разбор

75 тысяч погибших российских солдат 120 смертей в день — вот цена, которую платит Россия за нападение на соседнюю страну. Новое большое исследование «Медузы» и «Медиазоны» о потерях

Источник: Meduza

На протяжении двух лет вторжения потери оставались одним из главных табу для обсуждения внутри России. Дискуссия запрещена даже в лагере сторонников войны: в феврале после травли со стороны пропагандистов из окружения Владимира Соловьева, по всей видимости, покончил с собой «военкор» Андрей Морозов — его принуждали удалить пост о безвозвратных потерях при захвате Авдеевки. На этом фоне кажется особенно важным рассказывать россиянам о той страшной цене, которую страна платит за агрессию, развязанную от ее имени. Вместе с нашими коллегами из «Медиазоны» и исследователем избыточной смертности Дмитрием Кобаком летом 2023 года мы нашли наиболее достоверный способ подсчета потерь. На базе данных Реестра наследственных дел (РНД), статистики Росстата и поименного списка погибших военнослужащих, который «Медиазона» составляет совместно с «Русской службой Би-би-си», мы тогда оценили число погибших в Украине российских военных в 47 тысяч человек.

Перед вами — вторая часть нашего исследования, на этот раз охватывающая период почти в два года, с 24 февраля 2022-го по конец 2023-го. Оценка числа погибших за этот отрезок — 75 тысяч человек. И темп потерь не спадает.

В этом материале мы не будем так подробно, как в первый раз, останавливаться на описании методологии исследования (предлагаем всем интересующимся изучить июльскую статью). Мы расскажем об основных выводах нового исследования, ответим на самые популярные вопросы к работе, а также попытаемся оценить потери украинской стороны. В этом случае, к сожалению, у нас нет таких же надежных источников данных.

Главные выводы нового исследования

Ответы на главные вопросы к исследованию

Почему нужно доверять вашей оценке, а не публикациям западных СМИ или источникам в американской разведке?

Наша оценка основана на объективных данных, которые проанализированы прозрачным образом. При желании ее можно перепроверить и воспроизвести самостоятельно. В нашем распоряжении — десятки миллионов записей в Реестре наследственных дел и десятки тысяч свидетельств смерти российских военных: фотографии могил, новости о прощаниях, некрологи в соцсетях. Эти данные невозможно сфальсифицировать. Более того — те изменения, что мы наблюдаем в РНД, невозможно объяснить иначе, чем резким ростом смертности среди молодых мужчин в России.

Взгляните на график выше, где отображен крайне простой, никак не обработанный показатель — суммарное число наследственных дел, заведенных в неделю на мужчин и женщин в возрасте от 20 до 24 лет, по дате смерти, указанной в наследственном деле. Резкий рост умерших в начале войны (среди тех мужчин, на кого открыты наследственные дела) нельзя объяснить чем-то, кроме военных потерь. Для женщин в этот момент вообще ничего не меняется. Это полностью соответствует тому, что мы знаем о характере потерь из всех других источников. С российской стороны (в отличие от украинской) женщин среди погибших фактически нет — есть лишь четыре исключения из 44 тысяч достоверно известных погибших (по базе «Медиазоны» и «Би-би-си»).

А вы не слишком усложняете? Не проще ли просто брать число подтвержденных погибших из поименного списка «Медиазоны» и «Би-би-си» и умножать его на два?

Количество подтвержденных смертей, умноженное на два, — действительно хороший грубый показатель истинного числа погибших. Однако нужно понимать, что он не постоянен во времени и не позволяет правильно оценить количество погибших в разных группах — возрастных когортах и тех или иных родах войск. Кроме того, правило «умножить на два» не позволяет оценить погрешность, с которой на самом деле нам известен масштаб потерь. Мы считаем потери в войне темой насколько важной, что она достойна более точного и серьезного подхода к исследованию.

Вы опираетесь на поименные списки погибших — но туда попадают лишь люди, у которых есть родственники и социальные связи. А про тысячи сирот и людей без семьи и собственности вам просто ничего не известно

Подобное возражение могло бы быть важным аргументом в пользу того, что мы на самом деле не знаем о том, какую пропорцию «известные» погибшие составляют от общего числа потерь. Можно представить себе сильно утрированную ситуацию, когда все погибшие делятся на два класса: «социальные» и «асоциальные». О первых пишут в соцсетях, их родственники обращаются за наследством; вторые никогда не упоминаются в открытых публикациях, и у них нет наследства, они не попадают в РНД. В таком случае действительно можно было бы утверждать, что мы не можем исключить существование значительной группы погибших, о которых ничего не известно.

То, что это не так, позволяет установить простой тест: можно сравнить доли попавших в РНД среди тех погибших, кто был найден волонтерами через интернет-публикации и по снимкам с кладбищ. В последнем случае попадание человека в базу данных «Медиазоны» и «Би-би-си» никак не зависит от социального положения и материального состояния человека. Такое сравнение двух групп погибших говорит о том, что доли оставивших наследство почти не отличаются, а значит, гипотезу о существовании значительной группы погибших, которые «недопредставлены» одновременно и в поименных списках, и в РНД, можно отвергнуть.

Мы были рядом с вами каждый день этой войны — и в этом страшном феврале. И мы будем с вами

Но нам нужна ваша помощь, и это срочно. Мы обращаемся прежде всего к нашим читателям, живущим не в России. Пожалуйста, поддержите «Медузу» — для себя и для всех, кто читает ее внутри страны.

Как по данным Реестра узнать количество погибших на войне — разве там есть такая информация?

В Реестре наследственных дел нет информации о причине или месте смерти, там нет даже пола человека (хотя его несложно установить по ФИО). Главное, что дает информация о наследственных делах, — это их общее число на любую дату смерти. Зная исторические тренды, можно рассчитать число избыточных наследственных дел, которые появились с начала войны, аналогично тому, как демографы считают избыточные смерти при изучении, например, последствий ковида в разных странах. Главное отличие заключается в том, что из РНД мы получаем избыточные дела, а не смерти, — и нужно еще постараться, чтобы понять, какое количество смертей приходится на одно наследственное дело.

Мы используем для этого сопоставление поименного списка погибших и записей реестра. Из этого сопоставления мы знаем, на какую долю известных погибших открываются наследственные дела. Принимая допущение, что открытие или неоткрытие наследственного дела никак не зависит от того, стало известно о погибшем или нет (напомним, мы не видим значимой разницы в этих долях для найденных по разным источникам), мы можем рассчитать коэффициент перевода дел в смерти. Делается это отдельно для каждой возрастной группы.

Наконец, в расчете есть дополнительное усложнение, которое связано с изменением социального состава и принадлежности воюющих к разным подразделениям. Использовать коэффициенты перевода дел в смерти, посчитанные на кадровых военных, было бы неверно, если речь идет о бывших заключенных, мобилизованных или бойцах ЧВК Вагнера. Мы учитываем эти различия специальным образом, используя для этого подход «случай — контроль», то есть подбирая каждому известному члену данной группы наиболее похожего на него представителя контрольной группы и рассчитывая коэффициент, отражающий отношение вероятностей того, что на представителя группы заведут наследственное дело. Это позволяет установить истинное число погибших независимо от того, как сильно меняется их социальный состав.

Многие идут к нотариусу не сразу, а спустя месяцы после смерти. Как тогда вы можете знать, сколько погибло человек на конец 2023 года?

Мы это учитываем. Имея десятки миллионов наследственных дел за многие годы, мы знаем, с какой вероятностью на какой день после смерти человека обычно заводится наследственное дело. Используя теорему Байеса об условных вероятностях, мы можем восстановить картину распределения наследственных дел, «как если бы» полгода, отведенные на открытие наследственного дела (без суда), уже прошли. Если говорить о самых последних смертях, когда дата смерти очень близка ко времени исследования, то открытых за это время наследственных дел действительно становится слишком мало. Такая компенсация перестает работать — поэтому в расчетах мы исключаем ближайший период из общей оценки. И поэтому в этом тексте представлено число смертей только на 1 января 2024 года.

Можете объяснить просто, как устроен ваш расчет? Ну, насколько это возможно

Для примера можно взять наследственные дела, заведенные на молодых мужчин в возрасте 20–24 года, которые умерли на 10-й неделе 2022-го (c 7 по 13 марта). Если брать только тех из них, для кого задержка между датой смерти и датой акта о смерти превышала 13 дней (почему именно столько, объясним ниже), то в базе найдется 63 дела (если на одного человека открыто несколько дел, мы оставляем самое первое). Учитывая, что мы можем не знать о некотором количестве дел, которые будут открыты на умерших в будущие годы (см. ответ на предыдущий вопрос), можно ожидать, что на конкретной неделе в конкретной возрастной группе мы имеем 65,2 дела.

Модель линейной регрессии, которая учитывает многолетние и сезонные тренды, а также количество дел, открытых на женщин в эту неделю, предсказывает, что до войны мы могли бы ожидать лишь 2,8 таких дела в эту неделю. Значит, в реальности мы имеем дело с 65,2 − 2,8 = 62,4 избыточного дела в этой группе. Из анализа поименного списка погибших мы знаем, что на смерти с задержкой в 13 и более дней приходится ровно половина погибших (это медианное значение задержки). Значит, общее число дел среди таких же погибших на войне должно быть вдвое больше — 126 человек. И можно отметить отдельно, что использование информации о задержках для молодых мужчин почти ничего не меняет в итоговых значениях, так как фоновая смертность для них очень низка и стабильна и легко устраняется. А для старших возрастных групп, где доля военных смертей от общего числа уже невелика, учет задержки позволяет снизить «шум» от не связанных с войной смертей — прежде всего ковидных.

Из того же поименного списка мы знаем, что в группе 20–24 лишь на 63% погибших в итоге открывают наследственные дела, а значит, 126 открытых дел превращаются в 126 × (1 / 0,63) = 200,3 реальной смерти. Значение верно, если погибшие на этой неделе на 100% состояли из кадровых военных: последние составляют контрольную группу, на которой посчитаны коэффициенты перевода дел в смерти. Судя по поименным спискам, на 10-й неделе 2022 года это действительно было так, поэтому финальное значение числа погибших таким и останется. Однако в некоторые периоды войны доли, например, заключенных составляли до половины погибших — их нужно учесть, применив коэффициенты, отражающие разную вероятность попадания в РНД.

Какие допущения использованы в вашей работе?

Их множество. Например, мы исходим из того, что динамика открытия дел после смерти не изменилась после начала войны (мы знаем, что за последние годы она не менялась). Мы также допускаем, что медианное время задержки между смертью и актом о смерти не отличается для всех погибших военных и для тех из них, чьи имена стали известны. Что вероятность открытия наследственного дела для представителей одной и той же группы и возраста не изменилась со временем. Эти предположения кажутся нам разумными, но это то, из чего мы исходим, — а не то, что можем проверить экспериментально.

Какое место в анализе самое слабое?

Во-первых, мы не можем сказать ничего определенного ни о раненых, ни о пропавших без вести. Всегда можно предположить, что существует большое число людей, которые были брошены на поле боя и так и не попали ни в поименные списки, ни в РНД. Наше исследование не может опровергнуть такую спекуляцию, однако она сама по себе подразумевает, что у пропавших без вести либо вовсе не было родственников, либо те почему-то решили не вспоминать о своих близких и не обращаться за оформлением актов о смерти, необходимых для получения (довольно значительных) выплат. В апреле 2023 года Госдума приняла закон, позволяющий признать пропавшего военнослужащего погибшим в ускоренном и упрощенном порядке — даже если его тело так никогда и не будет обнаружено.

Если бы за время войны накопились десятки тысяч дел о пропавших без вести, после принятия закона следовало бы ждать всплеска судебных дел о признании людей «безвестно отсутствующими» или сразу погибшими. Но мониторинг показывает, что никакого всплеска в 2023-м не было (равно как и в 2022-м, когда война уже шла, но действовали еще старые законы о пропавших без вести).

Во-вторых, наши итоговые оценки имеют довольно большой разброс между ожидаемыми минимальными и максимальными значениями. Они связаны прежде всего с довольно «шумными» (неточными) коэффициентами перевода избыточных кейсов в смерти, которые мы установили на основе выборки ранних погибших. В будущем мы планируем повысить эту точность.

В-третьих, мы не учитываем влияние смертей, связанных с эпидемией ВИЧ в России. Как показали Дмитрий Кобак и соавторы в недавней работе, учет этих смертей способен значительно (примерно на 15%) снизить оценку погибших от боевых действий. Смерти, связанные с эпидемией ВИЧ, имеют сложную динамику, и их трудно учесть с помощью линейной регрессии и соотношения женских и мужских смертей. Мы не смогли учесть это в наших расчетах, поскольку данные о ВИЧ основаны на общей, а не «поздней» смертности (то есть случаях, когда дата смерти и акта о смерти значительно отличаются): распределение связанных с ВИЧ смертей по этому показателю неизвестно. В предельном случае (когда все ВИЧ-смерти неотличимы от военных смертей) этот фактор может снизить оценку погибших максимум на те же 15%. Однако такое предположение мы находим плохо обоснованным.

Что изменилось с момента публикации текста о 47 тысячах погибших в середине 2023 года?

Главное изменение — это новые данные о погибших за прошедшее время. Главное методическое нововведение — учет задержки между смертью и актом о смерти, который позволил существенно улучшить точность прежде всего в старших возрастных группах.

В результатах нашего первого исследования можно заметить, что между избыточной смертностью, посчитанной по РНД и по суммарным данным о смертности Росстата, есть существенные отличия именно в старших возрастных группах: от 40 до 44 и от 45 до 49 лет. Это объясняется значительной смертностью от ковида, которая затронула эти группы и не вполне может быть компенсирована использованием соотношения мужской и женской смертности.

Мне хочется погрузиться в детали и воспроизвести исследование. Что делать?

Прочитайте наше предыдущее исследование, где мы очень подробно обсуждаем детали метода и все его ограничения. Кроме того, мы публикуем Jupyter-ноутбук, в котором приведены все использованные расчеты. Если вы исследователь и вам нужны сырые данные, использованные в статье, напишите нам письмо по адресу requests@meduza.io.

Потери украинской стороны: попытка оценки

После публикации нашего исследования в июле 2023 года мы получили множество обращений (в основном, вероятно, от прокремлевских ботов) с призывом так же тщательно подсчитать украинские потери. К сожалению, мы не можем сделать это с высокой точностью: недостаточно данных. Но составить общее представление о соотношении военных потерь Украины и России все же можно.

Какие есть данные по потерям Украины?

Существует несколько проектов, которые заявляют, что ведут подсчет украинских потерь по открытым источникам.

Чтобы проверить базу UALosses, мы взяли из нее выборку в 400 случайных записей. Этого достаточно: по такому количеству мы с вероятностью 95% (плюс-минус 5% на погрешность) можем судить обо всех 42 тысячах.

Каждую из 400 записей мы проверили вручную, чтобы понять, есть ли в карточке ссылка на источник и действительно ли в источнике говорится о гибели именно этого человека. В итоге мы сочли базу надежной: все 400 записей имели работающие ссылки; 385 карточек (то есть 96%) ссылались на украинские источники (СМИ, репортажи с похорон, сообщения местных властей, мемориальные проекты); 14 записей были основаны только на данных с сайта Lostarmour и подтверждений им в открытых источниках найти не удалось. Еще один человек из выборки оказался погибшим мирным жителем.

Кроме того, мы нашли в списках UALosses 200–500 дублей (повторяющихся записей) — включая ложные срабатывания на однофамильцев и тезок. Но эти ошибки не влияют на репрезентативность всей базы потерь, собранных проектом, — с учетом того, что мы сравниваем не общее число погибших, а понедельные потери.

Помимо достоверности, главный вопрос к такой базе — это ее полнота. Оценить этот критерий (то есть отношение к реальному числу погибших) невозможно — для этого нет данных. Тем не менее мы полагаем, что полнота украинской базы даже выше, чем аналогичной российской (от «Медиазоны» и «Би-би-си»), по нескольким причинам:

То есть подробность и качество украинских источников в среднем выше, чем в России: российским регионам запрещают слишком подробно отчитываться о потерях, а один из главных источников данных — это личные записи «ВКонтакте», которые часто скупы на детали.

Еще одно важное отличие в смысле полноты списков потерь России и Украины — соотношение пропавших без вести.

И какие выводы можно сделать из доступных украинских данных?

Учитывая все нюансы, мы можем сравнить базу «Медиазоны» и «Би-би-си» с базой UALosses, что позволит очень грубо соотнести потери двух армий.

На протяжении всей войны число погибших, попавших в российский и украинский списки, было примерно равным. Это, конечно, не значит, что и реальные потери двух армий были равны. Степень полноты (соотношение погибших, найденных в открытых источниках, к общим потерям убитыми) для Украины неизвестна. Однако для России благодаря нашему исследованию базы РНД мы знаем это соотношение достаточно точно: в среднем на каждое упоминание в открытых источниках приходится 1,8–2 погибших (при этом нужно помнить, что выявленное нами число погибших российских военных не включает в себя украинских граждан, воюющих в соединениях бывшей «народной милиции ЛНР и ДНР», и прочих коллаборационистов).

Предположим невероятный вариант, в котором база данных UALosses абсолютно полна, то есть в нее попадают все потери украинских сил. В этом случае соотношение военных потерь России и Украины составляет 1,8–2 к 1. Это максимально возможная оценка «сверху» в пользу Украины. Соответственно, соотношение, представленное недавно Владимиром Зеленским в интервью Fox News — 5 к 1 в пользу Украины, — выглядит явно завышенным.

В случае, если в открытый доступ в Украине попадает такая же доля убитых, что и в России, потери обеих сторон будут примерно равны. Оценка же «снизу» может быть любой: так, в случае если в Украине публичной становится лишь одна смерть военного из 10, соотношение потерь будет 5 к 1 в пользу России.

Повторимся: нам такие оценки снизу кажутся совершенно невероятными: в Украине нет ограничений на публикацию некрологов и посмертных наградных листов, а доступные данные о погибших кажутся существенно более полными, чем в России.

Вероятно, реальное соотношение потерь лежит в диапазоне от 1 к 1 до 2 к 1 в пользу Украины. А если учесть погибших граждан Украины, воюющих на стороне России, это соотношение будет еще хуже для российских сил.

Это соотношение не меняется со временем?

Как правило (но не всегда), в нынешней войне бо́льшие потери несет сторона, ведущая наступление. При этом по графику, представленному выше, хорошо видно, что во время активных боевых действий растут потери не только атакующей армии, но и обороняющейся. Так было во время летнего наступления ВСУ — на него приходится и локальный пик потерь ВС РФ. Потери же ВСУ существенно выросли прошедшей осенью и зимой, когда украинская армия безуспешно пыталась удержать Авдеевку — и более успешно отражала российское наступление на других фронтах.

Так было и во время главного сражения 2023 года — битвы за Бахмут. Западные военные эксперты считают, что во время «бахмутской мясорубки» потери российских сил были в четыре раза больше украинских. Проблема для ВСУ состояла в том, что большую часть убитых со стороны России составили бывшие заключенные, которые подписывали полугодовые контракты с ЧВК Вагнера. Это была плохо обученная армия непостоянного состава. Со стороны же Украины потери несли лучшие кадровые подразделения. Это привело к тому, что ВСУ истощили силы в обороне в неблагоприятных условиях (в полуокружении в городе, находящемся в низине).

Доступные нам данные позволяют грубо оценить реальное соотношение потерь в этой битве. Согласно нашему исследованию, всего с начала битвы (можно считать, что она началась в июле 2022 года, когда ЧВК Вагнера захватила Углегорскую ТЭС к югу от Бахмута и начала продвижение к городу) и до падения города в мае погибли примерно 15 700 бывших заключенных (диапазон — от 13 900 до 18 400 человек) и 5900 наемников ЧВК (диапазон — от 5200 до 6850).

Правда, в битве участвовали и другие российские силы — два десантных полка, одна бригада 3-го армейского корпуса и части бывшей «народной милиции ЛНР», — однако они были задействованы в основном на флангах и в тылу группировки ЧВК и редко участвовали в штурмовых действиях. При этом заключенные на последнем этапе битвы гибли не только под Бахмутом: с февраля 2023 года их активно вербует не ЧВК, а Министерство обороны РФ. Но для грубых расчетов этими тонкостями можно пренебречь. Таким образом, общие потери российских сил в сражении под Бахмутом и Соледаром можно оценить в 21 тысячу человек (точнее — от 19 100 до 25 250). При этом в базе «Медиазоны» и «Би-би-си» числятся лишь 9500 человек, которых можно причислить к погибшим под Бахмутом (это заключенные, наемники ЧВК и люди, у которых явно обозначено место смерти «Бахмут»). И это не удивительно: согласно нашему исследованию, смерть заключенных и наемников намного реже попадает в соцсети, официальные некрологи и на таблички на мемориальных кладбищах, нежели смерть кадровых военных.

За этот же период были опубликованы данные 4557 погибших украинских военных, у которых местом смерти значился Бахмутский район Донецкой области. К ним нужно прибавить неясное число погибших, у которых не обозначено место смерти (в украинских базах таких потерь немного по сравнению с российскими). Кроме того, нужно помнить, что база UALosses не охватывает все реальные потери. В случае если бы в нее попадали все погибшие, соотношение потерь под Бахмутом было бы 4,6 к 1 в пользу ВСУ; если же публичными становятся лишь половина смертей, соотношение будет 2,3 к 1.

В любом случае можно согласиться с западными экспертами: зимой и весной 2023 года ВСУ понесли до половины всех потерь за тот период, защищая именно Бахмут. Россия же там в основном теряла заключенных, которые через несколько месяцев в любом случае покинули бы зону боевых действий после окончания полугодового контракта.

Высокие потери, очевидно, мешают обеим армиям накопить силы для решающего удара: они просто не успевают набрать и обучить новые соединения в необходимом количестве. Вечный дефицит опытных кадров (в российской армии за два года почти полностью сменился кадровый состав) — одна из важнейших причин того, что в войне больше не случаются прорывы, а войска оказались не способны к маневру.

Для того чтобы победить в войне на истощение, Украине необходимо не только наносить потери российской армии, но и постараться снизить потери собственные. Это едва ли возможно без того, чтобы не только временно перейти к обороне и создать мощные оборонительные рубежи, но и избегать борьбы в неблагоприятных условиях — таких, с какими ВСУ столкнулись в полуокруженных Бахмуте и Авдеевке. Пусть отказ от обороны в таких случаях и сопряжен с болезненной сдачей территорий.