истории

Лох возрожденный Саратовское село со звучным названием постепенно приходило в упадок. Но потом в его истории начали происходить чудеса. Репортаж Анастасии Якоревой

Источник: Meduza

Последние лет тридцать расположенное в Саратовской области село Лох умирало — потихоньку, год за годом. Его расцвет случился очень давно, в начале XX века, когда тут жили почти шесть тысяч человек, а одних мельниц насчитывалось восемь штук. Сейчас здесь 350 жителей и одна мельница. Деньги на реставрацию этой мельницы пыталась найти семья Кислиных, переехавшая в Лох несколько лет назад из Саратова; они же добывают гранты на развитие села и строительство «визит-центра». Спецкор «Медузы» Анастасия Якорева рассказывает, как переселенцы из города увлеклись идеей превратить Лох в модное туристическое место — и уже добились того, что на выходные в село приезжает примерно столько же людей, сколько живет в нем.

Лох стоит в низине между холмами, поэтому здесь не чувствуется ни саратовский степной климат, ни местные ветра. За это местные с иронией называют свое село «лоховской Швейцарией».

Вдоль трассы перед въездом в село стоят вырезанные из дерева белые буквы: «Будущее начинается сейчас», «С чего начинается Родина?» — и вдалеке на холме самая лаконичная — «Лес богаче». На самом деле должно быть «Лес богаче царя», но «царь» все время падает. Раньше его поднимали, а в 2021 году не стали. 

В самом селе на пригорке — небольшой кирпичный одноэтажный дом семьи Кислиных. Забора вокруг него нет; на двери курятника разноцветными красками нарисованы курицы и петух. В загоне, расположенном рядом, стоит осел, у которого нет особой хозяйственной ценности: просто младшая дочь Аня Кислина мечтала о лошади или об осле, еще когда семья жила в городе.

Сейчас Аня и ее старшая сестра Маша вновь поселились в Саратове и приезжают в Лох только на выходные, но их родители живут в селе постоянно. Мама Нина Кислина занимается хозяйством и ведет кружок рисования и уроки литературы в лоховской сельской школе. Папа Сергей Кислин, бывший военный психолог, недавно достроил маленький одноэтажный культурный центр возле мельницы и водит экскурсии по деревне.

Восемь лет назад Кислины приехали в Лох посмотреть на последнюю сохранившуюся в области водяную мельницу. В XIX веке ее построили немецкие колонисты, она молола муку на все большое село, потом — давала электричество. Мельница пережила две войны, коллективизацию, 1990-е и стояла бесхозная, медленно разрушаясь.

Сейчас Кислины уже не могут вспомнить, кто из них решил, что было бы здорово переехать из Саратова в Лох и восстановить мельницу. Говорят, что просто легки на подъем — из-за военной службы отца и смешливого характера матери.

Нина всю жизнь работала школьной учительницей рисования. Сергей после выхода на военную пенсию стал оператором полиграфа — «детектора лжи». В 1990-х его обучили этому американские военные, приехавшие помогать разваливающейся советской армии. Кислин проводил обследования по запросу коммерческих компаний. В 2012 году семья взяла кредит и купила дом в Лоху: все равно впереди была пенсия.

Их дочь Маша в это время оканчивала факультет филологии в Саратовском государственном университете и писала диплом. Но скучала по Лоху и, сидя в университетской библиотеке, изучала все, что касалось мельничного дела. Так она нашла 80-летнего профессора Московского государственного строительного университета Валерия Волшаника, который неожиданно ответил на ее письмо и согласился бесплатно помочь с проектом научной реставрации мельницы. 

Чтобы начать реставрационные работы, мельницу следовало сначала хотя бы оформить как строение — по бумагам ее просто не существовало. В 2014 году Маша начала писать письма в саратовское правительство, прося юридической помощи. Ей отказывали — и Маша обратилась к саратовскому губернатору Валерию Радаеву. Глава региона внезапно проникся сочувствием к ее проекту, приехал в Лох, предложил искать инвесторов и даже положил первые 40 тысяч рублей на счет созданного Машей фонда «Мир тесен». Еще 160 тысяч добавили министры и саратовские бизнесмены. Но всего на реконструкцию требовалось шесть миллионов рублей.

Во «ВКонтакте» Маша завела группу «Водяная мельница в селе Лох» и регулярно докладывала, что происходит с мельницей. Саратовским журналистам вежливая и сдержанная Маша нравилась, и они охотно писали про ее проект. Поэтому к моменту, когда у мельничного фонда появились какие-то деньги, уже были люди, готовые работать волонтерами. Для приезжающих Маша заказала информационные стенды и навигацию по селу. А чтобы заработать на доски и гвозди — заделать дыры в мельничном полу, — Кислины устроили первую экскурсию по Лоху для взрослых; до этого в село ездили в основном школьники в Кудеярову пещеру. 

На экскурсию по селу ждали 20 человек; Маша отправилась их встречать. Увидев автобус, она в панике позвонила отцу: «Их не 20!» Увидеть мельницу захотело примерно вдвое больше людей. У Кислиных не было даже нужного количества обеденной посуды: Нина бегала по всему селу и одалживала вилки, ложки и тарелки. После осмотра мельницы туристы обедали на скамейках и камнях, но остались довольны. А Маша на вырученные деньги купила доски, которыми волонтеры заделали дыры в полу и щели в стенах.

Средства на полноценную реконструкцию пытались найти на протяжении года. За это время в Лоху побывали с делегацией потомки немецких мельников и французы с велопробегом. В саратовском правительстве знали, что Маша готова встречать любых гостей — и однажды позвонили ей накануне ее свадьбы, попросив «завтра в девять утра быть на стенде». Отказать она не смогла и сразу после регистрации брака прямо в свадебном платье рассказывала гостям про водяную мельницу, а потом катала приехавших в Лох индейцев сиу из штата Северная Дакота по деревне на своей желтой «четверке».

Несмотря на усилия, разыскать деньги на мельницу так и не удалось. Сейчас мельницей управляет Центр развития туризма из районного центра Новые Бурасы. Реконструировать объект губернатор поручил областному министерству природных ресурсов. Однако вместо долгой и дорогой научной реставрации там выбрали «хозяйственный способ» — без восстановления оригинальных механизмов и оборудования.

Сейчас Маша относится к этому философски: рада, что мельницу приводят в порядок хотя бы так. А пять лет назад, когда с мельницы сняли оборудование и везли мимо дома Кислиных (в то время как раз началась ее реконструкция «хозяйственным способом»), Маша плакала. Утешавшая ее подруга не понимала, зачем рыдать из-за какой-то «деревянной развалюшки». К большинству затей приехавших в село городских и к приезжающим туристам местные жители до сих пор проявляют мало интереса. Возможно, тут дело в истории.

Теодор Шанин и история Лоха

В конце 1980-х знаменитый британский социолог Теодор Шанин наткнулся в американской Библиотеке конгресса на труды расстрелянного в 1937 году по сфабрикованному делу советского социолога Александра Чаянова, который занимался крестьяноведением и написал много трудов об устройстве крестьянских хозяйств. «Он удивлялся, почему никто не вспоминает этого великого человека, почему никто не идет по его методологическим, идеологическим — в хорошем смысле слова — следам», — вспоминал один из учеников Шанина Валерий Виноградский. Шанин начал переводить Чаянова на английский и увлекся его идеями.

Одновременно Шанин убедил миллиардера Джорджа Сороса, что нужно поддерживать российскую науку и образование, оказавшиеся в тяжелом положении после распада СССР. А заодно решил сам поехать в Россию и применить методы Чаянова на практике: записать монологи крестьян, переживших раскулачивание и коллективизацию. Команда из нескольких социологов в начале 1990-х отправилась в семь регионов страны, чтобы провести почти год в крестьянских семьях и зафиксировать их рассказы.

Ученые собрали очень много материала. Один из социологов, работавший в проекте, рассказывал, что крестьяне «говорят с нами, как будто бы ждали нас 50 лет: 30 лет боялись говорить, а далее 20 лет их никто не слушает». Одним из мест, куда съездил и сам Шанин с коллегами, стало село Лох. Благодаря этому об истории Лоха известно довольно много — в том числе из материалов того самого исследования.

Опираясь на них, историк Виктор Кондрашов написал научную статью «История села Лох». В ней говорится, что село Лох возникло в XVII веке как сторожевой пункт, созданный для раннего предупреждения о набегах кочевников. К началу XX века это был экономически развитый населенный пункт: в нем жили около шести тысяч человек, в селе было восемь мельниц, две маслобойки, девять кузниц, поташный завод, красильное заведение, храм на 900 прихожан, несколько школ, ярмарка, корчма и десяток мелких лавок.

Большей частью всего этого хозяйства владела артель из 15 молодых грамотных крестьян. На доходы с артельного хозяйства они устроили библиотеку, помогали бедным крестьянам и погорельцам. Но однажды один из артельщиков «допустил критику» царя, сказав малознакомому человеку на мельнице, что лучше бы было государя выбирать — «как старосту или старшину». В итоге участников артели арестовали и держали в тюрьме больше полугода без предъявления обвинений, из-за чего артель «была разбита».

Лох сопротивлялся приходу советской власти: в селе были кулацкие мятежи, коммунистических активистов выгоняли, сюда даже присылали отряд красногвардейцев и красных латышских стрелков. Памятник трем погибшим красноармейцам и сейчас стоит на центральной площади Лоха. 

В начале 1920-х новая советская власть изъяла у крестьян почти все зерно, и в Лоху начался голод. Кормили крестьян международные организации: в селе открыли столовую, прозванную «английской», где кормили фасолью, рисом, хлебом и даже поили какао. 

В конце 1929 года в Лоху, как и во всем СССР, началась коллективизация. Около 80 человек выслали; оставшиеся работали в основном на то, чтобы выполнить планы по поставкам зерна государству. Самим колхозникам оставалось хлеба меньше среднегодовой медицинской нормы . В 1932-м из Лоха вывезли почти весь хлеб — и впервые за всю историю села здесь случился массовый голод.  

Голодные времена окончательно завершились лишь в 1950-х, тогда же селу повезло с председателем. Местный колхоз возглавил Владимир Казанкин — его до сих пор вспоминают как одновременно уважительного и требовательного человека, часто идущего против партийного начальства: он продавал крестьянам колхозный скот, премировал их зерном и деньгами, восстановил мельницы, маслобойки, кузницы, кирпичный и поташный заводы, пасеки и яблоневые сады. 

Потом Казанкин ушел на пенсию. Пятерых следующих председателей колхоза снимали с должности из-за пьянства, село потихоньку угасало. К 1992 году в селе остались только 760 человек, да и те безынициативные, с ослабленным чувством «хозяйского отношения к земле». Сейчас в селе около 350 жителей.

Маша Кислина вспоминает, что познакомилась с Теодором Шаниным в 2016 году на социологической конференции. Он хотел еще раз приехать в Лох, но так и не смог из-за проблем со здоровьем.

Кислины, тем не менее, устроили в сельском клубе показ видеозаписей Шанина, сделанных в Лоху, — но местных ученый не заинтересовал: фрагменты с его участием просили перемотать. «Я думала, их поразит Теодор, как он рассуждает, — говорит Нина Кислина, — Но их интересовало больше: „А что тетя Маша говорит?“, „А это кто там на лошади проехал?“ и „Ну-ка останови, это кто рядом с бабой Тоней?“» 

Дон Кихот и гранты

После того как водяной мельницей занялась администрация района, Маша Кислина переключилась на школу. Она выиграла грант фонда Геннадия Тимченко (предпринимателя и друга президента России) на 700 тысяч рублей — на ремонт актового зала и покупку оборудования для классов.

Помещение ремонтировали Сергей Кислин и Василий Сушков — еще один бывший военный, переехавший в Лох. Маша купила для школы гончарный круг, швейное и ткацкое оборудование и муфельную печь для обжига. После этого директор школы Олег Малюков уже сам нашел спонсоров, поменял в новой мастерской окна и отремонтировал спортзал по федеральной программе. 

Вскоре Кислины начали организовывать в Лоху конкурс местных инициатив «Культурная мозаика малых городов и сел», деньги на который тоже дает фонд Тимченко. В 2018 и 2019 годах разыграли пять грантов по 20 тысяч рублей. «Наши оппозиционные друзья говорят, что деньги смешные, но надо хотя бы ими научиться распоряжаться», — вдруг говорит Маша, видимо, продолжая какую-то давнюю дискуссию о Геннадии Тимченко.

Один из грантов выиграл Василий Сушков, который живет в Лоху с женой и тремя приемными дочерьми. На эти деньги он соорудил небольшой мост через ручей и общественную деревянную купель на Маровом роднике. Такой же приезжий, как и Кислины, Сушков пробовал обратиться за помощью к местным, но те ему сказали, что «в деревне бесплатно не работают».

Другой грант получил местный сыродел и козовод Юрий Карамзин, которого в селе зовут «испанцем» или «Дон Кихотом». «Испанцем» — за то, что он долгое время жил в Испании, собирал апельсины и работал на стройке, а «Дон Кихотом» — за седую бородку клинышком. 

На зеленом заборе Карамзина висит табличка с надписью «Сад неправильных скульптур». За забором открывается странный вид: маленький белый домик в стиле альпийского шале и целая поляна небольших гипсовых и металлических скульптур. Одна из них — стилизованная человеческая фигура с короной на голове — называется «Испания».

Карамзин пространно объясняет посетителям ее концепцию: «На этой скульптуре, как на карте, каждый квадратик — это город, провинция, деревня, населенный пункт. Все из квадратиков. В Испании есть король, но это не королевство, это парламентская республика, король не в центре, не во главе государства, а сбоку — как гарант конституции, не более. Одна рука — это движение, фламенко, танец. Пики — это коррида, пикадоры, завоевание. Крест — всегда на груди у испанцев, они благодарят Господа за то, что такая хорошая плодородная земля. Но, видать, не все хорошо, потому что рука только одна — левая. А правая? А правая рука — Барселона. Она говорит: ребята, это вы — испанцы, а мы — каталонцы, мы не с вами, извините нас. Вся страна идет вперед, а ноги смотрят назад — это баски. Они говорят: ладно каталонцы, мы-то к вам вообще никакого отношения не имеем, и вы нас не хотите отпускать, но когда-никогда вы все равно шагнете вперед, а мы шагнем, но в другую сторону».

На вопрос о происхождении скульптур Карамзин отвечает неожиданно сварливо: «Я их все скупаю! У меня восемь тысяч пенсия, я на четыре живу, а на четыре — езжу по миру, скупаю скульптуры. Потому что куда девать деньги такие бешеные? Вот катаемся с Серегой [Кислиным], бензин воруем, на „шестерке“ ездим. Поверила? Да, конечно, сам сделал! Кто мне чего сделает, на хрен? Тебе много кто что наделал? Вон там за углом делал, через коленку железки гнул, Серегу мерил для сходства». 

Когда-то в Испании Карамзин зарабатывал неплохие деньги — 1,7 тысячи евро в месяц, — но тратил все на то, чтобы съездить в отпуск в Россию. В итоге решил вернуться. Грант от фонда Тимченко он израсходовал на материал для скульптур. 

Архистратиг Михаил и субботники

Все это время Маша Кислина продолжала рекламировать Лох при любой возможности. Однажды она подменяла отца на «детекторе лжи»: нужно было проверить персонал детского садика, где пропали детские сандалии. 

«Серьезное дело, отправляют меня искать сандалики. Мы всех обследовали, сандалики нашлись. Все рады, напряжение спало, и я на радостях рассказала директору про Лох, про то, что тут на гору выходят олени. Она сказала, что было бы здорово приехать. И приехала с мужем. И в этот день на гору действительно вышли олени. Они решили, что это знак, нашли тут дом и купили его». 

А потом в Лох неожиданно приехала семья, которая побывала на той самой первой экскурсии, для которой пришлось собирать вилки и тарелки по всей деревне. Кислины говорят, что эту пару запомнили хорошо: у них с собой были свои вилки.

Супругов звали Олег и Ирина Петкер, они оказались предпринимателями, которые делают световые табло. Петкеры купили дом в самом конце утопающей в черемухе Заречной улицы, между ручьем и холмом с зарослями фундука. Немного освоившись, приобрели еще и здание магазина и собрались открывать в нем кафе. Сергей Кислин этим фактом очень гордится: «Вы мне покажите еще хоть одно село, где собираются открыть кафе!»

Главный архитектор Саратова Александр Кискин услышал о Лохе от общих с Кислиными друзей и тоже приехал — погулять с женой, уставшей от сидячей работы. Был декабрь, людей почти не было, но по дороге Кискины встретили почтальоншу, а та рассказала, что в деревне продается десяток домов, и даже отвела к одному из них. Кискины и купили этот небольшой белый деревянный дом с зелеными наличниками. А потом — еще один, через дорогу. 

«Это удивительное место, здесь типов природы — от древнейшего болота до степи, и леса, и какие-то сырые и глухие как в Альпах места, есть выходы железистых камней, я ходил бы и ходил», — восхищается Кискин.

Правда, с бесцельными прогулками ему пришлось завязать. Еще в свой первый визит в Лох он вместе с женой зашел в разрушенный храм Архистратига Михаила — он стоит на въезде в деревню. В коллективизацию у храма трактором снесли колокольню, обвалив часть купола. В Лоху до сих пор рассказывают, что все участвовавшие трактористы потом погибли при странных обстоятельствах. Татьяна вспоминает, как муж постоял немного, а потом сказал: «Будем восстанавливать». В центре храма тогда лежала огромная куча битого кирпича. 

— Мы четыре года вывозили тачками эту кучу, — говорит Татьяна. 

— Ведрами, — уточняет Кискин. 

Сначала Кискину немного помогали местные учителя и селяне, но быстро бросили. «Семь недель я тут вообще один субботничал», — говорит Кискин и вздыхает. Тем не менее он сумел покрыть жестью крышу и укрепить стены.

На вопрос, не хотелось ли ему бросить эту затею, он отвечает подробно: «Дьявол искушал много раз. Я звал людей, писал в фейсбуке, звонил, писал СМС. Догадываетесь, какие у меня мысли были: или я что-то не так делаю, или людей оттолкнул. Каждую пятницу я сюда приезжаю, утром мне на субботник, а ночь я кувыркаюсь в постели — что только ни думаю. А тут меня позвали снова замом по архитектуре [в правительство]. У меня заработков никаких, супруга, как любая женщина, такое не любит. А тут зарплата хорошая все-таки. И тут у меня началось: не хочу этой работы, а деревню надо подымать, храм надо подымать. Вот надо идти озвучивать решение, стою под дверями кабинета в приемной и не знаю, какое решение принять. Начал молиться: Господи, какое мне принять решение? Все приму, как ты скажешь, намекни хоть каким-то образом. И тут мне звонит Маша Кислина, говорит: „Александр Николаевич, тут среди туристов нашлась фотография храма“. А фотографий-то не было, моя студентка Илона Карпова проект без фотографии делала. Вот так в полторы минуты все уместилось». 

От карьеры чиновника Кискин отказался, сейчас зарабатывает частным проектированием и каждые выходные едет «на субботник» в Лох. 

«Отсутствие денег рождает креатив»

В одну из майских суббот возле храма Архистратига Михаила — несколько машин. У склона холма, на котором стоит церковь, несколько человек толпятся вокруг бетонного колодца. Коренастый мужчина в разноцветной шапочке и модных штанах разматывает шланг. Это известный саратовский предприниматель Михаил Авилов, владелец нескольких интерьерных салонов.

На «субботники» по восстановлению храма он ездит второй год, каждую неделю. «Я сюда поехал два года назад на экскурсию, смотрю — храм открыт, — поясняет Авилов, продолжая разматывать шланг. — Я захожу в храм, а там в уголке один маленький человечек что-то постукивает, ковыряется. Кругом развалины, армагеддон. Я подошел поближе, смотрю — Александр Николаевич. Спрашиваю: „Александр Николаевич, вы что здесь делаете?“ Он говорит: „Я храм восстанавливаю“. И сидит дальше, что-то там постукивает один — храм восстанавливает, мать его. И у меня что-то как екнуло, я говорю: „Я с тобой“. И с тех пор я не пропустил ни одной субботы». 

За жизнерадостным Авиловым потянулись и другие волонтеры. Чтобы занять всех делом, решили заняться территорией вокруг храма. Авилов уговорил приехать в Лох ландшафтного архитектора Юлию Бурову. Та неожиданно согласилась бесплатно организовать у храма парк на площади 30 соток и теперь каждую субботу тоже ездит в Лох. 

Бурова придумала высадить парк из неприхотливых растений, которые растут по всему Лоху без дополнительного полива: ирги, черемухи, диких яблонь, спиреи, шиповника, дикого миндаля и луговых трав. В Саратове, к некоторому удивлению Юлии, в общественных пространствах все делают по-другому: например, РЖД сажает в парке Победы туи и можжевельник.

«Ни газон, ни можжевельник, ни туи не растут в Саратове без электричества, воды и людей, которые будут спасать эти растения от болезней и попыток умереть, — говорит она. — Тут в Лоху — мой капитальный эксперимент, ради которого я в это все ввязалась. Показать, что из местных растений может получиться парк. Это европейский опыт: только так все и делают, когда нет денег на общественные пространства».

Пока Бурова придумывала свой парк, Маша Кислина выиграла очередной грант — на этот раз президентский, на 500 тысяч рублей. Но даже неприхотливых и не очень дорогих растений на 30 соток надо столько, что они тянули минимум на полтора миллиона рублей. Поэтому решили покупать частями, а что-то — выкапывать и пересаживать с окрестных полей. За год Юлия успела посадить здесь 300 спирей, иргу, миндаль, черемуху и дикие яблони. Яблони купила сама. 

Пока Бурова с волонтерами разбивала парк, в село неожиданно приехали замерщики окон от саратовской компании Bekker, а потом и установщики, которые вставили в храме деревянные окна. Авилов прикидывает, что, если бы за них пришлось платить, вышло бы миллионов на пять.

В парке вырыли колодец, а возле храма поставили строительный вагончик. 

«Все делаем „из говна и палок“, один гвоздь по три раза используем. Отсутствие денег рождает креатив», — подытоживает Авилов.

В этом году в храм назначили своего священника, отца Иоанна из райцентра Новые Бурасы. Это вызывает у музыканта Авилова восторг. «Представляете, подъезжает „Лада Приора“, за рулем батюшка, с ним четыре бабки — это хор его… И вот они со всем своим добром заходят — и понеслась. У них совершенно особое пение, деревенское такое, то есть это не как в городских храмах поют на несколько голосов, а здесь поют все в унисон и бодро очень: та-ра-та-та-та. То есть это реально рок-н-ролл такой церковный». 

Александр Кискин больше никогда не работает один, каждые выходные восстанавливать храм приезжают 20–30 человек. В обед их кормит пирожками местная учительница английского Татьяна Резцова. Она на пенсии, но самая предпринимательски активная из всего Лоха — уже лет 10 водит экскурсии школьников к Кудеяровой пещере.

Несколько волонтеров купили в Лоху дома на Заречной улице и после субботника в храме идут приводить в порядок свои новые жилища. Старый деревянный дом с туалетом во дворе, но с водой в доме стоит от 100 тысяч рублей. Самые дорогие — на горе, с туалетом прямо в доме — около 500 тысяч. 

«Кудеярова пещера не благоустроена»

Рядом с мельницей Маша Кислина хочет сделать «краеведческий коворкинг» или культурный центр — точного предназначения у этого места пока нет. Только название — «визит-центр».

В кредит Кислины купили небольшой деревянный дом, обмазанный глиной («мазанку»). С одной стороны к нему примыкает минималистичная пристройка из темного дерева, которая выглядит как модное городское пространство. 

Проект сделал Александр Артемьев, архитектор из Новоузенска, города в Саратовской области. С ним Маша познакомилась на почве восстановления мельниц — в Новоузенске тоже был мельничный комплекс. 

В доме по стенам развешаны картины местного художника Александра Берестенева, который любит рисовать пейзажи. Раньше он хранил свои картины в сарае на огороде. 

Маша как-то прочитала на «Медузе», что любое село может пригласить к себе образовательный независимый проект «Кружок», отправила туда заявку — и в апреле 2021 года «Кружок» приехал в Лох знакомиться. Сейчас в «Кружке» придумывают событие для Лоха, которое может пройти этим летом, — а Маша переживает, как организовать питание, если «Кружок» вдруг приедет (пока никакого общепита в Лоху нет).

Ей обещала помочь Татьяна Резцова, которая теперь вечерами читает книги по бизнесу и, наверное, единственная из местных, кого впечатляют туристические перспективы села. «Я ей позвонила: „Татьяна Алексеевна, возможно ли такое?“ Она говорит: „Конечно! Мы же должны быть клиентоориентированными, Маша, сделаем“», — вспоминает Маша.

Сама Резцова тоже строит планы: открыть сувенирную лавку, продавать местную продукцию, устроить гостевые дома в Лоху. На самом деле она тоже не местная: приехала в Лох из города 36 лет назад по распределению. Теперь взрослые дети зовут ее к себе в город, но она не хочет. 

«Мне интереснее моя предпринимательская деятельность, я не принимаю во внимание никакие возрастные ограничения, их нет, мне хочется двигаться в этом направлении, — говорит она и разводит руками с аккуратным розовым маникюром. — Но вы понимаете, дикая проблема с кадрами. У нас Кудеярова пещера не благоустроена, не нашелся пока человек, который ею займется. Жаль, Маша у нас одна, хотелось бы Машу клонировать: одну Машу на мельницу, одну — на визит-центр, одну — на пещеру».

Нина Кислина рассказывает, что ее часто спрашивают, как она сумела воспитать Машу такой деятельной. «Да мы сами не очень понимаем, как она такая у нас выросла, — задумчиво рассуждает она. — Когда одно время нужно было ходить по инстанциям, она нас не брала даже. Говорила: „Я вас знаю, вам нужно правду доказать, а мне — чтобы дело было сделано“».