им слишком сближаться со странами Запада (прежде всего с США). Все проблемные вопросы стороны решают по мере возникновения. Даже увеличение китайской активности в сфере безопасности, похоже, не особо тревожит Москву, потому что ее интересы совпадают с китайскими. Скорее всего, Москва рассматривает происходящее не как вызов, а как возможность разделить с Пекином бремя ответственности.

От слов к делу

На практике сотрудничество тоже видно. В сфере безопасности взаимодействие между Россией, Китаем и странами Центральной Азии в основном проходит по линии ШОС. Однако и вне этой организации существуют трехсторонние форматы сотрудничества — к примеру, китайские военные делегации посещают российские военные объекты в регионе.

В экономической сфере за последние два года самый очевидный пример косвенного взаимодействия Китая с Россией в центральноазиатском регионе — это бурный рост торговли «пятерки» с обеими соседними державами. Основная причина — война в Украине и антироссийские санкции. КНР официально не присоединилась к ограничительным мерам, но при этом их соблюдает.

Одновременно с этим Китай остается (со всеми мерами предосторожности) на российском рынке: увеличивает торговлю несанкционными товарами и поставляет подпадающую под рестрикции продукцию через третьи страны (в основном через государства ЕАЭС).

Масштабы экспорта Китая в Россию через Центральную Азию можно отследить, зеркально сравнив торговую статистику стран. Другое доказательство — растущие контейнерные перевозки из Китая транзитом через Казахстан. Также журналисты-расследователи в нескольких материалах доказали, что через Казахстан, Кыргызстан и Узбекистан в Россию попадают китайские товары двойного назначения. США уже вводили вторичные санкции против некоторых из замеченных в этом компаний.

Сотрудничество в сфере логистики иногда происходит и в обратную сторону — из Центральной Азии в Китай через Россию. Показательный кейс произошел в октябре 2021 года, когда во время энергокризиса в КНР провинция Чжэцзян впервые импортировала уголь из Казахстана. Было бы логичным доставить уголь по прямой железной дороге из Казахстана в КНР. Но маршрут «Каспийское море — Россия — Черное море — Суэцкий канал — Южно-Китайское море» оказался выгоднее.

Под влиянием санкций меняется и валютная конструкция торговли России со странами Центральной Азии. По данным аналитиков Европейского банка реконструкции и развития, в 2022 году Россия и Таджикистан в двусторонней торговле стали больше пользоваться китайским юанем.

Взаимодействуют в Центральной Азии и госкорпорации Китая и России. К примеру, совместное предприятие Казатомпрома и China General Nuclear Power Group (CGN, 中广核) производит топливные сборки для китайских реакторов из обогащенного урана, произведенного российско-казахстанским «Центром по обогащению урана.

Есть признаки сотрудничества и в традиционных сферах энергетики. Россия в этом году на 40% увеличила поставки нефти в Китай через Казахстан. Кроме того, Пекин косвенно получает выгоду от недавно подписанного Россией, Казахстаном и Узбекистаном соглашения о поставках газа, так как они гарантируют бесперебойную прокачку топлива из Центральной Азии в КНР.

Броуновское сотрудничество

Хотя Китай и Россия сотрудничают в Центральной Азии все глубже, институционализации этих процессов не происходит. Не стоит ждать, что Москва и Пекин для координации своих действий создадут какую-нибудь межправительственную комиссию.

Не возьмут на себя эту роль и существующие структуры вроде ШОС или ЕАЭС, сопряженного с китайской инициативой «Пояса и пути». ШОС с каждым новым расширением все больше теряет в эффективности и превращается в разговорный клуб, а идея сопряжения изначально возникла скорее из дипломатическо-символических соображений, нежели из практических потребностей.

Таким образом, в Центральной Азии Россия и Китай активно сотрудничают как по вопросам безопасности и поддержки стабильности местных режимов, так и в экономике (хотя в этой сфере координация является куда менее тесной и институционализированной). Даже если какое-то соперничество в регионе между Пекином и Москвой и существует, оно купируется значимостью для обеих стран собственно российско-китайских двусторонних отношений, особенно на фоне открытого противостояния России «коллективному Западу» и все более конфронтационного характера американо-китайского взаимодействия.

Учитывая возрастающую зависимость России от Китая, а также увеличивающуюся зависимость центральноазиатских элит от финансовых доходов из КНР, Пекин с годами будет все меньше нуждаться в российской помощи и все больше действовать в регионе без оглядки на Москву. Однако на текущем этапе превращение России в младшего партнера Китая ведет не к противостоянию в Центральной Азии, а напротив — к большему сотрудничеству.

Пекин не оставляет попыток вписаться в систему отношений элит Центральной Азии, которая не могла быть выстроена без участия России. Но заменить Москву он сможет, только когда (или если) полностью перестроит эту систему под себя. А это долгий процесс.

Пока же Пекин полагается на российское влияние в Центральной Азии. Показательным был саммит в Сиане, который многие эксперты и СМИ приводили в качестве доказательства китайских амбиций в регионе. Все надписи, официальные документы, соглашения, договоры, меморандумы на саммите были на двух языках — китайском и русском (а не на языках стран «пятерки»).

Даже во время двусторонних встреч все президенты и высокопоставленные чиновники стран Центральной Азии вынуждены общаться с китайскими коллегами на русском языке.

Сами себе подбрюшье

Главная причина, по которой теории о российско-китайской борьбе или разделении труда в Центральной Азии не в состоянии комплексно объяснить реальность, — отказ странам региона в субъектности. Многие наблюдатели исходят из того, что все важные решения за эти страны принимают крупные и влиятельные соседи.

В реальности же центральноазиатские государства никогда не были так самостоятельны, как сегодня, а общества в этих странах — насколько требовательны к своему руководству (в том числе в вопросах внешней политики).

Когда то или иное событие внутри региона или в отношениях одной из стран Центральной Азии с другими государствами объясняется «рукой» Китая или России — это заметное упрощение реального положения дел. Зачастую центральноазиатские страны занимают даже самые прокитайские или пророссийские позиции, исходя исключительно из своих прагматичных интересов.

К примеру, считается, что страны Центральной Азии несколько раз выражали поддержку китайской дискриминационной политике в Синьцзяне, потому что на них надавил Китай. Однако в реальности авторитарные режимы региона не критикуют Пекин в том числе и для того, чтобы косвенно не легитимизировать практику стран Запада диктовать уже им самим, какую внутреннюю политику проводить.

Другой пример — базы Народной вооруженной милиции в Таджикистане. Они появились там не под давлением со стороны Пекина. В Душанбе понимают: сколь бы надежен ни был союз с Россией, нужно иметь несколько партнеров, и Китай — главный кандидат на роль второго важного союзника. Кстати, с Таджикистаном по вопросам безопасности так или иначе сотрудничают и Индия, и Иран, и даже некоторые члены НАТО.

Конечно, роль и место Пекина в регионе становятся все важнее. И это говорит не только о росте амбиций и мощи КНР, но и о том, что государства Центральной Азии успешно отходят от российской монополии на влияние. Странам Центральной Азии, зажатым в глубине Евразийского континента без выхода к морю, невыгодно, чтобы один влиятельный сосед вытеснял другого. Поэтому все они стремятся по максимуму диверсифицировать связи с внешним миром. И Россия с Китаем для них в этом смысле одинаково важны.

До сих пор все пять государств региона вполне справляются и с растущим Китаем, и с воинственной Россией, и с углубляющимся расколом между этими двумя соседями с одной стороны и Западом — с другой.