истории

Визит Сергея Шойгу в Северную Корею — со всей этой нафталиновой советской эстетикой. Нет, серьезно, что это было? Объясняет кореевед Федор Тертицкий (Carnegie Politika)

Источник: Carnegie Politika

На прошлой неделе министр обороны РФ Сергей Шойгу посетил КНДР, чтобы вместе с северокорейским диктатором Ким Чен Ыном отметить 70-летие окончания Корейской войны, по итогам которой полуостров оказался разделен на две части. Это весьма нетипичное событие, которое на символическом уровне лишний раз подчеркивает, насколько изменились внешнеполитические приоритеты РФ. В прежние годы российские делегации на такие мероприятия не ездили, а Дмитрий Медведев во время своего президентства возлагал в Сеуле цветы в память о южнокорейских солдатах. Старший научный сотрудник университета Кунмин (Сеул) Федор Тертицкий отмечает, что у КНДР и России впервые за долгое время появился реальный мотив для сотрудничества. С разрешения Carnegie Politika «Медуза» публикует его статью целиком.

Кадры визита российского министра обороны Сергея Шойгу в Пхеньян широко разошлись по мировым СМИ — уж слишком удачно их советская эстетика вписалась в популярные стереотипы. У освещения этой поездки было два основных посыла: Россия — союзник КНДР, а визит связан в первую очередь с российско-украинской войной. Между тем оба утверждения вызывают немало вопросов и плохо отражают текущее состояние отношений России и Северной Кореи.

Состояние отношений

Прежде всего, Россия, в отличие от СССР, не является союзником Северной Кореи. Еще в 1961 году КНДР заключила договоры о взаимной обороне c Москвой и Пекином. Пакт с Китаем действует до сих пор, а вот соглашение с Россией было заменено новым — в 2000 году, то есть уже при Путине. Там нет упоминаний о взаимной защите в случае нападения, что всегда не нравилось Пхеньяну, — полный текст договора так и не был опубликован в северокорейской прессе.

В целом в последние десятилетия политика Москвы в отношении Северной Кореи почти полностью сводится к поддержке Пекина. При голосованиях в ООН российская делегация неизменно поддерживала все санкции, согласованные с Китаем, и не поддерживала те, которые Китаю не нравились.

Единственным исключением стал вопрос о депортации работающих за границей северокорейцев. В 2017 году Вашингтон согласовал с Пекином этот вид санкций, считая, что лишить их заработка будет эффективным средством давления на Пхеньян. Но Москва, переживая за потребность Дальнего Востока в дешевом труде северокорейцев, проявила нехарактерную самостоятельность и настояла, чтобы конечный срок депортации сдвинули с 2018-го на 2019 год.

В остальном Кремль следовал линии Пекина. Яркий пример — визит в КНДР Валентины Матвиенко в 2018 году. То, что в Северную Корею вдруг собралась спикер Совета Федерации, могло выглядеть странным, если бы не одно «но»: одновременно с ней в Пхеньян поехал Ли Чжаньшу, третий человек в Постоянном комитете Политбюро ЦК КПК. Москва решила отзеркалить Китай, тоже послав в КНДР третьего человека в государственной иерархии.

В такой политике России нет ничего необычного: и соседняя Япония, и постоянные члены Совбеза ООН Великобритания и Франция следуют в отношении Северной Кореи линии США примерно так же, как Москва следует за Китаем. Разница заключается в том, что на уровне риторики российская дипломатия всячески стремится избежать того, чтобы ее воспринимали как «группу поддержки» Китая. МИД РФ создает образ страны, которая проводит самостоятельную политику в отношении Северной Кореи, подавая свою поддержку действий Китая как «совместные российско-китайские инициативы».

Самостоятельные, не связанные с Китаем жесты в поддержку Северной Кореи в политике Кремля найти сложно. Экономические связи между двумя странами и раньше были очень слабыми, а с началом пандемии показатели упали почти до нуля, составляя 0,006% от объема китайско-северокорейской торговли. То есть по торговым показателям Москва находится куда ближе, например, к США и Японии, чем к Китаю. Все попытки КНДР диверсифицировать торговые отношения с Китаем, на который в 2021 году приходилось 95,6% объема всей внешней торговли Северной Кореи, за счет России к успеху не привели.

На уровне риторики в отношении ракетно-ядерной программы КНДР Москва также следует линии Пекина, относясь к программе с понимаем, когда так делает Пекин, и резко осуждая ее, когда ее осуждают китайцы. Например, в 2016 году, когда Китай стремился остановить дальнейшее развитие северокорейского стратегического оружия, МИД России тоже заявил, что поведение Пхеньяна «дает международно-правовые основания для применения против него военной силы в соответствии с закрепленным в Уставе ООН правом государства на самооборону». То есть фактически пригрозил Северной Корее поддержкой военных действий против нее. 

Наконец, в отличие от Китая, российские власти охотнее предоставляли северокорейцам временное убежище на территории страны, что также не нравилось Пхеньяну.

Ситуация, когда официальная риторика расходится с реальным положением, вообще типична для отношений Москвы и Пхеньяна. Например, во времена советско-китайского раскола официальные СМИ и СССР, и Северной Кореи писали о «нерушимой дружбе» между «братским Советским Союзом» и «народной Кореей». Что не мешало советским дипломатам возмущаться по закрытым каналам очередным сносом памятников советским воинам в КНДР и культом семьи Кимов, а КНДР — выпускать публикации с критикой «советского ревизионизма», строго запрещенные к вывозу за рубеж. В отчетах КГБ Северная Корея замыкала список враждебных государств — то есть считалась наименее опасным из всех врагов, но все равно врагом.

Военные изменения

После февраля 2022 года в СМИ появлялось довольно много сообщений о том, что Северная Корея активно поддерживает Россию и даже поставляет боеприпасы для российской армии. Но тут есть целый ряд нюансов.

Все сообщения о поддержке вторжения, признании ДНР и ЛНР публикуются только в тех СМИ Северной Кореи, что направлены на зарубежную аудиторию. До самих северокорейцев они не доходят, а «Нодон синмун» и другие внутренние издания умалчивают о российско-украинской войне.

Также далеко не факт, что Пхеньян получил от Москвы что-то в награду за свою риторику. Похожая ситуация была в 2014 году, когда Северная Корея признала Крым территорией России, надеясь получить взамен экономические преференции. Но на заявления Москва отвечала тоже заявлениями — о благодарности Пхеньяну. Что же до реальных поставок, то посол России в КНДР Александр Мацегора открыто говорит, что «северокорейцы ничего не получили <…> за признание Крыма российским».

Что касается поставок северокорейских боеприпасов России, то тут, в отличие от Ирана, в открытом доступе нет строгих доказательств того, что они действительно имеют место. Вполне возможно, что это так — в КНДР развита военная промышленность, артиллерия играет большую роль в северокорейской военной доктрине, а российская армия нуждается в артиллерийских снарядах. Косвенным подтверждением поставок можно считать соответствующие публикации в близких к ЧВК «Вагнер» телеграм-каналах, хотя в любом случае объем их остается неизвестным.

Еще одним важным фактором в отношениях России с Северной Кореей стало то, что вторжение в Украину создало множество противоречий между Москвой и Южной Кореей. До войны подход Сеула можно было описать так: «Мы — союзники США, но в тех пределах, в каких позволяет это союзничество, мы хотели бы с Россией дружить». После начала войны Сеул — без колебаний, но и без удовольствия — выступил на стороне Украины. Россия в ответ внесла Южную Корею в список «недружественных стран».

Пока Сеул воздерживается от прямых поставок оружия Украине, но в июле 2023 года южнокорейский президент Юн Сок Ёль посетил Киев и пообещал ВСУ поставлять фронтовые наборы предметов первой необходимости (то есть вещи типа аптечек и касок).

Вполне возможно, что визит Шойгу отчасти стал реакцией Кремля на эту поездку Юна. Ведь российский министр не просто приехал в Пхеньян, а принял участие в праздновании 70-летия окончания Корейской войны, которое в Пхеньяне называют «победой над американскими империалистами и их южнокорейскими марионетками». В былые годы российские делегации на такие мероприятия не ездили, а во время своего президентства Дмитрий Медведев, наоборот, возлагал цветы в Сеуле в память о погибших в войне южнокорейских солдатах. 

Эстетика визита

Если посмотреть на то, как подавался визит Шойгу в северокорейских СМИ, то бросаются в глаза две инновации.

И то, и другое — прямая аллюзия на отношения КНДР с СССР времен холодной войны. Сейчас «товарищами» в КНДР называют только граждан других социалистических стран — Китая, Вьетнама, Лаоса и Кубы. На чиновников капиталистической России это не распространяется. К той же эстетике отсылают и подзабытые двуязычные транспаранты — так в КНДР в былые времена могли приветствовать делегацию из СССР, ГДР или Чехословакии.

Возможно, такая необычная реакция КНДР вызвана самим фактом приезда Шойгу на этот праздник — ведь до этого российские официальные лица подчеркнуто пропускали идеологические мероприятия типа северокорейского «Дня победы» 27 июля или Дня основания Трудовой партии 10 октября, присутствуя только на общегосударственных праздниках типа Дня основания КНДР 9 сентября. По всей видимости, прибытие Шойгу на праздник, которым Москва раньше манкировала, заставило Пхеньян вспомнить о временах Советского Союза. А это, вполне возможно, означает и надежды на возвращение потоков экономической помощи от Москвы.

Перспективы

В целом годы наблюдения за Северной Кореей приучают к тому, что основной сценарий развития событий — это консервативный, потому что самые разные перемены в КНДР, как правило, заканчивались возвращением к статус-кво. 

Развернутое в начале 2000-х сотрудничество с Южной Кореей оказалось свернуто. Попытки наладить отношения с Японией ни к чему не привели. Угрозы Дональда Трампа стереть КНДР с лица Земли и его же обещания экономической помощи за отказ от ядерной программы так и остались на бумаге. Попытки Пхеньяна диверсифицировать зависимость от Китая за счет России или Южной Кореи окончились ничем. Экономические реформы в самой КНДР неизменно сменялись волной контрреформ.

Так что вполне вероятно, что визит Шойгу в Пхеньян окажется таким же протокольным мероприятием, каким был и саммит Кима и Путина во Владивостоке в 2019 году. Такие встречи не совсем бессмысленны, если вспомнить о том, что их потом упоминают в разного рода отчетах по всему миру — часто с выводом, что «Россия сохраняет определенное влияние в КНДР». Ведь именно в наращивании дипломатического веса при отсутствии реальных действий и состоит одна из главных целей российской дипломатии в Северной Корее еще со времен раннего Ельцина.

В то же время нельзя полностью исключать того, что на этот раз ситуация сложится по-другому, потому что у обеих сторон, похоже, появился мотив сотрудничать. России нужны артиллерийские снаряды для войны, и КНДР может их произвести. Северной Корее нужна гуманитарная помощь, потому что изоляция во время пандемии привела к голодным смертям, и Россия может ее предоставить.

Так что с уверенностью делать какие-то прогнозы пока сложно. Факторов, которые могут повлиять на развитие событий, очень много — ситуация на фронте, состояние российской военной промышленности, готовность Северной Кореи открыть границы и принимать иностранную помощь, мнение Китая, позиции Путина и Кима, усилия ключевых чиновников обеих стран и, вполне возможно, какие-то совершенно непредвиденные события. Опыт последних десятилетий учит, что, когда речь идет о Северной Корее, изменения происходят редко и, как правило, через какое-то время ситуация возвращается на круги своя. Но история также показывает, что резкие повороты порою случаются тогда, когда их никто не ждет.

Читайте также на Carnegie Politika