Литературный критик Галина Юзефович рассказывает о двух «неправильных» детективах: «Ветре западном» Саманты Харви и «Пойме» Джо Лансдейла. В первом изменения главного героя оказываются куда важнее раскрытия преступления, случившегося в средневековой английской деревне. Во втором расследование убийства на юге США во время Великой депрессии и вовсе буксует, но роман от этого не становится менее интересным.
Саманта Харви. Ветер западный. М.: Фантом-Пресс, 2021. Перевод Е. Полецкой
Прямо накануне Великого поста богом забытая средневековая английская деревушка Оукэм просыпается и обнаруживает, что лишилась самого богатого, предприимчивого, образованного и щедрого своего обитателя. Вечером Том Ньюман веселился на свадьбе сестры священника, а наутро сгинул в волнах местной реки, раздувшейся из-за весеннего половодья: то ли случайно соскользнул в воду, отправившись осмотреть остатки рухнувшего моста, то ли решил свести счеты с жизнью, то ли стал жертвой чьего-то злого умысла. Даже тела его не удалось найти — только молодой воспитанник Ньюмана Хэрри Картер нашел в прибрежных камышах изорванную и грязную рубаху своего благодетеля.
Меж тем над деревней сгущаются тучи: на ее плодородные земли давно зарятся алчные и беспринципные монахи из соседнего монастыря, прибывший из соседнего города в Оукэм церковный начальник подозревает крамолу среди прихожан, а местный лорд, которому вроде бы сама судьба отвела роль защитника смиренных земледельцев, на самом деле не более чем безвольный фантазер. И теперь от того, насколько оперативно оукэмцы сумеют выяснить, что же стряслось с Томом Ньюманом, напрямую зависит их будущее.
Повествование в романе ведется от лица молодого священника Джона Рива, которому по большей части приходится разбираться с произошедшим, и выстроено оно от конца к началу: мы встречаемся с героями в Блинный вторник, венчающий Масленицу, а расстаемся четырьмя днями ранее, в Прощеную субботу, когда, собственно, пропадает Том Ньюман. Подобная структура сразу обозначает тщетность любых надежд на «нормальное» развитие детективной интриги: несмотря на то, что в центр романа Саманты Харви в самом деле помещено убийство, а в финале читатель получит некоторое подобие разгадки произошедшего, «Ветер западный» совершенно точно не детектив в привычном смысле слова. Подлинное пространство действия в нем — душа главного героя, а основной сюжет — происходящие в этой душе метания, которые мы наблюдаем в обратной перспективе, к слову сказать, столь характерной для средневековой иконографии.
На самом поверхностном, очевидном уровне «Ветер западный» исключительно созвучен нашему сегодняшнему восприятию Средних веков — тому, за формирование которого в российских реалиях более всех ответственны, пожалуй, создатели паблика «Страдающее Средневековье». Английский XV век предстает здесь в обличье одновременно гротескном, смешном, жутковатом, скабрезно-площадном и вместе с тем выспренно духовном — словом, совсем не похожем на расхожий некогда романтический идеал. В деревенском, дремучем и нищем мире Саманты Харви, где банальная печь в доме маркирует изрядный достаток, нет места возвышенной рыцарственности (тут и рыцарей-то никаких нет), а вся эстетика романа вполне однозначно восходит к знаменитой картине Питера Брейгеля «Битва Масленицы и Поста».
Однако узнаваемый, исторически достоверный и если не комфортный, то во всяком случае привычный уже антураж служит оболочкой для персональной трагедии в духе скорее Федора Михайловича Достоевского, нежели Джефри Чосера или Франсуа Рабле. Читатель довольно скоро откроет для себя, что главный герой «Ветра западного», молодой священник Джон Рив — рассказчик не вполне надежный и ему есть что скрывать. Джон изнемогает под весом чужих ожиданий, и эта непосильная ноша вынуждает его совершать одну ошибку за другой. Хуже того, в душе Джона бушуют собственные демоны, с которыми он не всегда в силах совладать, — и это обстоятельство лишь поддает жару в той геенне огненной, куда он оказывается ввергнут.
Слабый человек, волей слепого случая ответственный за судьбу многих; вечный неудачник, вынужденный положиться на удачу; трус, попавший на передовую; вконец изуверившийся грешник, вынужденный полагаться на праведность и веру других, — драма Джона Рива разворачивается сразу в нескольких направлениях, и следить за этим напряженным, потаенным и мучительным процессом ничуть не менее, а, пожалуй, куда более интересно, чем за выяснением обстоятельств гибели Тома Ньюмана.
Джо Лансдейл. Пойма. М.: АСТ, 2021. Перевод Е. Романина
Детектив — жанр консервативный и во многом искусственный: в жизни преступления почти никогда не раскрываются так, как это происходит в романах или сериалах, сыщик не всеведущ, его ассистент не вездесущ, а улики и вещественные доказательства очень редко складываются в ясный, однозначно прочитываемый узор. Стремление автора описывать расследование убийства «как есть», без прикрас, способно в хорошем случае превратить его книгу в производственный роман, а в плохом — переломить ей хребет. Джо Лансдейлу в этом смысле удается пройти буквально по краешку: несмотря на то, что смысловая основа «Поймы» — расследование череды жестоких убийств, это не классический детектив, не производственный роман и при этом ее все равно в высшей степени интересно читать.
Пожалуй, главный ресурс, за счет которого Лансдейлу удается достигнуть подобного результата, — это сеттинг: действие романа происходит во времена Великой депрессии на американском юге. Неотразимо обаятельная, многослойная, любовно прописанная атмосфера, безошибочно отсылающая к «Убить пересмешника» Харпер Ли, оказывается той самой волшебной пыльцой, которая скрадывает сюжетные не огрехи даже, но особенности и превращает «детектив без детектива» в чтение одновременно захватывающее и умиротворяющее.
Однажды ночью двенадцатилетний герой-рассказчик по имени Гарри и его младшая сестренка Томасина, заблудившись в лесу, после долгих скитаний выходят на берег реки Сабин и в прибрежных зарослях обнаруживают полуразложившийся труп темнокожей женщины со следами увечий и пыток. Выбравшись из леса и добежав до дома, дети рассказывают об увиденном отцу — фермеру и парикмахеру, выполняющему по совместительству обязанности констебля. Наутро тот отправляется на место преступления, находит тело и едет с ним в соседний городок, населенный преимущественно черными, для того, чтобы темнокожий доктор произвел вскрытие: белые медики отказываются даже прикасаться к «падали». Вскрытие показывает то, что, в общем, ясно и так: перед тем, как убить, женщину изнасиловали, пытали, а после забавлялись с ее мертвым телом.
В этой точке может показаться, что, слегка замешкавшись в начале, сюжет все же вывернет на накатанную прямую «нормального» детектива и вот-вот покатится по ней размеренно и плавно. Казалось бы, для этого у нас есть все предпосылки: прямодушный следователь, начисто лишенный расовых предрассудков (отец главного героя), его потенциальный помощник (доктор, проницательный и образованный), любознательный наблюдатель и летописец — собственно сам Гарри — и орудующий где-то по соседству маньяк (вслед за первой жертвой закономерным образом появляется вторая, а потом еще и еще, причем по меньшей мере две из них окажутся белыми).
Но нет — ничего этого не будет. Следователь из отца Гарри выйдет никудышный, да и слишком уж он загружен изнурительной работой по хозяйству, чтобы блистать дедукцией. Доктор поглощен делами своих подопечных и слишком боится куклуксклановцев, чтобы погружаться в расследование, тем более что под подозрением может оказаться белый мужчина. Между убийствами проходят долгие месяцы, и Гарри успевает если не полностью забыть о происходящем, то во всяком случае отвлечься на другие занятия. И даже громогласная и решительная бабушка Гарри и Томасины, приезжающая погостить к дочери и внукам и всем сердцем желающая найти убийцу, оказывается в этом качестве немногим лучше своего зятя — так, в самый решительный момент она пасует и позволяет преступнику уйти.
Коротко говоря, Лансдейл обманывает нас в каждой точке: стоит нам почувствовать, что мы угадали паттерн, как правила игры меняются и мы вновь остаемся ни с чем. Расследование движется рывками, вязнет в повседневной рутине, обрастает не относящимися к делу подробностями. Да и вообще, говоря начистоту, всех героев «Поймы» куда больше беспокоят затяжные дожди, способные лишить их и без того-то скудного заработка, чем злодейства маньяка, убивающего раз в полгода и выбирающего в качестве объекта женщин, которых никто не хватится.
Однако, как уже было сказано выше, то, что в исполнении многих других авторов вызвало бы раздражение и подозрения в неумелости, Лансдейлу играет исключительно в плюс. В какой-то момент его роман пересекает ту плохо различимую линию, за которой жанровая литература становится просто литературой, без каких-либо дополнительных уточнений и определений, — да там и остается. Причем переход этот происходит естественно и органично, без постмодернистских подмигиваний и псевдоинтеллектуальной мишуры.
Читайте также
- 5 отличных книг в жанре нон-фикшн — самое то для праздников Почему писатели пьют? Как меняется наш мозг без чтения? И чем вредны диеты?
- Пятый роман Джоан Роулинг о Корморане Страйке — это идеальный детектив Вот три причины провести новогодние праздники с «Дурной кровью»
- Его герой — метафора расколотого мира Галина Юзефович вспоминает Джона Ле Карре. Писателя, благодаря которому шпионский триллер стал частью большой литературы