истории

«Уроки фарси» — страшная сказка о Холокосте с небанальной интригой Чтобы выжить в концлагере, еврей учит немца языку, которого не знает сам

Источник: Meduza

В прокат выходит фильм Вадима Перельмана «Уроки фарси» — военная драма о еврее Жиле Кремье, который выдает себя за перса, чтобы выжить в концлагере. Он должен научить заведующего кухней немца Клауса Коха фарси, сам не зная этого языка. Перельман — уроженец Киева и гражданин США, продюсером проекта стал россиянин Илья Стюарт, музыку к фильму написали живущие в Париже Евгений и Саша Гальперины, снял картину российский оператор Владислав Опельянц. Кинокритик «Медузы» Антон Долин рассказывает об этой картине.

Разговоры о «global russians» — космополитах, которые представляют российскую культуру, но чувствуют себя гражданами мира, — долго казались пропагандистской фантазией, особенно после событий 2014 года. Но против фактов не пойдешь: «Уроки фарси» — фильм, сделанный российской командой, при этом органично и заслуженно ставший фактом европейской культуры (и кинопроката, что особенно важно в этом проваленном из-за пандемии сезоне).

Изобретательный сценарий, отдаленно основанный на короткой новелле Вольфганга Кольхаазе «Изобретение языка», написал живущий в Берлине Илья Цофин. Режиссером первоначально должен был стать Тимур Бекмамбетов, но в итоге не сошлись — и картину делал уроженец Киева, гражданин США Вадим Перельман, известный как своими голливудскими проектами (нашумевший «Дом из песка и тумана»), так и российскими (сериалы «Пепел» и «Измены»). Снимали в основном в Белоруссии. Продюсером и инициатором глобального проекта выступил россиянин Илья Стюарт, в чьей фильмографии уже не только три картины Кирилла Серебренникова и недавние «Родные», но и, например, англоязычная ЛГБТ-драма «Мир грядущий». Среди многочисленных русских фамилий в титрах — живущие в Париже композиторы Евгений и Саша Гальперины («Нелюбовь», «Дылда») и один из лучших отечественных операторов Владислав Опельянц («Утомленные солнцем — 2», «Заложники», «Лето»).  

При этом российских актеров в фильме нет, русская речь в многоязыкой разноголосице не звучит, и тем более нет и следа какой-то патриотической программы, столь принятой в новейшем российском кино о войне. Между ней и апроприированной Европой и Голливудом темой Холокоста вообще есть давнее напряжение, которого в России удавалось избежать считаным проектам, вроде «Собибора», и то со скрипом. «Уроки фарси» — совсем другое дело. Это основательный, поэтичный, внятный зрительский фильм, который легко и свободно становится в ряд европейских картин последних лет, так или иначе касающихся этого неисчерпаемого материала: «Ида» Павла Павликовского, «Сын Саула» Ласло Немеша, «Раскрашенная птица» Вацлава Мархоула, «Жена смотрителя зоопарка» Ники Каро, «Фальшивомонетчики» Штефана Рузовицки — и так, если отматывать назад, вплоть до «Пианиста» Романа Поланского и «Списка Шиндлера» Стивена Спилберга. 

Именно Спилберг задал канон картины о Холокосте, в которой непереносимая и непередаваемая правда реальных событий обретает форму сказки — неизменно страшной, но, как правило, утешительной. Некоторые из сказок были безнадежнее других («Сын Саула», «Раскрашенная птица»), другие получались совсем отвязными и далекими от фактов, как «Бесславные ублюдки» Квентина Тарантино. Зритель за три десятилетия привык к этой подушке безопасности между вымыслом и почвой подлинной трагедии, пропитанной кровью миллионов. Можно бесконечно спорить об этической позиции режиссеров и сценаристов, подходивших к до сих пор болезненному материалу как к фантазии, но терапевтическое значение такого метода неоспоримо. Используют его и «Уроки фарси». 

Главный герой фильма (чудесный аргентинец Науэль Перес Бискаярт прославился в Европе после французской картины «120 ударов в минуту»), арестованный нацистами во время планового рейда, спасается от массовой казни, выдав себя за перса: повезло выменять за полчаса до того последний сэндвич на старинную книжку мифов и легенд, украденную из дома персидской семьи товарищем по несчастью. Так совпало, что один из высших офицеров того лагеря, где служат палачи из расстрельной команды, как раз ищет перса. Клаус Кох (феноменальный немец Ларс Айдингер, звезда театра «Шаубюне», лучше знакомый россиянам по роли Николая в «Матильде») заведует регистром заключенных и кухней. По профессии он повар и лелеет странную мечту — после победы Третьего рейха обосноваться в Тегеране, где живет его брат, и открыть там немецкий ресторан.

Назвавшийся чужим именем Реза (оно значилось на титульном листе книги в посвящении), чудом спасенный еврей продолжает играть в рискованную игру, хотя все вокруг подозревают его во лжи. Он соглашается учить немца фарси — якобы он владеет устной речью, но не письмом — в обмен на гарантии жизни и безопасности. Язык приходится выдумывать и запоминать на ходу. 

Интрига «Уроков фарси» чрезвычайно хороша, неослабевающий саспенс позволяет подавить в себе скепсис по поводу отдельных ее поворотов. И пусть картина грешит визуальными красивостями (для кого-то этот «грех» будет плюсом) и позволяет себе толику мелодраматизма — зато главные герои вышли живыми, а интонация — не назидательной и не напыщенной.

Воздержавшись от пересказа сюжета, хочется сказать о точности центральной метафоры. Очевидно, что трагедия Холокоста стала возможной из-за принципиально разной понятийной системы у убийц и их жертв. Эта разница и обеспечила дегуманизацию людей, обреченных на уничтожение. В фильме будничная кулинарная тема позволяет создать неправдоподобную и при этом жизненно обоснованную эмоциональную связь двух людей, находящихся по разные стороны колючей проволоки. Разумеется, они никогда не смогут объясниться начистоту, услышать и понять друг друга, а если это и случится, то с предсказуемым исходом — таков итог диалога волка с ягненком. И все-таки поиски общего языка — вымышленного, как и сюжет «Уроков фарси», — позволяют выйти из этического тупика и выбраться из черной дыры истории хотя бы на время просмотра фильма, обращенного не столько к анализу событий прошлого, сколько к сегодняшней публике. 

Изобретение придуманного, сфантазированного языка — это ведь и поиск языка фантазии для разговора о слишком страшной реальности, ее адаптация для новой аудитории. Когда из жизни начинают уходить последние свидетели давней трагедии, непередаваемый кошмар обретает форму вымысла, как это случилось в выдающемся комиксе Арта Шпигельмана «Маус» (евреи там превратились в мышей, а нацисты — в котов). Это тоже форма иного языка; там, где невозможно иметь дело с оригиналом, помогает перевод. Понимая, что некоторые страницы истории не терпят забвения, культура занимается созданием и поиском этих языков постоянно. Интересно, что теперь в этом процессе настолько активное участие принимают и российские кинематографисты.