Российские власти сначала не воспринимали исследователей гендера всерьез, а потом начали их преследовать. И, конечно же, объявлять «иностранными агентами» Вот как это устроено

В конце сентября российские власти объявили «иностранным агентом» Ивановский центр гендерных исследований. Это не случайность, а часть политики российских властей по борьбе с этой — относительно новой — областью научных исследований. По просьбе «Медузы» о том, как гендерные исследования появились в СССР и вынуждены бороться за выживание в России, рассказывает гендерный историк из Университетского колледжа Лондона Элла Россман.

Гендерные исследования появились еще в Советском Союзе — как ответ на нерешенный «женский вопрос»

Во многих странах гендерные исследования стали развиваться еще в 1970-е, но в СССР они пришли позже из-за «железного занавеса» и цензурирования науки. Первые дискуссии о гендере начались только во времена гласности во второй половине 1980-х. 

Своего рода «программным документом» нового направления стал текст экономистов Анастасии Посадской, Натальи Римашевской и Наталии Захаровой «Как мы решаем женский вопрос», который вышел в 1989 году в журнале «Коммунист». В этой статье авторы еще не использовали понятия «гендер» и «гендерные исследования» — вместо этого они предлагали термин «феменология». Но суть от этого не менялась: авторы подчеркивали, что именно междисциплинарные исследования могут по-настоящему решить «женский вопрос» — то есть разработать эффективную семейную политику и разобраться с социальными проблемами, с которыми сталкиваются женщины. На разных данных они показали, что советское общество далеко от гендерного равенства, что бы ни провозглашали на официальном уровне.

Первая лаборатория со словом «гендер» в названии тоже появилась еще в советское время — в 1990 году в Институте социально-экономических проблем народонаселения Академии наук СССР. Она называется «Лаборатория гендерных проблем» и работает до сих пор. Именно в этом институте и работали авторы статьи в «Коммунисте».

Первый независимый центр гендерных исследований открыли тоже в 1990-м — это был Московский центр гендерных исследований (МЦГИ, на сегодняшний день закрыт).

Девяностые годы в целом стали временем активного развития гендерных исследований. Центры и программы появлялись на всем постсоветском пространстве, вокруг них формировались локальные научные школы. Причем открывались они не только в столицах вроде Москвы, Санкт-Петербурга или Минска, но и, например, в Иванове, Харькове и Барнауле. 

В начале 1990-х в Москве прошла и первая международная конференция по гендерным исследованиям, организованная ЮНЕСКО. Тогда же литературу по гендеру начали активно переводить на русский язык. Выходили и оригинальные исследования, как в виде книг, так и в первых научных журналах по гендерным исследованиям на русском — это, например, «Женщина и российское общество», «Гендерные исследования» и альманах «Адам и Ева». 

Российские власти в те годы мало интересовались проблемами женщин и гендерными вопросами. И это притом что в Госдуме первого созыва была целая фракция, посвященная этим вопросам, — «Женщины России» (впрочем, ее участники занимались и другими социальными проблемами). У многих и во власти, и в обществе гендерная проблематика ассоциировались с советским официозом, о котором многим хотелось поскорее забыть — ведь равенство мужчин и женщин было важной частью советской официальной повестки. Открытого противодействия со стороны государства гендерным исследованиям в 1990-е, впрочем, не было — позже оказалось, что это уже неплохо. 

Зато много предубеждений о них было у научного сообщества. Развитие дискуссий о гендере шло в разных дисциплинах неравномерно, все зависело от степени консервативности той или иной дисциплины. Наиболее открытой к дискуссиям о гендере оказалась социология: возможно, потому что социологические исследования семьи, брака и даже сексуальных отношений появились в СССР еще в 1970-е. Тогда на фоне партийных тревог из-за падения рождаемости в СССР исследования о семье получили пространство для развития, и в Советах появился прототип собственной школы исследований гендера и сексуальности. 

Центры гендерных исследований выживали благодаря иностранным грантам. Но потом их стали признавать «иноагентами»

Во второй половине 1990-х и в 2000-е в регионах России стали открываться научные центры и организации, посвященные гендерным исследованиям. В 2002 году — Самарский центр гендерных исследований, в 2003-м — Центр социальной политики и гендерных исследований в Саратове, в 2008-м — Кабинет гендерных исследований в Новосибирском государственном университете. 

Тогда же в России наметился так называемый «консервативный поворот» во внутренней и внешней политике, набравший силу в 2010-е — особенно после обращения Владимира Путина в 2012 году к Федеральному собранию, в котором президент призвал возрождать «духовные скрепы». В гендерной политике все это проявилось в том, что власти при поддержке религиозных и ультраконсервативных организаций начали активно продвигать «традиционные ценности». Их центром стал идеал гетеросексуальной полной семьи с жестко разграниченными ролями мужа и жены (и иерархией между ними) и детьми (желательно тремя или более). Интересно, что ко всему этому добавилась идея, что «традиционная семья» должна быть еще и «многопоколенной», то есть такой, в которой бабушки-дедушки, их дети и внуки живут вместе. Исторически такой вид семьи был распространен еще в доиндустриальном обществе. 

Этим «правильным», по мнению государственных деятелей, ценностям противопоставлялись «неправильные»: права ЛГБТ, аборты, ювенальная юстиция, феминизм и все связанные с ним явления, среди которых оказались и гендерные исследования. Разговор о традиционных ценностях шел на фоне эмоциональных призывов защищать суверенитет России от вмешательства Запада в ее внутренние дела, законы и семьи. «Традиционная семья» стала главным символом «национальных ценностей», которые, как оказалось, нужно защищать от внешних посягательств не меньше, чем государственные границы. Ко второй половине 2010-х национальный, семейный и демографический вопросы окончательно срослись, став основой новой российской государственной идеологии. И в этой идеологии не было места не то что гендерным исследованиям, но даже просто слову «гендер» как таковому.

В 2011 году именно слово «гендер» в тексте Стамбульской конвенции стало одной из официальных причин того, что Россия отказалась ее принять — российской стороне оно показалось размытым и не соответствующим российскому праву. Уже в 2018 году представители России объясняли Совету по правам человека при ООН, что Конвенция не соответствует российским «принципиальным подходам к защите и продвижению традиционных нравственных и семейных ценностей и Концепции государственной семейной политики». 

Выводы современных гендерных исследований вообще идут вразрез с базовыми идеями российских чиновников. Например, они доказывают, что методы стимулирования рождаемости, которые много лет практикуют в России, не работают и не будут работать. Или что «традиционной семьи», которую рисует воображение государственных деятелей и пропагандистов, на деле не существовало нигде в мире — кроме, может быть, рекламных постеров в США 1950-х.

Но самым мощным ударом по гендерным исследованиям в России стал закон об НКО — «иноагентах» 2012 года. Исторически многие центры гендерных исследований работали благодаря поддержке иностранных фондов: девяностые и двухтысячные годы были не лучшим временем для российской науки, особенно для новых направлений. Однако именно эта стратегия, которая раньше позволяла выживать, в итоге сделала их более уязвимыми.

Уже в 2013-м в реестр НКО — «иноагентов» попал саратовский Центр социальной политики и гендерных исследований (ЦПСГИ). Прокуратура увидела «политическую деятельность» в одном из его исследовательских проектов и в выпущенной по его мотивам книге «Критический анализ социальной политики на постсоветском пространстве». Она предлагает примеры потенциальных программ университетских курсов по российской социальной политике, социологии здоровья и гендерным исследованиям.

Саратовский центр подавал апелляцию на решение о признании «иноагентом», но суд оставил его в силе. В декабре 2014 года центр был ликвидирован.

Спустя два года Самарский центр гендерных исследований тоже оказался в реестре «иноагентов», спустя пять лет его создатели ликвидировали юрлицо. За ним в реестр включили и Центр независимых социологических исследований в Санкт-Петербурге, в котором, помимо других тем, тоже занимались гендерными исследованиями.

Статус «иноагента» получили и ряд женских общественных организаций и НКО, которые борются с насилием и гендерной дискриминацией. Например, это центр «Насилию.нет» в Москве, Калининградская региональная общественная организация содействия развитию женского сообщества «Мир женщины», региональное движение «Новгородский Женский Парламент» и другие.

29 сентября 2021 года «иностранным агентом» был объявлен Ивановский центр гендерных исследований. Он работает с 1996 года. Уже 25 лет его возглавляет историк Ольга Шнырова — специалистка по истории британского суфражизма.

В первое десятилетие своего существования центр не испытывал давления со стороны государства — даже сотрудничал с государственными организациями (например, с Ивановским государственным университетом) и получал государственные гранты. До 2015 года мероприятия центра проходили на базе Ивановского государственного университета, но затем центр выселили, а Ольгу Шнырову уволили из ИвГУ. Официальной формулировкой стало «нарушение дисциплины» — оно проявлялось в том, что исследовательница «самовольно занимала помещения университета». 

Позже исследовательнице удалось дважды добиться восстановления на работе в университете. Свое увольнение Шнырова связывает не только с деятельностью центра, но и со своей профсоюзной работой: она состоит в профсоюзе «Университетская солидарность» с момента его создания в ИвГУ. Перед своим увольнением Шнырова и коллеги пытались оспорить невыгодные условия коллективного трудового договора, который им навязывала администрация. 

В последние годы Ивановcкий центр гендерных исследований занимался образовательными и просветительскими проектами, проводил экспертные опросы. Например, сотрудники проводили опрос экспертов о том, как изменилось положение женщин на рынке труда за время пандемии, и исследовали особенности представлений о маскулинности среди молодежи в разных регионах. 

За 25 лет работы центр стал одной из ведущих исследовательских организаций по гендеру в России. Он представляет Россию в Международной исследовательской ассоциации институтов перспективных гендерных исследований (RINGS) и сотрудничает с Ассоциацией женщин в развитии (AWID).

Сама Ольга Шнырова рассказала «Медузе», что еще в 2012 году прокуратура предупреждала центр, что он может быть признан «иноагентом» из-за иностранных грантов. Но исследователи продолжали получать их и сотрудничать с учеными из-за рубежа.

Проблемы стали серьезнее весной 2021-го. На центр написали анонимную жалобу в областное министерство юстиции — в ней было сказано, что исследователи получают иностранное финансирование и «ведут политическую деятельность». После жалобы пришла внеплановая проверка министерства. «Политической деятельностью», несовместимой с иностранным финансированием, чиновники посчитали участие Ольги Шныровой в выборах депутатов Ивановской городской думы (мандат она не получила). А также то, что она на своей странице в фейсбуке призывала подписать петицию в защиту чеченки Лианы Сосуркаевой, у которой родственники покойного мужа насильно отобрали детей. 

Сейчас Ивановский центр намерен оспорить статус «иностранного агента». По словам Ольги Шныровой, центр намерен продолжать свою работу, несмотря на возможные штрафы. 

* * *

Положение гендерных исследователей в России остается сложным. Они зажаты между нехваткой финансирования, пренебрежением и предрассудками коллег — и страхом усиления цензуры со стороны властей и испуганных университетских администраторов. При этом интерес к гендерным исследованиям со стороны студентов и молодых специалистов растет. В России с начала 2010-х идет подъем новой волны феминистского движения, о гендере пишут медиа и рассказывают популярные блогеры, говорят в галереях, библиотеках, культурных центрах и барах.

Однако возможностей для молодых специалистов серьезно изучать гендерную проблематику и вести исследования в России все меньше. Часто речь идет о самообучении за пределами официальных вузов (специалитетов при российских вузах очень немного). Студенты и молодые исследователи сами организуют семинары, дискуссии, ходят на курсы независимых образовательных платформ, занимаются научными проектами в свободное время. Многие из них довольно быстро утыкаются в карьерный потолок и уезжают учиться (а потом и работать) за рубеж.