истории

«Когда может, сын пишет коротко, что живой, или ставит +. Он не выходит на связь уже шестые сутки» Монолог матери украинского солдата, который сражается в Мариуполе — самой горячей точке этой войны

Источник: Meduza

Война полностью изменила жизни миллионов украинцев. Пока одни сражаются за свободу своей страны, другие становятся беженцами, а третьи не могут бросить дом, пытаются выживать в условиях войны — и ждут воссоединения с близкими. «Медуза» связалась с украинкой Ириной Егорченко — ее сын воюет в осажденном Мариуполе и не выходит на связь уже почти неделю, но она не опускает руки и не поддается страху. Ирина каждый день занимается волонтерством в Киеве, заботится о трех своих младших детях — и верит в светлое будущее как для Украины, так и для России.

Ирина Егорченко

43 года, общественный и религиозный деятель

Полномасштабную войну я часто видела во снах. Мне снилось, как мой Киев бомбят, а я сначала долго смотрю на это из окна, потом выхожу на улицу и вижу СССР. Незадолго до начала войны мне приснился мой папа. Я пришла к нему домой, он открыл мне дверь и сказал: «Все, Ира, началось». Даже во сне я поняла, что речь о войне.  

24 февраля мы проснулись рано утром от шума за стеной. На лестничной площадке была суматоха: люди спешно собирали вещи, хватали детей и бежали. Потом зазвучала сирена. Мы давно понимали, что война возможна, о ней очень много писали и говорили в СМИ, особенно в западных. Но поверить в это мы не могли до последнего. Человек никогда не готов к беде, но так случается, что беда приходит. И к нам она тоже все-таки пришла. 

Нашей с мужем первой реакцией был страх. Не за себя — за детей. Мы-то уже большую часть своей жизни прожили, а детей нужно уберечь, они от нас зависят. У нас их четверо: двое биологических, сын и дочь, и двое приемных, брат с сестрой. Мы быстро взяли себя в руки и постарались успокоиться, чтобы не травмировать детей своей паникой.

Моему старшему сыну 22 года, он военный. У него с детства были героические наклонности. Он очень порядочный, дисциплинированный, всегда стремился к справедливости. Ему хотелось делать что-то значимое, и в 18 лет он добровольно пошел в армию, хотя призыв у нас с 21 года. Отслужил и решил продолжить. Он был на службе и до 24 февраля, охранял рубежи, а сейчас оказался в одной из самых горячих точек — Мариуполе.

Когда началась война, я сразу написала сыну, но дня три-четыре он не выходил на связь. Потом написал: «Жив». Я понимаю, когда ты отстреливаешься от врага, писать сообщения не очень удобно. Он знает, что мы за него волнуемся, и когда может, пишет коротко, что живой, или ставит +. Сейчас он не выходит на связь уже шестые сутки.

Каждый наш с мужем день занят волонтерской деятельностью. Мы и до войны всегда помогали людям: мой муж — пастор христианской церкви, а я — основательница общественной организации «Турбота та милосердя», которая уже много-много лет помогает незащищенным слоям населения. Каждый день люди нам звонят и пишут с просьбами помочь. Вместе с другими волонтерами мы развозим лекарства, продукты, помогаем добраться до больницы, готовим еду, кормим тех, кто сидит в бомбоубежищах. По образованию я психолог, поэтому стараюсь оказывать еще и психологическую помощь, она сейчас нужна многим.

Мы сознательно решили остаться в Украине. У нас была и остается возможность уехать, есть на это средства и родственники за границей. Но мы взяли на себя обязательства перед людьми и не можем их бросить. Мы несем ответственность перед ними, перед Богом и перед своей совестью. Сколько сможем тут оставаться, будем здесь и будем помогать. Помощь другим помогает и тебе самому тоже. Это хорошая профилактика невроза. Во-первых, отвлекаешься от страшных мыслей, во-вторых, это еще и добавляет смысла в твою жизнь, дает силы.

Мы живем близко от Бучи, постоянно слышим и видим взрывы. Детей мы, разумеется, укрываем, а сами продолжаем заниматься волонтерством. На звуки сирен и падающих снарядов уже не обращаем внимания. У нас перед глазами люди, которым еще тяжелее, поэтому мы сосредоточены на них.

Я верующий человек. Вера всегда была для меня важна, а теперь она стала еще актуальнее. Думаю, что именно вера в Бога и единство помогут Украине все это преодолеть. Я каждый день молюсь за наших солдат, учу других молиться и находить упование в Боге. Когда люди вместе со своими детьми сидят в подвале, куда в любой момент может ударить бомба, вера становится единственной надеждой. Она помогает людям не отчаиваться.

За сына я тоже молюсь каждый день. Я понимаю, что одна моя молитва его не спасет, но спасет вера и правда. Бог сражается за правду, а правда на нашей стороне. Мы никуда не врывались, ворвались к нам. Я верю, если Бог допустил эту ситуацию и мой сын оказался на войне, Бог поможет ему выжить.

Поначалу, конечно, было очень тревожно. Мы не могли оторваться от новостей. Но со временем ты понимаешь, что нельзя зацикливаться на страхе, он не должен взять над тобой контроль. И начинаешь принимать новости как факт и продолжать делать то, что можешь. 

У нас по-прежнему есть наше настоящее и будущее, есть дети, за которых мы несем ответственность, есть те, кому мы вызвались помогать. Надо думать о них. Мы продолжаем жить. Дети продолжают учиться. Сейчас школы не работают, поэтому мы сами даем детям какие-то задания и темы, старшая дочь учит с младшими языки. Мы не сосредоточены только на войне. Детям я постоянно говорю, что любая война однажды заканчивается, а им нужно жить и развиваться.

Я воспринимаю происходящее как очередное испытание. В моей жизни их было немало, но испытаний такого масштаба я еще, конечно, никогда не проходила. Оно еще не кончилось, но я уже увидела, что можно не бояться, утвердилась в своих ценностях. Я поняла, что не могу бросить людей и сбежать. Мой муж так поступить тоже не может. Уезжать сейчас надо в первую очередь тем, кто остался без дома. Мы поняли, что даже среди бури можем сохранять спокойствие и человечность.

Раньше, когда говорили про украинцев, часто вспоминали фразеологизм «моя хата с краю». Я и сама его использовала. Но сейчас эти слова абсолютно потеряли смысл. Сейчас вся Украина — это единый организм. Все украинцы невероятно сплотились. Я познала свой народ с новой стороны — как мужественных и свободных людей. Мужчины и женщины толпами выходят к танкам с голыми руками. Даже если бы президент сказал сдаться, мы бы не сдались. Мы действительно чувствуем себя нацией, единым народом. И я очень горжусь тем, что я украинка.

Хотелось бы, чтобы россияне взяли пример с украинцев. Наши женщины на танки бросаются, а в России три человека боятся вместе на площадь выйти. Мне кажется, уж лучше отсидеть, чем позволить взять такой контроль над собой. Я вижу в россиянах страх и нежелание думать, перекладывание ответственности за себя и свою жизнь на власть. То же самое было в советское время. В СССР не учили думать: сказали, что что-то плохо — значит плохо. А почему плохо — никто не понимал и не спрашивал. Нужно проснуться наконец и изгнать эту власть — из самих себя в первую очередь. 

Еще меня поражает безразличие русских матерей. Их страх перед режимом сильнее материнской любви. Почему они молчат? Они воспитали своих детей в этом страхе — бездушными и не умеющими думать. Почему молчат жены и сестры, пока их мужьям и братьям врут, а они гибнут и валяются как мусор? Почему не поднимают бунт? Шли бы расклеивать листовки, выходили бы на улицу и кричали, прозванивали бы сутками своих сыновей, мужей и братьев, умоляли бы их вернуться. Это безразличие и желание пребывать в иллюзии, что все хорошо и Россия побеждает, — я этого не понимаю. Я не понимаю, как можно верить Путину. Как можно быть такими пассивными и равнодушными?

Я воспитана в христианских ценностях, меня учили любить людей. Я не могу позволить ненависти быть в моем сердце, как бы тяжело это ни было. Я осуждаю убийство моих соотечественников, но я не хочу опускаться до того же уровня, что те, кто пришел нас убивать. Но преступник должен быть наказан. В этом плане я поддержу свою страну, это не должно остаться безнаказанным.

Желание «освободить» Украину даже звучит странно. Это никакое не освобождение, а желание уничтожить тех, кто может позволить себе проявлять силу воли. Как в XXI веке можно стрелять в мирных людей, в детей и женщин? Это просто какое-то Средневековье. Это катастрофа. Я буду надеяться и молиться, чтобы россияне изменились и все осознали. Не знаю, в какой момент это случится, но, когда люди в России узнают правду, откроют глаза, им самим станет тяжело себя принимать. И это тоже будет своего рода наказанием.

У нас нет каких-то далеких планов. Самая главная задача сейчас — выжить. И победить, конечно. Но Украина победит — это бесспорно. После всего, что мы пережили, какие ресурсы в самих себе обнаружили, мы точно придем к чему-то новому и лучшему. Дело даже не только в нашем настрое. Весь мир с нами, мы защищены со всех сторон, все восстали против агрессора, против террориста. Я даже не могу происходящее называть войной. На войне есть какие-то правила, есть минимальные представления о чести. А это не война и не «спецоперация» — это терроризм.