«Мама и отец Алексея держались за руки» Тысячи людей в Москве пришли проститься с Навальным к храму в Марьино. Вот рассказ девушки, которой удалось попасть на богослужение

В Москве простились с Алексеем Навальным. Тысячи людей собрались у церкви иконы Божией Матери «Утоли моя печали» в Марьино, где проходило отпевание, и рядом с Борисовским кладбищем, где похоронили политика. Полиция заранее оцепила территорию церкви металлическими ограждениями, попасть на богослужение смогли лишь немногие. «Медуза» поговорила с одним из тех, кому это удалось.

Когда я только узнала об этом [гибели Алексея Навального], во мне было очень много ярости, очень много злости. Меня разрушало чувство несправедливости. Я не понимала, как можно — вот так. Как возможна такая несправедливость на глазах у всего мира? Я была жутко зла, и мне нужно было что-то сделать с этим чувством, как-то его выразить. [Сегодня мое] общее состояние — крайне тяжелое. Не знаю, как описать — чувство горя, большой утраты. Мне очень страшно. 

У меня была цель — пройти в храм [иконы Божией Матери «Утоли моя печали» на отпевание]. Я поехала туда рано, часов в девять-десять утра. Около метро было очень много людей. Были полицейские, машины связи, автобусы. Когда я подходила к храму, параллельно со мной шли омоновцы. Их было очень много и у храма. На входе поставили заграждение, а у ворот — металлоискатели. Всех досматривали и снимали на камеру.

Когда я вошла в храм, там проходила пятничная служба. На ней было человек 30–40. Рядом со мной стояли женщины, которые выглядели как прихожанки. Я слышала, как они перешептываются, что народу сегодня много. Чувствовалось, что это не обычный день. [Среди прихожан] были странные люди — например, компания молодых людей, как мне показалось, из какой-то провластной организации: они кучковались, не молились и не крестились, просто стояли и беседовали между собой. Не знаю, зачем они пришли. По разговору женщин рядом я поняла, что служба сильно затянулась. Она завершилась где-то за час до начала отпевания [Навального].

Около 12 дня пришли мама Юлии Навальной и, как я поняла, еще одна родственница Алексея. Видимо, к тому времени проход в церковь ужесточили. Потому что маме Юлии пришлось показывать паспорт, чтобы доказать, что она действительно родственница.

В какой-то момент людей стало меньше: прихожане, которые обычно посещают службу, стали уходить — остались те, кто пришел на отпевание. Внутрь храма вошли полицейские в форме и стали выгонять людей. Все равно, что ты делаешь, кто ты — просто выходи и все. Манеры у полицейских были достаточно жесткие. Одна женщина начала сопротивляться, цепляться руками за дверь, и они ее прямо выталкивали. В этот момент на улице включили сирену. Со мной рядом молодой человек читал молитву. Это гудение и молитва одновременно — что-то очень дикое.

Я не стала выходить, потому что боялась, что снова не зайду, — и присела к родственницам Алексея. Мы с ними чуть-чуть побеседовали. Я узнала, что храм для прощания выбрали не случайно. Алексей был в нем прихожанином, посещал его. В этом храме они [Навальные] крестили сына Захара. Поэтому батюшка согласился провести отпевание.

На церемонию пустили 70–100 человек, хотя церковь может вместить больше. Гроб был открытый. Алексей выглядел очень худым. Люди подходили, клали цветы в гроб. Некоторые плакали, держали свечи, молились. Резких эмоций, криков, истерик не было. Только одна девушка сильно рыдала, но ее быстро успокоили, сказали: «Давайте не будем мешать, будем соблюдать тишину». Было видно, что пришедшие скорбят. Иногда в храме было слышно, как люди на улице скандируют «Навальный!», — это было до мурашек. 

Родители Алексея и мама Юлии сидели на скамеечке [рядом с гробом]. Все время, когда не нужно было креститься, мама и отец Алексея держались за руки.

Мне сложно говорить про эмоции людей, которые хоронят своего ребенка… Когда обряд закончился, к маме Алексея стали подходить люди и говорить: «Спасибо вам за сына».