разбор

Микрорайоны советского времени — вот что объединяло Россию и Украину до войны Украинский историк Вадим Ильин рассказывает о последствиях урбицида, учиненного российской армией

Источник: Meduza

В феврале 2022 года, объявляя войну, Владимир Путин обещал показать, чем «обернется для Украины реальная декоммунизация». Причины его гнева вряд ли были идеологическими: российская правящая группа не была замечена в приверженности коммунистическим идеям. Советские символы и названия очевидно значимы для кремлевских руководителей исключительно как средство манипулирования сознанием. В статье для рубрики «Идеи» украинский историк Вадим Ильин объясняет, что действительно значимое наследие «развитого социализма» российская армия уничтожает изо дня в день — безжалостно обстреливая жилые кварталы городов, возведенные в семидесятые и восьмидесятые годы.

Самая заметная часть советского наследия на всей территории бывшего СССР — это жилая среда. Около 80% жилого фонда в городах Украины, включая Киев, было построено после Второй мировой войны. Если власти Украины проводят декоммунизацию символического пространства (часто не самыми демократическими методами), то российская армия завершает этот процесс целенаправленным и варварским разрушением позднесоветской городской среды. Оба действия ведут в итоге к уничтожению социального наследия советского эксперимента, содержание которого опасно и неудобно для обеих враждующих сторон. 

Памятник советскому гуманизму 

Значительная часть российских ударов приходится на микрорайоны, построенные в 1970-х и в начале 1980-х годов, — просто потому что их очень много. Ракеты сносят дома и жилые секции, облик которых (иногда до боли) знаком каждому жителю любой страны, когда-то входившей в состав СССР. Исследователи отводят позднесоветской застройке особое место в истории советского индустриального домостроения. Ее социальная инфраструктура лучше, чем у хрущевских жилых массивов, а плотность населения меньше, чем у микрорайонов, заполненных высотными домами более поздних лет. Комфорт многоквартирных домов брежневской эпохи вполне отвечал духу 1970-х годов, когда СССР смог создать для своих граждан относительное благополучие. 

Российский журналист Алексей Пивоваров в своем документальном фильме о советском панельном жилье произносил текст, который воспринимается сегодня совсем не так, как задумывал автор, записывавший его до полномасштабного вторжения: «Это привычный, понятный нам мир. Он нас всех объединяет. Панельная многоэтажка — это Россия в миниатюре… Эти панельные микрорайоны, несмотря на всю их невзрачность, на самом деле памятник русскому гуманизму. В их ДНК нет памяти о войнах, репрессиях, зверствах, которыми так полна наша история за последние 100–150 лет. Их стали возводить уже после, и в их ДНК — память о том первоначальном решении, которое было принято для того, чтобы жизнь людей сделать чуточку попроще, полегче, чуточку больше „как у людей“». 

Российское военное вторжение в советскую жилую среду не ограничивается материальными разрушениями. Городское пространство, одинаково знакомое как россиянам, так и украинцам, сформировало советскую идентичность и представления о «стабильности», «нормальности» и «цивилизованности», несовместимые с образами войны и разрушения. Нынешнее планомерное уничтожение (урбицид) этого общего прежде пространства должно оказать разрушительное воздействие на идентичность (пост)советского человека, на отношение к ней разных обществ и общественных групп внутри бывшего СССР. С большой вероятностью оно ознаменует полный разрыв нынешнего украинского общества с существовавшим на этой территории прежде — в советское и постсоветское время.

Идея доступной среды

Основным структурным элементом послевоенного советского города был микрорайон — просчитанная система объектов шаговой доступности с набором услуг для жителей. Эта система предполагала, что чем чаще жителю микрорайона нужна та или иная услуга, тем ближе и доступнее она должна быть. Идеальный микрорайон, по замыслу создателей концепции, должен был обеспечить среднему жителю доступ к магазину с повседневными товарами, к учреждению здравоохранения (поликлинике), к организации, отвечавшей за коммунальные услуги, местной администрации, отделу милиции, к средней школе и объектам досуга и спорта. 

Все это оформлялось в официальном языке власти и как забота о людях здесь и сейчас, и как создание среды для формирования нового, советского человека в будущем. В СССР послевоенные жилые кварталы рассматривались как место рождения социалистического общества, напоминает историк архитектуры Наталья Мысак. Это служило дополнением и альтернативой старым промышленным районам. Те призваны были обеспечить максимально эффективную работу человека, а новая жилая среда, по замыслу идеологов, должна была помогать в бытовых заботах и в каком-то смысле руководить человеком вне работы, создавать для него «сценарии» повседневного поведения. 

Чтобы достичь этих целей, градостроительство стандартизировалось, сами здания — тоже. Для каждой функции существовал набор построенных по всему Союзу типовых сооружений, мощности которых были рассчитаны на обслуживание определенного количества жителей. Оборотной стороной равенства в доступе к услугам стали монотонность среды и однообразие внешнего вида зданий, бесконечно обсуждавшиеся в советской прессе и многократно высмеянные в культуре. 

Салтовка: конфликт плана и реализации

Оценить достижения (и провалы) советского градостроительства можно на примере Салтовки (Салтiвка) — крупнейшего спального района Харькова и Украины. Этот огромный жилой массив, рассчитанный на 450 тысяч жителей, был построен в 1967–1993 годах с нуля, так что у планировщиков были все возможности комплексно реализовать здесь принципы советского послевоенного города. Многие жители стран бывшего СССР узнают здесь эти принципы: торговые центры и «службы быта» размещались на пересечении основных магистралей, у остановок общественного транспорта, а школы, детские сады, поликлиники и спортивные сооружения — в центрах микрорайонов.

Такой точкой пересечения путей был задуман и огромный многоуровневый торговый комплекс на улице Гвардейцев-Широнинцев (Гвардійців-Широнінців), построенный в 1978 году. За красный цвет и ступенчатую форму это сооружение еще в советское время прозвали «мавзолеем», а за то, что на каждый из этажей здания можно было попасть извне, — «муравейником». Сегодня этот универмаг, как и другие подобные, наполовину заброшен, в частности потому, что был спроектирован без парковки. 

При этом, вопреки декларировавшемуся принципу гармоничного развития города, задержка строительства социальных и культурных объектов (особенно школ и больниц) была в Харькове обычным делом. Приоритет отдавался строительству жилья и промышленности (в других частях города). Отсутствие крупных промышленных предприятий пошло Салтовке на пользу — с экологической точки зрения. Но, учитывая высокую плотность населения, это нарушило принцип легкой транспортной доступности места работы. Метро до сих пор не достроено до большой, восточной части Салтовки, которая недостаточно обеспечена и другим общественным транспортом. 

Построенный в 1980-е годы Салтовский медицинский центр подчеркивает непродуманность плана. Этот кластер должен был воплотить принцип пространственной близости услуг к населению. На деле, учитывая уникальность предоставляемых услуг, он необходим всем жителям Харькова, а доступен лишь некоторым. Во время вторжения России в Украину, когда Салтовка — подчеркну, жилой, а не промышленный район — постоянно обстреливается, недоступность медицинского комплекса особенно заметна. Сам комплекс тоже подвергся обстрелам.

Тогдашние принципы градостроительства были общими для мирового модернизма, но в СССР существовала возможность комплексной, плановой и общенациональной реализации проектов. Пример Салтовки показывает при этом, что идея и реализация — разные вещи, а сама концепция микрорайона плохо проходит испытание временем и войной. Микрорайон основан на жесткой схеме, которая могла работать только при определенных условиях. А условия менялись по мере ослабления советских социальных институтов и упадка промышленных предприятий, которые обычно финансировали строительство социальных объектов. 

Угроза демонтажа

Потеря микрорайонами своей комплексной функциональности и обветшание позднесоветского жилья способствовали их стигматизации задолго до нынешней войны. Военное разрушение ускоряет отчуждение жителей от этой среды. Пока эксперты настаивают на значимости позднесоветских спальных районов как образцов модернистской архитектуры и советского социального проектирования, 55% наших респондентов считают, что советские жилые дома и районы не имеют какой-либо архитектурной или исторической ценности. 

«Если это уже произошло в результате войны, то стоит рассмотреть возможность демонтажа панельных зданий по всей стране, особенно в разрушенных районах, — заявил президент Владимир Зеленский в прошлом году на совещании по поводу восстановления разрушенных городских пространств Харькова и Харьковской области. — Это также возможность модернизировать страну и города, строить современное жилье». 

Казалось бы, это вполне соответствует настроениям украинцев. Но на самом деле свои советские квартиры украинские горожане (как и значительная часть граждан других постсоветских стран) считают вполне пригодным жильем. Можно сказать, что только одна функция микрорайона, этой сложной единицы социалистического города, выдержала проверку временем и продолжает полноценно осуществляться и в наше время — жилищная.

Заявления Зеленского обнажают риск, что послевоенная реконструкция ограничится исключительно сносом советского жилья и строительством более высоких многоэтажек. Основания предполагать так — довоенная практика строительства в украинских городах жилых массивов без социальной инфраструктуры и пример из России — программа реновации Москвы. Этот хаотичный, часто коррумпированный процесс не только пренебрегает социальными функциями, но и разрушает городскую среду.

Жилье — один из факторов, определяющих социальные отношения, которые всегда пространственно структурированы. Его снос или уничтожение приводит к социальным изменениям, часто непредсказуемым. Учитывая существующую практику городского развития, отсутствие городских генеральных планов и глубокого анализа советского наследия, послевоенная реконструкция украинских городов грозит полной ликвидацией социальных функций микрорайонов и увеличением нагрузки на социальную и транспортную инфраструктуру. 

Про то же самое пишет основатель культурно-просветительского проекта «Украинский модернизм» Дмитрий Соловьев: «Особенно легко понять ценность просторных микрорайонов с типовой застройкой, если сравнить их с современными плотно застроенными гетто (часто тоже типовыми) из шлакоблоков».

Что разрушает Россия

Разрушение Россией позднесоветского пространства украинских городов уничтожило образ мирной, стабильной, цивилизованной, общей среды. Война не оставила и следа от мифа об общем наследии народов бывшего СССР, воплощенного в столь похожих друг на друга (и в хорошем, и в плохом смысле) городских микрорайонах. Опровергла она и представление о врожденном миролюбии или гуманизме всех (пост)советских людей.

Материальные связи с советским прошлым затронули даже украинцев, родившихся после распада СССР, через воспроизводство повседневных практик и привычек. Россия разрушает их.

Установка на разрушение подчеркивает принципиальное отличие сегодняшней России от СССР, который целенаправленно создавал гуманизирующую, ориентированную на равенство и будущее городскую среду. Разрушая материальное наследие Советского Союза, путинский режим отказывается и от нематериального советского наследия: от осторожности в обращении с военным потенциалом, от стремления к социальной справедливости и внимания к нуждам человека хотя бы в качестве идеологического ориентира. Это само по себе разоблачает лицемерие, с которым советские символы используются для оправдания агрессии.

Чудовищным образом война «продолжает» довоенные практики «реновации» спальных районов в российских и украинских городах — только в Украине этот «снос» идет в несравнимо больших масштабах и сеет смерть. Разрушая советскую инфраструктуру, Россия усиливает и сформировавшийся и без того бескомпромиссный психологический разрыв украинцев с советским прошлым.