истории

«Я понял, что эту тему лучше не поднимать» Фигурант дела «Сети» Максим Иванкин выступил в суде по делу об убийстве Екатерины Левченко и Артема Дорофеева. Вот его показания

Источник: Meduza

С начала февраля 2023 года в Рязанском областном суде присяжные рассматривают дело об убийстве 19-летней Екатерины Левченко и 21-летнего Артема Дорофеева. Они пропали весной 2017-го в Пензе, осенью того же года тело Дорофеева нашли в лесу в Рязанской области. О местонахождении Левченко долго не было ничего известно. Однако в конце февраля 2020-го в причастности к убийству Екатерины и Артема признался Алексей Полтавец — находящийся за пределами России фигурант дела «Сети», одного из главных политических процессов последних лет (его фигуранты дали признательные показания под пытками). Также Полтавец указал на место захоронения Левченко. В разговоре с журналистами «Медузы» он утверждал, что совершил убийство вместе с Максимом Иванкиным — другим обвиняемым по делу «Сети», получившим 13 лет колонии. Сам Иванкин публично не комментировал обвинение: он признался в совершении убийства следствию, но затем отказался от показаний, заявив, что его пытали. 7 ноября 2023-го он впервые представил свою позицию перед присяжными. «Медуза» изучила аудиозапись этого заседания и приводит главное из показаний Иванкина.

Цитаты ниже приведены не дословно. Мы незначительно отредактировали их, чтобы облегчить чтение.

О дружбе с убитыми

С Артемом Дорофеевым мы познакомились в 2010 году, на подготовительных курсах в Пензенский торгово-экономический колледж. После поступления Артем стал общаться с [будущим фигурантом дела «Сети»] Михаилом Кульковым. Так сложилась наша компания. 

Примерно в 2012 году я увлекся «субкультурными взглядами» и политикой, занимался различным социальным активизмом, познакомился с некоторыми другими фигурантами «Сети» (ни Кулькову, ни Дорофееву это не было интересно). Примерно в тот же период я увлекся страйкболом (Кулькова и Дорофеева эта игра также не интересовала). [Впрочем], к окончанию колледжа я отдалился от субкультур и сосредоточился на учебе. 

Примерно летом 2016-го Дорофеев познакомил меня со своей девушкой Катей Левченко. Мы с ней иногда виделись в присутствии Артема, общались очень хорошо. Начиная с осени мы встречались только на съемной квартире Артема — на улице Попова [в микрорайоне Западная Поляна в Пензе]. Иногда к Артему приходили его друзья, Катя был нелюдимой, поэтому в такие моменты мы обычно оставались с ней вдвоем. 

Я занимался на стрельбище в районе Западной Поляны и пару раз после этого заходил в квартиру к Артему. Катя просила меня сводить ее пострелять. Один раз мы с ней и Артемом ходили на стрельбище. Катя была очень рада. 

Я доверял целиком и полностью Кате, Артему, Мише, поэтому раза два-три оставлял у них свое оружие. Например, в случаях, когда мне надо было идти на работу. Но обычно оружие хранилось у меня дома, в сейфе. 

О задержании по делу о наркотиках

Зимой 2016-го или 2017-го в Пензе появился человек, который мне представился как Алексей Малой. Тогда я знал только, что он из Сибири и в Пензе проездом. В дальнейшем мне стало известно, что это Алексей Полтавец. 

В конце марта 2017-го было мое первое задержание — по статье 228. Полтавец [тогда] позвал меня погулять. Я согласился, хотя не знал, о чем с ним общаться. К нам присоединился Кульков. В таком составе мы оказались впервые. В тот день я ходил пострелять из ружья — я не хотел таскаться по городу с оружием, поэтому оставил его в квартире Артема (он и Катя остались в квартире).

Во время прогулки я узнал, что у Миши Кулькова был при себе «вес», то есть наркотики. Мы немного повздорили на этой почве, потому что у меня в целом так себе отношение к этому. Я несколько раз пробовал наркотики.

Миша сказал: «Не гони, все нормально будет». Но я переживал. У Миши зрение было похуже, чем у меня, — он подолгу стоял у домов, где делал закладки. Меня это раздражало, поэтому я ему подсказывал адреса — это осталось на диктофонной записи на его телефоне [и потом стало основанием для обвинений]. Но я подсказывал адрес не для того, чтобы совершить преступление, а чтобы Миша поскорее закончил с этим занятием. 

Вскоре подъехала патрульная машина, нас задержали. Со стороны сотрудников не было ни угроз, ни насилия. Я полностью признал вину. Через день или два узнал, что сотрудники собираются ехать на квартиру к Артему, — и вспомнил, что там лежит мое оружие. Объяснил оперативнику ситуацию и показал разрешение на оружие. Больше я это оружие не видел (отвечая на вопросы Татьяны Левченко и судьи, Максим Иванкин добавил, что оставил в квартире на улице Попова обе «Сайги», которые ему принадлежали, — прим. «Медузы»). 

Кулькова отправили под домашний арест. Мне назначили подписку о невыезде. Полтавец был в статусе свидетеля. 

О побеге из Пензы

Вместе с Полтавцом меня отвезли в пригород, к моим родителям. Я решил бежать. Это самое глупое решение в моей жизни. [До этого] я признал вину по 228-й статье, хотя не считал, что мои действия преступные.

Я испугался срока, испугался ответственности за преступление, которое по факту даже не совершал. Попросил у родителей денег. Взял травматический пистолет, от которого впоследствии избавился в Москве.

Вместе с Алексеем мы поехали в центр города. Он сказал, что тоже отправится в бега, — по его словам, он опасался, что ему тоже могут предъявить обвинения по 228-й статье. На этом мы с ним разошлись. Примерно 20 дней, может, побольше, я проживал у одного человека. Его имя я называть не буду.

В конце апреля я увидел, что Кульков онлайн. Он сказал, что тоже хочет бежать. Я поехал в Москву автостопом, по федеральной трассе М-5 [«Урал»]. Через день, я точно не помню, туда приехал Кульков. В Рязани я в то время не останавливался — у меня там ни знакомых, ни друзей, никого. С Артемом и Катей после побега больше не общался (Кульков говорил, что они не появлялись онлайн).  

В Москве мы с Кульковым подрабатывали на стройках и жили на разных съемных квартирах. Где именно, сейчас сказать затрудняюсь, потому что плохо ориентируюсь в Москве. У кого снимали — тоже не помню. В какой-то момент познакомились с Ольгой Печуриной, но никогда у нее не жили.

Из интернета я узнал о деле «Сети» и задержании по нему нескольких моих знакомых, в том числе Дмитрия Пчелинцева, с которым я подрабатывал в кафе в 2016–2017 годах. А еще через время узнал, что и меня относят к этому делу. 5 июля 2018 года меня и Кулькова задержали в Москве — и доставили в Пензу.

О показаниях Полтавца и свидетелей обвинения

С Алексеем Полтавцом у нас были нейтральные отношения. Но он меня оговорил, чтобы получить политическое убежище (Полтавец бежал из России в Украину, его местонахождение сейчас неизвестно, — прим. «Медузы»).

По этой же причине он «приписал» себя к делу «Сети», сказав, что он — Борис. Он никогда не представлялся мне Борисом, при мне его так никто не называл. Но во время одной из игр по страйкболу я познакомился с неким Борисом из Москвы. А когда был в заключении, мне показывали его фотографию — по версии следствия, он тоже относится к делу «Сети».

Я думаю, что Полтавец оговорил именно меня, потому что знал, что я был в бегах во время исчезновения Левченко и Дорофеева (Иванкин отказался отвечать на дальнейшие вопросы о возможных мотивах Полтавца, сославшись на 51-ю статью Конституции, — прим. «Медузы»).

[Еще один свидетель обвинения], Илья Хесин, говорил суду, что никогда со мной не общался. Но [когда я был в Москве], со мной, кажется, в телеграме связался человек, представившийся Валерием. Он назвался госслужащим и предложил помощь по выезду за границу. Я не стал с ним общаться, но Валерий вновь связался со мной, когда я был в пензенском СИЗО, и сказал, что входит в группу поддержки фигурантов «Сети». Позже я выяснил, что это Илья Хесин. 

В 2016–2017 годах я не общался с Ильей Шакурским, [еще одним фигурантом дела «Сети»]. Он не был мне другом и вообще не был мне интересен. Его слова в суде о том, что он и Виктория Фролова весной 2017 года подвозили меня и Полтавца в Рязань, — оговор. Я уверен, что Шакурский пошел на это, потому что после статьи «Медузы» группа поддержки грозилась лишить его финансирования. А он, как и я, человек из небогатой семьи, деревенской. К тому же после провокации, то есть статьи «Медузы», Шакурский сразу от меня отвернулся. Думаю, он боялся запачкаться: в статье «Медузы» его тоже обвинили в убийстве, как и почти всех фигурантов «Сети». 

Свидетелей обвинения, [которые видели меня в Рязани весной 2017 года и позже опознали по «рыжеватым бакенбардам»], я впервые встретил в суде. Я думаю, что они меня оговаривают по непонятным причинам. В феврале-марте 2017 года Катя Левченко покрасила мне волосы в темно-каштановый цвет. Я ходил с темными волосами до самого задержания по делу «Сети». Рубашки, в которой меня якобы видели в Рязани, у меня тоже нет и не было. Я вообще никогда не носил рубашки из флиса. 

О молчании

Когда среди группы поддержки «Сети» стали ходить слухи о том, что якобы найдены какие-то трупы и кто-то кого-то убил, я не придал этому значения. Но потом об этом меня стали спрашивать Михаил Кульков и Анна Шалункина (тогда — моя будущая супруга). Я ответил, что это провокация, попытка отвлечь [общество] от дела «Сети». 

До публикации «Медузы» я не верил в эту историю. Считал ее провокацией. О том, что Артем убит, мне доподлинно не было известно. [В 2019 году, после идентификации останков Дорофеева], я дал сотрудникам Следственного комитета те же показания, которые озвучиваю сейчас: в Рязани я не был, о местонахождении Кати и Артема мне ничего не известно. Я никогда не упоминал, что мы разошлись на границе с Рязанской областью и что Катя и Артем пошли в Краснодар. Меня спросили тогда, есть ли у меня предположения, куда они могли отправиться. Я вспомнил, что Катя хотела на море. 

Когда у нас была апелляция по делу «Сети», вышла статья «Медузы», где Полтавец говорил, что убил Артема, а я убил Катю. Я офигел. Понял, что эту тему лучше не поднимать. А через время меня перевели в другую камеру, к смотрящему по пензенскому СИЗО Максиму Жулину, который оказывал на меня давление.