истории

Если бы Гражданская война закончилась победой белых Филолог Александр Соболев рассказывает альтернативную историю в дебютном романе «Грифоны охраняют лиру». Что из этого выходит?

Источник: Meduza

Литературный критик Галина Юзефович рассказывает о дебютном романе филолога Александра Соболева «Грифоны охраняют лиру». Его события развиваются в неопределенные годы XX века — судя по всему, Вторая мировая война обошла Россию стороной, а в Гражданской войне победили белые. Главный герой романа Никодим ищет своего отца, который таинственно исчез. И хотя поначалу история развивается привычным для читателя образом, ее окончание оказывается непредсказуемым.

Александр Соболев. Грифоны охраняют лиру. СПб.: «Издательство Ивана Лимбаха», 2020

Формулировка «написанный филологом и предполагающий определенную читательскую компетенцию роман…» (именно такую характеристику предпосылает литературному дебюту Александра Соболева издательская аннотация) в современных реалиях прочитывается примерно как «посторонним вход воспрещен». И хотя на протяжении первой половины книги вы, скорее всего, будете недоумевать по поводу необоснованно недружелюбной к читателю формулировки (какая уж тут специальная компетенция — вроде бы читаешь себе и читаешь, не бином Ньютона), не торопитесь с выводами: вполне возможно, ближе к концу вы согласитесь с тем, что ваш читательский уровень и правда не дотягивает до заданной Соболевым планки. Иными словами, принимаясь за «Грифонов», нужно сразу быть готовым к тому, что в конце эта книга окажется куда более странной, озадачивающей и сложной, чем видится поначалу.

Жанр романа, пожалуй, ближе всего к альтернативной истории. В мире, описываемом Соболевым, Гражданская война закончилась победой белых. Разбитые остатки большевиков утянулись в маленькую Латвию, где за железным занавесом якобы процветает «самое справедливое в мире государство рабочих и крестьян», а на остальной территории Российской империи неизменный, как в музее, сохраняется старый, дореволюционный режим. На престоле уже несколько десятилетий сидит наследник-цесаревич, так и не принявший императорского титула, парки уставлены памятниками Милюкову, Струве и Витте, а оппозиционно настроенная интеллигенция симпатизирует коммунистам и бредит ультралевыми идеями.

Второй мировой войны здесь тоже, похоже, не было (ну, или она обошла Россию стороной), поэтому надежно определить время действия «Грифонов» практически невозможно. Мобильных телефонов, интернета и тому подобных новшеств в романе нет, зато есть метро, электричество и автомобили, и это позволяет думать, что события в романе приходятся на 60-е или 70-е годы ХХ века — эпоху «имперского застоя», безопасного, стабильного и немного затхлого. 

Главный герой, молодой человек по имени Никодим (в стране устойчивая мода на старорусские имена) растет, ничего не зная о своем отце, покуда однажды мать не проговаривается, что на самом деле он сын известного писателя Агафона Шарумкина. Пытаясь узнать об отце больше, Никодим выясняет, что фигура эта окутана тайной, а следы его теряются: некоторое время тому назад Шарумкин исчез — не то умер, не то отправился куда-то с секретной правительственной миссией, не то сгинул в темной сектантской деревне.

Дальнейшие поиски Шарумкина оборачиваются для Никодима чередой приключений: он попадает в самое сердце литературных интриг (описанных не без злой иронии в адрес смутно узнаваемых деятелей сегодняшнего литературного процесса), становится свидетелем убийства, а после погружается в непознаваемые глубины деревенской русской жизни. Чем дальше, тем яснее герой понимает, что в сущности его история — это история Телемаха, ищущего Одиссея, что каждый шаг его на пути к отцу не случаен и что за ним с жадной ревностью следит множество глаз, как доброжелательных, так и не очень.

Александр Соболев и правда филолог, специалист по русской литературе первой половины ХХ века, и этот факт его биографии становится понятен, в общем, с первых же строк его дебютного романа. Текст в «Грифонах» причудливо переливается отсылками то к Набокову, то к Булгакову, то к Олеше, а то и, например, к Сергею Малашкину. И, как это бывает только у подлинных, глубоких знатоков, вся эта литературная филигрань, все это жонглирование скрытыми и явными цитатами не выглядит у Соболева ни натужно, ни искусственно. Его стиль проистекает не из утомительного желания продемонстрировать собственную ученость и подцепить читателя на крючок тщеславного узнавания, но исключительно из внутреннего устройства автора, из его природы. Соболев пишет так, потому что он в самом деле таков: все перечисленные авторы (а также многие другие, не перечисленные) давно составляют неотъемлемую часть его интеллектуального метаболизма, а их язык — это в самом деле его язык, не заемный, но самый естественный и органичный.

Однако если к стилю Александра Соболева претензий, в общем, нет и быть не может, несмотря на всю его филологическую затейливость, то композиция и сюжет «Грифонов» вызывают некоторое недоумение. Осознав, что все происходящее с Никодимом неслучайно, что каждая сюжетная ниточка здесь вплетена в некое большое, сложно устроенное полотно, читатель с удовольствием включается в предложенную автором игру, принимаясь выискивать закономерности, фиксировать акцентированные детали (наверняка же они потом пригодятся!) и со все возрастающим нетерпением ждать объяснений. Но понемногу становится понятно, что большая часть эпизодов в романе — это ребусы без ключей: они не встраиваются в намеченный автором паттерн и, похоже, введены в повествование просто потому, что Александру Соболеву всегда хотелось описать спиритический сеанс, грозу в Москве, загадочную нумизматическую лавочку или, допустим, ночной обряд экзорцизма в деревенской церкви.

Эти ничем не обусловленные с точки зрения рассказываемой истории этюды (местами великолепные, местами откровенно избыточные), эти бесконечные упражнения и виньетки, эти внезапные и немотивированные обращения к актуальным событиям в реальной России постепенно копятся, их масса непропорционально нарастает, подминая под себя собственно сюжет, и где-то к последней трети становится совершенно очевидно: на то, чтобы должным образом развязать все завязанные узелки, автору банально не хватит места. Финала как такового не будет, концы с концами не сойдутся, огромное множество деталей так и останутся лишними, а значит, смысл романа в чем-то другом — не в том, в чем казалось сначала, и теперь его надо либо найти, либо попросту придумать (в этом-то месте читателю, видимо, и надлежит расчехлять ту самую выдающуюся компетенцию, упомянутую в начале). Впрочем, есть еще один вариант — продолжение, на которое намекает внезапная, словно бы обрубленная на полуслове концовка.

Первая ассоциация, которую вызывает роман Александра Соболева, — это недавний «Сад» Марины Степновой, с которым «Грифонов» роднят и общие достоинства, и схожие проблемы. И у Соболева, и у Степновой стилистическая выверенность и литературность парадоксальным образом вступают в конфликт с композиционной гармоничностью, а автор из творца собственного мира превращается в его счастливого обитателя, которому куда важнее разложить перед читателем любимые игрушки, чем рассказать целостную, завершенную историю. В то же время огромный успех «Сада» (меньше чем за четыре месяца продано без малого 30 тысяч экземпляров романа) намекает на то, что для значительной части аудитории эти недостатки не только простительны, но и вообще не слишком существенны. А это значит, что и «Грифоны» Александра Соболева — изобретательные и утонченные — вполне могут рассчитывать на свою долю читательской любви.