истории

«Страшно, когда тебя хоронят живым» Актеры, музыканты и критики — о закрытии «Гоголь-центра» (вместо которого в Москве теперь опять будет Театр имени Гоголя)

Источник: Meduza

Вечером 29 июня департамент культуры Москвы объявил о смене художественного руководителя и директора «Гоголь-центра»: место Алексея Аграновича и Алексея Кабешева займут Антон Яковлев и Александр Бочарников. Теперь центр продолжит работу под названием Театр имени Гоголя — именно на базе этого театра в 2012 году Кирилл Серебренников основал «Гоголь-центр» (он уволился оттуда в 2021-м, оставив институцию в руках единомышленников). По мнению Серебренникова, фактически это означает закрытие «Гоголь-центра». Последними постановками прежней команды стали «Я не участвую в войне» и «Берегите ваши лица». Вот как отреагировали на закрытие театра режиссеры, драматурги и музыканты.

Валерий Печейкин

драматург «Гоголь-центра»

Сегодня многие просят дать комментарий по поводу закрытия «Гоголь-центра». Разрешите, я дам один комментарий для всех. Я так же делал свои вступления к спектаклям — для всех.

Нам очень повезло: мы уходим чуть раньше, чем этого захотелось зрителям. Гораздо страшнее уходить тогда, когда ты вызываешь зевоту. Еще страшнее — когда в зале даже не зевают, когда зал полупуст, его половина под покрывалом. Так, говорят, было в старом Театре Гоголя, на место которого пришел «Гоголь-центр». Покрывало сняли, открыли места и двери. В театр можно было зайти в полдень. Так он превратился из театра — в центр.

Но бывает время центростремительное, а бывает — центробежное.

И вообще бывает смерть. Помните об этом, пожалуйста. Не лейте слезы, ведь никто не умер.

У «Гоголь-центра» было время, когда его худрук — Кирилл Серебренников — сидел под домашним арестом, а его директор — Алексей Малобродский — в СИЗО. Был день, когда Серебренникова не пустили попрощаться с умирающей матерью. Был день, когда у Малобродского случился сердечный приступ прямо в суде. И он чуть не умер.

Но все, повторю, живы. Мы живы и, судя по всему, любимы. Конечно, есть те, кто нас ненавидят. Но их тоже нужно любить. Иначе чем мы занимались все это время, если не научились любить? Вы сами видите, к чему приводит ненависть.

Чем мы будем заниматься дальше? Об этом нужно спрашивать у каждого лично. Чем буду заниматься я? Не знаю. Я не могу до себя дозвониться. Больше всего мне бы хотелось научиться молчать, как молчал все это время стоявший во дворе театра бюст Гоголя.

Гоголь был первым, кого я увидел, когда вошел в театр девять с половиной лет назад. В фойе была большая яма, вскрыт пол, и глубоко внутри темнели коммуникации, кишки театра. Я вздрогнул. Гоголь будто выбрался из этой ямы и стоял, глядя в обрыв. Сегодня я понимаю силу этого образа.

Страшно, когда тебя хоронят живым. Очень страшно.

Но Гоголь был тогда один. Его голос никто не услышал. Мы никогда не были одни — у нас были зрители. Десять — почти — лет. Вы слышали нас, любили, дарили цветы. Мне вообще в последний раз подарили хлеб. Спасибо за все.

Я хочу поблагодарить Кирилла Семеновича [Серебренникова], Николая Васильевича [Гоголя] и всех своих коллег.

Вы — живые души. Я вас люблю.

Александр Кузнецов

актер

Я антитеатральный человек. Но это был единственный театр, который я искренне любил. С самыми лучшими и дорогими мне людьми и с умнейшим зрителем.

Закрытие «Гоголь-центра» на пике его актуальности, успеха и таланта — это поистине историческое событие, которое черным по белому кричит о том, что этой стране — в этом виде и с этим дегенеративно-рабским складом ума —окончательно ****** [конец].

Все, кто причастен к этому событию, — идите ***** [к черту]. Вы войдете в историю исключительно как человек, убивший Джона Леннона, — от бессилия и зависти. Только в отличие от убитого Джона «Гоголь-центр» и все его сотрудники будут жить и творить еще много-много лет, в других формах и в других местах, где их будут носить на руках. А вы исчезнете, как пыль и грязь.

Монеточка

певица

Пару лет жила напротив «Гоголь-центра», ходила на спектакли, многое отпечаталось, и с самого начала удивляло, насколько живой точкой на карте было это место. В последнее время [театр] восхищал стойкостью, голубками мира на представлениях, ну а теперь его закрывают. Последним спектаклем будет «Я не участвую в войне» по [поэту Юрию] Левитанскому.

Забавно читать ответ департамента культуры о том, что фактически театр останется на месте, просто там будут теперь работать другие люди, сменится руководство. Не кривите душой, театра больше нет. Потому что театр — это не вывеска над дверью, не адрес в шапке письма, а люди со своим уникальным взглядом, прочтением, позицией, много лет выстраивающие на сцене свой художественный язык, вокруг которого объединяются актеры, зрители, друзья. Это живая система, это целый мир. Разрушить ее так жестоко, что я убеждена: авторы этих указов не то что «Войну и мир» не прочли, но даже «Аватар» ни разу не посмотрели.

Для меня это и есть настоящее предательство. Еще одно предательство культуры, предательство молодежи и будущего, ваших обещаний и наших надежд.

Ян Гэ

актриса «Гоголь-центра»

Спасибо, «Гоголь-центр», Кирилл Серебренников, и все, и всё. Мне очень повезло с вами. Я никогда не забуду эти лучшие годы в моей жизни. Я вас всех-всех очень сильно люблю.

Антон Хитров

театральный критик

В 2012 году, когда Кирилл Серебренников возглавил Театр им. Гоголя, я сначала решил, что это какая-то шутка. В те годы я твердо знал, что режиссерам, которые мне интересны, государство не доверяет театры. Путина только что переизбрали на третий срок, и я учился жить с ощущением, что таким, как я, в России не рады. Тем не менее в культурной политике какое-то время сохранялась инерция медведевской «модернизации» — она позволила создать «Гоголь-центр», Электротеатр «Станиславский», реформировать БДТ и много чего еще.

Инновацией «Гоголь-центра» была не какая-то экстремально новая режиссура или драматургия, а свежее видение театра как такового, в смысле места. Это была Москва будущего, тот город, где мне всегда хотелось жить. Не «театр-дом», где ты, типа, в гостях, а «театр-парк», где все горожане — хозяева.

Билеты проверяли только при входе в зал, фойе работало как общественное пространство, открытое всем желающим с утра до вечера. Театр не делился, как обычно, на сакральную часть и профанную — он был совершенно прозрачен: зрители и сотрудники обедали в одном кафе, а старые декорации становились частью интерьера. Любимые Серебренниковым квир-эстетика и свободное отношение к телу тоже в каком-то смысле программировали городской быт будущего. Политические ценности «Гоголь-центра» выражались не только в «гражданских» спектаклях — «Идиотах», «(М)ученике», «Барокко», — но и прежде всего в стиле жизни этой площадки.

Мне бесконечно жаль зрителей «Гоголь-центра»: у них больше не будет своего пространства, и даже память о нем государство хочет уничтожить, вернув театру старое бессодержательное название.

Один из лучших спектаклей Серебренникова «Мертвые души» заканчивался песней «Русь, чего ты хочешь от меня?». «Русь хочет, чтобы вас тут не было», — говорит нам московский департамент культуры. Трудно верить в обратное. Но надо.

Анна Наринская

литературный критик

Закрыли «Гоголь-центр». Это вроде бы доказывает, что ничто талантливое, яркое и, главное, живое в сегодняшней России существовать не может. С другой стороны, это же доказывает, что это талантливое, яркое и, главное, живое в сегодняшней России есть.

Совершенно поразительно (и важно), что последний спектакль «Гоголь-центра» называется «Я не участвую в войне». Это постановка Алексея Аграновича по стихам Юрия Левитанского. Я счастлива, что имею к этому спектаклю отношение. 

Для меня «Гоголь-центр» — осуществление глуповатого сочетания слов «прекрасная Россия будущего». В применении к «ГЦ» оно теряло свою глуповатость и становилось просто констатацией — вот такая она и есть эта будущая прекрасная Россия: молодая, резкая, талантливая, смелая, любящая свою культуру, но не трепещущая перед ней, открытая миру. «Гоголь-центр» был местом, где такую Россию давали нам ощутить.

Александр Цыпкин

драматург 

Уход из «Гоголь-центра» нынешней команды — во главе с Алексеем Аграновичем и Алексеем Кабешевым, — по сути, означает прекращение существования этого высокохудожественного и мегапрофессионального проекта, творения. По моему скромному мнению, это большая потеря для развития культурной жизни города и страны. Для «БеспринцЫпных чтений» «Гоголь-центр» был основным домом с 2016 года, и мы бесконечно благодарны каждому человеку в их неповторимой семье. Боюсь, нам трудно будет выступать на этой сцене без них, поэтому второго числа [июля] у нас там последние чтения. Уверены лишь в том, что все, кто покидает «Гоголь-центр», и далее будут искусством менять мир к лучшему. Если, конечно, этому миру еще можно помочь.

Ладо Кватания

режиссер 

И свет во тьме светит, и тьма не объяла его.

В России закончилась эпоха современного, свободного и смелого театра. Основатель «Гоголь-центра» Кирилл Семенович Серебренников сегодня публично сообщил о его закрытии. «Гоголь-центр» в том виде, в котором он задумывался, действовал, растил новых артистов и авторов, менял культурную карту Москвы, представлял страну на международной культурной арене, прекращает свое существование.

Когда я был студентом театрального института, Кирилл Семенович был маяком, иконой. Когда Кирилл Семенович оказался под домашним арестом, мне посчастливилось с ним познакомиться лично. Я примчался к нему в гости, мой кумир сидел передо мной с браслетом на ноге — и в красках рассказывал об опере, которую поставил, будучи взаперти и под следствием. Я ожидал от этой встречи чего угодно, но я был поражен. Кирилл Семенович сказал важную вещь, которую я забрал с собой и которая накрепко проросла во мне навсегда, он сказал: «Надо продолжать творить несмотря ни на что». Ничего не бойтесь. Берегите ваши лица. Продолжайте творить вопреки!

Манижа

певица 

Мне было 22 года, когда я тайком приходила ночью в «Гоголь-центр» репетировать свои первые песни. Тогда не было денег на платную базу, и ребята пускали нас создавать музыку. Никто никогда ничего не требовал, просто там так было заведено: те, кто пришли за искусством, всегда равны. Неважно, ты художественный руководитель, зритель или администратор театра.

Мы были детьми и чувствовали, что с наступлением вечера открывались двери в мир свободы и творчества. Мир, где ты любим, уважаем и волен делать свое любимое дело. Эти чувства и сейчас со мной, когда мой любимый «Гоголь-центр» прощается с нами.

Сколько я там встретила друзей, сколько там было придумано идей, сколько там было незабываемых спектаклей, сколько было неповторимых минут счастья на сцене. Кирилл Серебренников и вся его команда построили место силы для очень многих. И вроде хочется произнести что-то вроде: «Не воссоздать его больше. Не воссоздать». Но ведь не стены сделали «Гоголь-центр», а люди. И эти люди среди нас. И я их очень люблю. Очень сильно люблю. И эта любовь дает мне надежду.

Антон Долин

кинокритик 

Закрыли «Гоголь-центр». Лучший московский театр. Самый свободный. Самый честный. Там я себя чувствовал как дома. Остаться без дома — это жуткое ощущение в последние месяцы стало привычным, почти банальным. С другой стороны, логично. Что ж им еще закрывать.

Александр Филиппенко

актер 

«Послушайте!

Ведь, если театры

Закрывают —

значит — это кому-нибудь нужно?

Значит — это необходимо,

чтобы каждый вечер

закрывался хоть один театр?!»

С этими словами мы выбегали к Любимову на капустнике в честь пятилетия Театра на Таганке в 1969 году.

И вот фотографии [в посте Филиппенко в фейсбуке] — с легендарной сцены Таганки, и тут же рядом — с изображением Любимова, с Веней Смеховым, Аллой Демидовой с Лешей Аграновичем. Но это мы уже в «Гоголь-центре». Ярком, полном энергии, светящемся театре — звезде! И снова безвестному, безликому «кому-нибудь» нужно его закрыть. Как причудливо тасуется колода карт — не думал, что увижу повторение истории, да еще и на фоне гибели людей и уничтожения городов, когда меркнет все остальное.

Сегодня в «Гоголь-центре» мы сыграем «Я не участвую в войне» по стихам Левитанского. И хотя этого стихотворения в спектакле нет, я его очень люблю:

Я видел вселенское зло.

Я всякого видел немало.

И гнуло меня, и ломало,

и все-таки мне повезло.

Мне дружбу дарили друзья,

и женщины нежно любили.

Меня на войне не убили,

мне даже и тут повезло.

Еще повезло мне, что вот

я дожил до вашей эпохи,

где вовсе дела мои плохи

и зыбок мой завтрашний день.

И все же я счастлив, что смог,

что дожил до этого мига,

до этого мощного сдвига

тяжелых подземных пород.

Я видел начало конца,

и тут меня Бог не обидел,

я был очевидцем, я видел

начало грядущих начал.

Я дожил, мне так повезло,

я видел и знаю наверно —

история движется верно,

лишь мерки ее не про нас.

И все ж до последнего дня

во мне это чувство пребудет —

я был там, я знаю, что будет

когда-нибудь после меня.