За время войны в Украине зарегистрировали больше 30 тысяч браков. В середине апреля украинский Минюст упростил эту процедуру: теперь военнослужащие могут пожениться даже по Zoom. Одна свадьба — стоматолога Антона Соколова и медсестры Анастасии Грачевой из Харькова — стала известной далеко за пределами Украины. Свадебные фото пары на фоне руин города облетели мировые СМИ: от France24 и Euronews до Africanews. «Медуза» поговорила с Анастасией Грачевой о том, почему они с Антоном решили не откладывать праздник и как одна свадьба может помочь украинской армии.
До того, как Антон сделал мне предложение, мы жили вместе два года. Мне, как любой девочке, хотелось уже замуж, и я начала открытым текстом его подталкивать: мол, Соколов, когда мы уже поженимся? Он отшучивался, что по статистике любой брак заканчивается разводом. Честно сказать, я ждала предложения на Новый год, но его не было.
А потом нас с утра [24 февраля] разбудил звонок друга. Мы крепко спали и, когда Антон наконец поднял трубку, услышали: «Началось, спускайтесь в подвал». Мы спросонья даже не поняли, что началась война: спокойно собрали тревожные чемоданчики, сели в машину и поехали забирать из кадетского училища моего сына от первого брака. Пока ехали, нас накрыло осознание. Началась наша военная жизнь.
У нас в подвале дома оборудован спортзал — там и туалеты, и вода, и прилечь есть где, но только один вход, а это небезопасно. Вдруг его завалит или еще что случится, и мы застрянем в этом спортзале. Да и спускаться в подвал по каждой тревоге надоедает. Мы три раза честно спустились со своего седьмого этажа, а на четвертый раз просто вытащили вещи и покрывала в коридор и устроились там.
На второй-третий день надоело просто сидеть дома. Мы с Антоном стали думать, чем мы можем помочь. Разместили в инстаграме объявление: врач-стоматолог и медсестра могут оказать медпомощь на дому. Пошли первые заявки. Антон со мной ездил, когда мне надо было кому-то капельницу поставить или катетер сменить. Я ездила с Антоном, ассистировала ему, хотя именно в стоматологии я до этого не работала. Мы поддерживали не только гражданское население, но и друг друга: подсказывали, как лучше, если кто-то из нас что-то не помнил. Все это сильно нас сблизило: мы поняли, что мы есть друг у друга, даже если мир вокруг рушится. Даже когда ты сам отдаешь свои силы стране, харьковчанам, есть рядом человек, который поделится частичкой сил с тобой, а вечером обнимет, приласкает, — и так спокойно сразу на душе.
Со временем вызовов стало больше. В основном нас просили приехать пожилые люди, потому что молодые уехали или пошли защищать страну. У пожилых часто проблемы с давлением, а в военное время эти проблемы усугубились. Мы решили, что нужно от адресной помощи переходить к более масштабной.
Нашли информацию, что на склад гуманитарной помощи в Харькове требуются волонтеры-медики, чтобы сортировать и распределять лекарства и медицинское оборудование. По сути, нам надо было делать так, чтобы на запрос [человека] с конкретными симптомами [того или иного заболевания или недомогания] отправили правильные лекарства. Волонтеры на машинах отвозили все это в самые горячие районы Харькова. Позже мы немного сместили приоритеты. Мы все еще помогаем гражданским, но теперь прежде всего лечим ребят из ВСУ и теробороны. В итоге волонтерство на складе гуманитарки стало даже не частью нашей жизни — это и есть наша жизнь, наша рутина.
Инна Болдовская
Инна Болдовская
Антон за это время лишний раз убедился, что я действительно его человек. Что он может мне доверять, что я разделяю его ценности и взгляды на мир. С его слов, он посмотрел на меня по-новому во время волонтерства и убедился, что я рассудительная, спокойная и смелая, с открытой душой. Он меня втихаря называл декабристкой — нет [говорил:] «Моя февралистка». Сына я отправила в Чехию к родственникам, он говорил, что без нас никуда не поедет, но мы его все-таки уговорили. Сама же я четко сказала, что никуда не уеду, я его [Антона] не брошу.
Все это Антон сказал мне уже после того, как сделал предложение. Двадцать восьмого марта, в двухлетнюю годовщину наших отношений, он встал на колено и сказал, что хочет быть со мной так долго, как это возможно.
Мы решили пожениться 3 апреля, в мой день рождения. Антон шутил, что не нашел мне подарок, поэтому будет свадьба. Да и ждать не хотелось: мало ли что будет завтра. Родной Харьков может не дождаться нас и пострадать, пока мы медлим. Мы, конечно, понимали, что традиционной пышной свадьбы не получится, и сразу решили, что это не про праздник: наше торжество [как и наша волонтерская работа] тоже должно помочь харьковчанам.
Про нас [Харьков] уже начали немного забывать: и новостей в других странах меньше, и гуманитарка понемногу тает — мы это видим, когда волонтерим на складе. Поэтому мы подумали: раз уж у нас не будет нормальной свадьбы, то пусть будет «военная», чтобы напомнить миру, что где-то рядом обстреливают Харьков.
В Украине сейчас можно заключить брак в день подачи заявления, расписать вас может не только загс, но и отделы полиции, военные части, МЧС. Мы смогли найти единственную оставшуюся в городе сотрудницу харьковского загса и уговорить ее на эту авантюру — жениться именно в Харькове, на развалинах. Антон бегал на другой конец города за документами. У нас на все про все было три дня. Каким-то чудом успели.
Мне передали целых два свадебных платья. Одно отдала знакомая моего кума — сказала, что я могу перешивать его как хочу, оно ей уже не понадобится. Второе мне подарили в одной из фотостудий Харькова, где у нас работают друзья, и тоже сказали, что можно с платьем делать что угодно. Из этих двух платьев знакомая за пару дней сшила одно, по моим меркам. Я не хотела ничего помпезного: ни в коем случае ни рюшечек, ни кружавчиков — довольно строгий силуэт. Юбку хотелось немного пышную, а так я фанат минимализма. Фату сделали из куска тюля, отрезанного от подъюбника платья.
С цветами удивительная история получилась: мы договорились с девушкой по имени Ева, чтобы она подготовила мне букет и венок. Ева — декоратор, она с нами волонтерит. И вот днем мы с ней обговариваем все детали, а поздно вечером в ее дом прилетает [снаряд]. Ее, естественно, это выбило из колеи. Я подумала: «Ладно, буду без цветов. Это вообще неважно — главное, что подруга цела». И наутро она ко мне приходит с венком и букетом, говорит, что благодаря мне смогла отвлечься от обстрела и продолжить свою работу. Она мне сказала: «Впервые с начала войны я делаю что-то, что мне нравится». Я у нее была одной из первых клиентов: очевидно, что во время войны заказов у флориста особо нет.
Мы начали день нашей свадьбы с фотосессии. Позвали всех фотографов и журналистов, кого смогли вспомнить. Попросили знакомых, чтобы они передали оставшимся в Харькове журналистам, что у нас свадьба. Останавливали на улице фотографов в бронежилетах с надписью: «Пресса» и приглашали на свадьбу. Мы позвали датчан, которые фотографировали наш волонтерский склад, и они так вдохновились, что сняли про нас фильм.
Мы организовали фотосессию в местах, которые когда-то были самыми красивыми в городе, а сейчас разрушены бомбардировками. Я обожаю свой город, облазила все подворотни, и, конечно, больно видеть руины вместо домов. Особенно важен для нас Дворец труда с большой аркой: если в эту арку с улицы пройти, там [во внутреннем дворе] будут всякие магазинчики и кафешки. Мы с Антоном часто там ходили, пили кофе. В музыкальный магазин, где пластинки продавали, мы, наверное, раз в неделю заходили. Мы вообще любим собирать всякую старину дома. Фотография с нашей свадьбы, которая облетела мировые СМИ, сделана именно на фоне Дворца труда.
Инна Болдовская
Потом мы спустились в метро — это тоже была часть нашей задумки (с начала войны метро в Харькове служит бомбоубежищем — именно в бомбоубежищах некоторым украинским парам приходится жениться, — прим. «Медузы»). Много людей захотели нас поздравить, поэтому мы решили, что метро будет самым безопасным местом для такого количества народа. Мы убедили нашего регистратора из загса спуститься в метро. Туда же спустился и мэр Харькова [Игорь Терехов], чтобы поздравить нас.
Мы по чуть-чуть разлили шампанского [друг другу и гостям] после регистрации. Обменивались кольцами прямо на перроне. Вокруг нас стояли в основном друзья, близкие и фотографы. В вагонах [поездов в харьковском метро во время войны] живут люди, хотя на станции, где мы женились, народу было мало. Но людям, конечно, было интересно, они подходили, поздравляли нас. Чувствовалось, что они рады за нас, — казалось, весь город разделяет наши чувства в это темное время.
Инна Болдовская
Инна Болдовская
Честно, я не почувствовала ничего особенного из-за того, что мы в метро обмениваемся кольцами и даем клятвы. Я смотрела только на Антона: я этого мужчину искала 32 года. Я видела в его глазах любовь и доверие. Я чувствовала, что это мой человек, что я его безгранично люблю. И что это наш день. В загсе бы это было, в метро или в подвале — это наша свадьба. «Переигрывать» после войны мы ничего не будем: у нас была лучшая свадьба в мире. Если только в свадебное путешествие поедем после победы.
После регистрации мы вышли из метро и поехали на склад гуманитарной помощи. Там наши друзья-волонтеры организовали праздничный стол. Как я поняла, помог один из харьковских ресторанов, где работают наши знакомые. Мы отмечали свадьбу на складе. Харьковский артист Сергей Жадан даже дал бесплатный концерт. Там же, в окружении ящиков с лекарствами и едой, мы танцевали первый танец молодоженов. [Мы его] не готовили — станцевали как чувствовали.
Инна Болдовская
Мы хотели показать, что, несмотря на войну и разрушения — а разрушили не дома, разрушили наши жизни, — еще живут любовь и радость, продолжается человеческая жизнь. И небо над городом не поменялось — оно такое же чистое и голубое. И наша любовь не поменялась — разве только в лучшую сторону. Любовь спасет и наш город, и нашу страну, и вообще весь мир.