истории

Благодаря единственному в истории успешному восстанию рабов Гаити отвоевало независимость от Франции Но потом французы их снова ограбили — с помощью «компенсаций» и банков

Источник: The New York Times

В войне за независимость Гаити свергло колониальных правителей — это единственный в истории успешный пример восстания рабов (это произошло с 1791 по 1803 год). Но затем страна была вынуждена выплачивать своим бывшим французским рабовладельцам репарации на сумму, равную сотням миллионов долларов по сегодняшнему курсу, — выкуп за свободу, которую они уже отвоевали в бою. Но и после выплаты этих репараций финансовые беды Гаити не закончились — а их последствия одна из беднейших стран мира ощущает до сих пор. Журналисты The New York Times изучили архивные документы и рассказывают историю о том, как французский банк, участвовавший в том числе в финансировании строительства Эйфелевой башни, годами грабил бывшую колонию. «Медуза» пересказывает этот материал.

Вечером 25 сентября 1880 года во дворце в столице независимого Гаити Порт-о-Пренсе прошел прием с балом и салютом. Собравшимся казалось, что скоро остаток грабительских репараций бывшим рабовладельцам будет выплачен уже окончательно и Гаити перестанет ковылять от одного финансового кризиса к другому, постоянно поглядывая на море в страхе снова увидеть на горизонте французские военные корабли. Новый президент Лизиус Саломон совершил то, что стране не удавалось с момента своего возникновения.

Он объявил собравшимся во дворце, что скоро у Гаити будет собственный банк. У Саломона были основания для оптимизма: европейские банки вкладывались в развитие железных дорог и заводов в своих странах, смягчали удары рецессий и помогали в делах государственного управления. Теперь настала очередь Гаити. Как выразился Саломон, это «великое событие, которое оставит свой след в истории». 

Однако Национальный банк Гаити, на который было возложено столько надежд, оказался национальным только номинально. Центральный банк не только не стал спасением для Гаити, но и превратился в инструмент для выкачивания средств из бывшей колонии французскими финансистами.

Структура была учреждена парижским банком под названием Crédit Industriel et Commercial, CIC. Это дочерняя компания одного из крупнейших европейских финансовых конгломератов, капитализация которой сегодня составляет составляет 355 миллиардов долларов. Эта компания участвовала в финансировании одной из известнейших мировых достопримечательностей — Эйфелевой башни — и одновременно истощала экономику Гаити, переводя бо́льшую часть доходов молодого государства в Париж. 

Гаити стало первой страной в истории, которая победила в борьбе за свою независимость в результате успешного восстания рабов — после чего поколениями на протяжении почти всего XIX века была скована финансовыми обязательствами в виде репараций французскому правительству. И именно тогда, когда эти деньги были почти выплачены, CIC и Национальный банк — которые вроде бы вселяли надежду на финансовую независимость — ввергли Гаити в новую пучину долгового бремени на десятилетия вперед. 

Представители французских элит, включая потомков рабовладельческой знати, контролировали Национальный банк Гаити непосредственно из французской столицы. В их бухгалтерских отчетах нет никаких следов инвестирования в бизнес страны — не говоря уж о вложениях в масштабные проекты наподобие тех, которые украшали саму Европу.

Архивные документы, которые изучила The New York Times, указывают на то, что CIC выводил из Гаити миллионы долларов — которые затем попадали в карманы французских инвесторов. Основанный французами банк удерживал процент почти с каждой операции гаитянского правительства. Его акционеры зарабатывали на этом так много, что в отдельные годы их прибыль превышала весь правительственный бюджет на гражданскую инфраструктуру для страны с населением полтора миллиона человек. 

И следы этой истории почти удалось замести. Большая часть архивов CIC уничтожена, и Гаити не упоминается в публичных отчетах компании. В официальной истории банка, выпущенной в 2009 году по случаю его 150-летия, о Гаити почти нет ни слова.

Пресс-секретарь CIC Поль Жибер в ответ на вопросы журналистов заявил, что у банка нет данных об этом периоде, и ответил отказом на несколько запросов о комментарии. «Сегодняшний банк совсем не таков», — заявил Жибер. После публикации этой статьи в компании обещали, что наймут исследователей, которые изучат историю CIC на Гаити и возможную роль банка в «финансовой колонизации» страны. 

Сегодня — на фоне дерзкого убийства президента Гаити в его собственной спальне, а также разгула преступности в столице — вопрос, который давно волнует западный мир, звучит как никогда актуально: почему Гаити постоянно в кризисе? Чем объяснить ошеломляюще низкий уровень грамотности, зарплаты на уровне два доллара в день, голод и болезни? Почему в стране нет общественного транспорта, нормального электроснабжения, системы вывоза мусора и канализации?

Понятно, что одна из причин — хроническая коррупция в руководстве страны. Но в давно забытых документах, рассеянных по архивам и библиотекам Гаити и Франции, можно найти и другие объяснения.

NYT изучила тексты XIX века — например, дипломатические записки и банковские документы, — которые до этого почти не были известны историкам. Все они указывают на то, что CIC совместно с коррумпированными представителями гаитянской элиты оставил страну практически без средств к существованию.

К началу XX века половина налогов на урожай кофе — основной источник дохода Республики Гаити — уходила французским инвесторам в CIC и Национальному банку. После вычитания прочих задолженностей Гаити на управление страной оставалась ничтожная часть — шесть центов с каждых трех долларов. 

Из документов становится ясно, почему времена, известные в США как Позолоченный век, а во Франции — как Belle Époque, Прекрасная эпоха, прошли мимо Гаити. Невероятный рост пошел на пользу и далеким державам, и развивающимся соседям Гаити, а эта страна имела исчезающе мало ресурсов на то, чтобы вкладываться в самое необходимое — водопровод, электричество или образование.

За три десятилетия французские акционеры заработали на Национальном банке Гаити по меньшей мере 136 миллионов долларов (по сегодняшним ценам) — это примерно годовой доход от налогообложения страны на тот момент. 

Однако совокупные убытки, которые понесла страна, гораздо выше: если бы эти деньги остались в Гаити, с годами они бы принесли экономике как минимум 1,7 миллиарда долларов прибыли — это больше, чем доходы бюджета страны за 2021 год. И это только если бы деньги просто остались в экономике и были в обращении у крестьян, рабочих и торговцев, а не были инвестированы в строительство мостов, школ и фабрик, то есть в проекты, которые способствуют развитию и процветанию.

А самое главное, средства выводились из страны уже после того, как Гаити поколениями платило своим бывшим рабовладельцам. За два столетия потери для экономики страны составили, по разным подсчетам, до 115 миллиардов долларов. 

Гаитяне довольно быстро поняли, что что-то здесь не так. Национальный банк выводил так много и отдавал так мало, что жители страны стали называть структуру «финансовой Бастилией» — приравнивая банк к известной тюрьме, ставшей символом деспотичной французской монархии. 

«Разве не забавно, что банк, который якобы пришел на помощь истощенной государственной казне, начал не с того, чтобы внести деньги, а с того, чтобы вывести все сколько-нибудь стоящее?» — писал гаитянский политик и экономист Эдмон Поль в 1880 году. 

Анри Дюрье, глава CIC, не сразу добился успеха в финансовой отрасли Франции. В 1870-х годах CIC прозябал во второй лиге французских банков — но у него было преимущество в виде основной клиентуры из католической буржуазии, готовой инвестировать в перспективные проекты. Дюрье вдохновлялся примером государственных банков во французских колониях Сенегале и Мартинике. Его с коллегами воодушевляла идея «создания банка в богатых, но далеких странах». Такие банки «обычно дают блестящие результаты», рассуждали отцы-основатели Национального банка Гаити, как следует из их записок, обнаруженных в Национальном архиве Франции.

Назвать Гаити «богатой страной» в то время было бы изрядным преувеличением. Столица Порт-о-Пренс была переполнена мусором и сточными водами, которые сливались прямо в бухту. Состояние улиц и инфраструктуры было настолько плачевным, что у гаитян была присказка: «Мост обойди, но никогда не иди по нему». 

Сами гаитяне прозябали в нищете, но обогатиться здесь можно было легко — за счет уникального географического положения, плодородной почвы и климата. Рабовладельцы так и поступали: при помощи сначала плетки, а потом флотилии военных кораблей требовали компенсации за утерянные плантации, земли и народ Гаити, который Франция считала своей собственностью.

«Мы должны еще больше, чем раньше»

За пять лет до учреждения Национального банка CIC уже предоставил Гаити ссуду в размере 36 миллионов франков — это примерно 174 миллиона долларов по сегодняшнему курсу. На эти деньги предполагалось строить мосты, рынки, железные дороги и маяки.

Около 20% французского кредита планировалось сразу пустить на выплату оставшейся части репараций Франции. Однако французские банкиры сразу начислили себе 40% от займа в виде комиссий и сборов. Остальное ушло на выплату старых долгов — или затерялось в карманах коррумпированных гаитянских политиков. «Ни одна из целей не была достигнута, — говорил один из сенаторов Гаити в 1877 году. — Мы должны еще больше, чем раньше». 

Кредит, выданный в 1875 году, имел два главных последствия. Первое — это то, что экономист Томас Пикетти назвал переходом от «жестокого колониализма» к «кредитному неоколониализму». Страна надеялась наконец избавиться от бремени выплат, но в реальности эта ссуда лишь закрепила финансовую кабалу. Семьи бывших рабовладельцев уже давно считали долг погашенным, а Гаити все еще платило — только теперь уже банку Crédit Industriel. Часть ответственности за это, разумеется, лежит на коррумпированных местных политиках, которые надеялись за счет этого кредита набить свои карманы в ущерб развитию Гаити.

Второе последствие страна ощутила еще раньше. Условия кредита обязывали правительство перечислять CIC половину налоговых поступлений от основных статей экспорта — в частности, кофе, — по сути, перекрывая стране доступ к основному источнику дохода. 

Это был первый шаг Дюрье и французского банка на пути к тому, чтобы забрать у Гаити будущее. Но этим дело не ограничилось. 

Дюрье с коллегами сразу же взяли под свой полный контроль все казначейские операции Гаити: печать ассигнаций, сбор налогов, выплату зарплат госслужащим и так далее. Всякий раз, когда правительство вносило деньги на депозит или оплачивало счет, Национальный банк брал комиссию. Чтобы не оставалось никаких сомнений, в чьих интересах все это делается, в уставе Национального банка Гаити было указано, что он зарегистрирован во Франции и на него не будут распространяться гаитянское налогообложение и законодательство. Вся власть была отдана в руки совета директоров в Париже. Страна не имела права голоса в вопросах управления своим собственным национальным банком.

Штаб-квартира Национального банка Гаити — юридический адрес которого совпадал с адресом CIC — находилась в IX округе Парижа, по соседству с роскошным зданием Гранд-опера. Дюрье был первым председателем совета директоров. А еще в совете состоял Эдуард Делесер, правнук одного из главных рабовладельцев в колониальной истории Гаити. 

Эта схема приносила ее авторам рекордную прибыль. Во времена, когда обычный размер дохода от французских инвестиций составлял 5%, члены совета директоров и акционеры Национального банка Гаити получали в среднем около 15% в год. В некоторые годы доходность инвестиций акционеров банка приближалась к 24%. 

Дюрье отлично устроился. По договору с Гаити он владел тысячами акций банка стоимостью миллионы сегодняшних долларов. А в год учреждения им Национального банка Анри Дюрье стал командором Почетного легиона — фактически это орден за заслуги перед Францией. 

«Преданы своими же братьями»

Тот факт, что страна согласилась на такие невыгодные для себя условия, говорит о ее уровне отчаяния. Но за всем этим стоит довольно распространенный тип личности в истории Гаити — корыстный гаитянин, который процветает, пока его страна страдает.

В случае с банком главным переговорщиком со стороны Гаити был Шарль Лафорестри — чиновник, который большую часть своей жизни провел в Париже. Когда в 1875 году парижские банкиры организовали прием в честь выданной ссуды, Лафорестри прибыл на него изысканно одетым и раздавал направо и налево дорогие сигары — и это в эпоху, когда выращивающие кофе гаитянские крестьяне содержали свои семьи на сумму порядка 70 центов в день. 

«Это не единственный пример того, как гаитянский чиновник предает интересы своей страны в обмен на личную выгоду, — говорит историк Жорж Мишель. — Я бы сказал, что это скорее правило». 

Гаитяне не могут винить во всех своих бедах только французское или американское вмешательство. «Они были преданы своими же братьями — а затем и иностранными державами», — говорит Мишель. 

Вскоре после салютов во дворце в Порт-о-Пренсе жители Гаити начали осознавать, насколько несправедливо с ними обошлись.

Национальный банк не открывал сберегательных счетов для граждан или компаний Гаити. И хотя договор предполагал, что банк может предоставлять займы бизнесу — а гаитяне явно на это надеялись, — из документов в архиве французского города Рубе следует, что такие кредиты выдавались крайне редко.

«От банка в том виде, как он сейчас работает, не следует ожидать восстановления Гаити», — писал тогдашний министр финансов страны Фредерик Марселен. Марселен был самым активным противником Национального банка. Бизнесмен, журналист и политик годами боролся за то, чтобы отобрать контроль над банком у Парижа. «Единственная должность в Национальном банке Гаити, на которую могли рассчитывать гаитяне, — это кассир», — писал он. 

Очередной кредит

Вторая половина XIX века должна была открыть перед Гаити невероятные возможности. Мировой спрос на кофе был высок, а экономика Гаити строилась вокруг этой отрасли. 

Другая страна Карибского бассейна, Коста-Рика, тратила доходы от кофе на строительство школ, канализации и электрифицированной системы освещения — первой в Латинской Америке. Гаити перечисляло большую часть своих поступлений от кофе на выплаты Франции — сначала бывшим рабовладельцам, а затем банку Crédit Industriel.

Невзирая на это, благодаря высоким ценам на кофе страна представляла собой карибскую экономику среднего уровня. Но когда в последнее десятилетие XIX века кофейный рынок просел, налог с Гаити на кофе превысил прибыль от его продажи. Экономическая модель оказалась на грани краха.

Настал момент для еще одного займа в 50 миллионов франков (сегодня это около 310 миллионов долларов) от Национального банка Гаити в 1896 году. И снова ссуда обеспечивалась кофейными налоговыми поступлениями — главным источником дохода страны. 

Гаитяне оставались нищими на протяжении уже нескольких поколений. Но именно в этот момент — когда страна оказалась привязана к кофе, CIC и Национальному банку, — экономика Гаити (относительно других стран региона) начала резко сокращаться. 

«Страна совершила множество собственных ошибок, — говорит британский экономист Виктор Балмер-Томас, — среди них решение снова влезть в долг и неспособность диверсифицировать экономику. Но нет никаких сомнений в том, что начиная с конца XIX века и далее многие проблемы Гаити были вызваны именно действиями имперских держав».

Конец Национального банка

Анри Дюрье умер в 1890 году, не застав краха собственного банка. В 1903 году власти Гаити начали обвинять CIC в завышении выставленных счетов, незаконном удвоении процентной ставки и работе в ущерб интересам страны. Однако в CIC напомнили о важной детали: банк был зарегистрирован во Франции и такие споры не могли решаться в рамках судов Гаити. 

Марселен не испугался и уговорил парламент вернуть контроль над государственной казной. Гаити начало печатать собственные деньги и самостоятельно платить по счетам.

Однако у Национального банка все еще был влиятельный союзник — правительство Франции. В 1908 году посол Франции на Гаити Пьер Картерон встретился с Марселеном и попытался уговорить его восстановить отношения с банком. Марселен ответил отказом. Он заявил, что, если Национальный банк Гаити вообще хочет выжить, ему придется работать на экономическое развитие страны. 

Это возможно, ответил Картерон. После чего добавил, что, разумеется, Гаити придется сначала передать свою казну назад под контроль Франции. А кроме того, вам нужны деньги, заявил Картерон: «Где же вы их возьмете?»

Судя по письмам посла, он и сам подозревал, что Марселен никогда на это не пойдет. Тогда он призвал коллег в Париже придумать новый план. «Исключительно важно изучить вопрос о том, как можно учредить новую французскую кредитную организацию в Порт-о-Пренсе — без каких-либо прямых связей с правительством Гаити», — писал Картерон. 

Новое учреждение — со слегка измененным названием, Национальный банк Республики Гаити, — открылось в 1910 году. У Франции по-прежнему была доля в нем, но через 30 лет после своего появления на Гаити Crédit Industriel et Commercial наконец покинул страну. 

Однако к тому моменту в финансовом мире появился новый центр притяжения: Уолл-стрит и группа банкиров из National City Bank of New York (предок современного Citigroup). Американские финансисты продолжили играть по правилам Дюрье. А кроме того, Уолл-стрит владела оружием гораздо более весомым, чем смутные дипломатические угрозы. Банкиры обратились к своим друзьям в Вашингтоне, и — спустя 35 лет после учреждения банка Дюрье — американские войска вторглись на Гаити.

Это была одна из самых продолжительных военных оккупаций в американской истории, которая позволила Штатам установить контроль над финансами Гаити и в течение многих следующих десятилетий определять будущее страны.