истории

«Человеческий голос» Педро Альмодовара — фильм о замкнутости и освобождении. Режиссер снял его после того, как перенес ковид В главной и единственной роли — Тильда Суинтон

Источник: Meduza

Венецианский кинофестиваль стал первым крупным кинособытием, которое открылось после долгого перерыва, связанного с коронавирусом. А его первой громкой премьерой оказался получасовой фильм Педро Альмодовара «Человеческий голос», основанный на одноименной пьесе Жана Кокто. В картине лишь один персонаж — женщина, которая говорит по телефону с возлюбленным; ее сыграла Тильда Суинтон. Кинокритик «Медузы» Антон Долин рассказывает, почему «Человеческий голос» — это история о выходе на свободу. Рискнувшие поехать в Венецию зрители смотрели фильм, затаив дыхание.

Каким будет новое искусство — во время и после пандемии? До сих пор мы обходились уклончивыми прогнозами, отвечая на этот вопрос. Катастрофа еще длится, культура реагирует медленно. Теперь как минимум один веский ответ есть — это «Человеческий голос» Педро Альмодовара, показанный на фестивале в Венеции и определенно относящийся к числу лучших работ испанского режиссера. 

Разумеется, за последние месяцы вышло множество фильмов и сериалов, но большей частью они были сделаны еще до коронавируса. Смотря условный «Довод» Кристофера Нолана, мы притворяемся, будто ничего за эти месяцы не изменилось. «Человеческий голос» снят и впервые показан публике во время эпидемии, ее автор сам перенес болезнь. Он мужественно прошел через трудные времена, делясь переживаниями и воспоминаниями в «карантинном дневнике», публиковавшемся в прессе. Его новая картина — результат этих испытаний, и результат как минимум необычный.

Альмодовар впервые снял кино по-английски. Впервые сделал монофильм с единственным персонажем в кадре. Впервые поработал с Тильдой Суинтон, сотрудничество с которой здесь кажется равноправным партнерством. Впервые не принуждал себя к прокатному формату — от полутора до двух часов в среднем — и ограничился получасом, но настолько насыщенным содержательно и изобразительно, что назвать «Человеческий голос» короткометражкой не повернется язык. Фильм вызывает два взаимоисключающих чувства: желание, чтобы он длился как можно дольше, и восторг от того, как многое Альмодовар может сказать за 30 минут. 

Пройдя через десятилетие поисков и самоповторов, режиссер в прошлогодней «Боли и славе» вновь оказался на вершине своего мастерства. Та автобиографическая картина была о выходе из кризиса при помощи искусства. «Человеческий голос», если так можно сказать, служит иллюстрацией этого метода. Возвращаясь от героя-мужчины к более привычному для него женскому потоку сознания, режиссер погружает зрителя в трагедию одинокой героини, которую бросил возлюбленный. «Человеческий голос» — ее монолог, вернее, телефонный диалог с собеседником, которого мы не слышим. Любовник позвонил попрощаться. 

Пьеса «Человеческий голос» — одноактный шедевр Жана Кокто, с момента первой постановки в 1930-х считающийся идеальным материалом для бенефисов значительных актрис. Через 30 лет после написания Франсис Пуленк создал одноименную оперу, ставшую столь же важной вехой для музыкального театра ХХ века.

Альмодовар, начинавший свою карьеру в любительском театре, влюблен в этот текст с юности. В нескольких своих фильмах он прямо его цитировал, зачин «Женщин на грани нервного срыва» — прямой парафраз Кокто, правда, с неожиданным скачком от трагедии к фарсу. Но и теперь от первоисточника в фильме Альмодовара осталась только общая коллизия и драматургическая структура: одинокая женщина, невидимый возлюбленный, телефонный разговор. Текст переписан, об оригинале напоминают отдельные реплики. Даже срок совместной жизни героини с возлюбленным сокращен на год — не пять лет, а четыре года, а финал по сути противоположен завершению французской пьесы. 

«Все ошибки, повторы, литературные обороты, безвкусица и пошлость тщательно выверены и распределены», — предупреждал Кокто в начале «Человеческого голоса». Что это, как не предсказание метода Альмодовара? Уместив действие в один гигантский павильон, где выстроена декорация богато обставленной квартиры, испанец упивается вопиющей эклектикой. Но за счет того, как он помещает в пространстве и как снимает свою героиню (волшебная камера постоянного соратника Альмодовара, оператора Хосе Луиса Алькайне), фильм оказывается интимным портретом героини, чья страсть, выразительность, индивидуальность заслоняют и стирают из зрительной памяти нарочито замусоренный кадр. Не театральная ли это декорация? Конечно, она. Камера снимает картонные стены сверху, разрушая иллюзию. Героиня выходит за пределы «квартиры», оказываясь за кулисами, на фоне нейтрально-уродливых павильонных стен, где она продолжает свой разговор с неслышным абонентом. 

Между стилизованностью интерьера и живым нервом монолога возникает напряжение, которое и держит зрителя, по сути, бессюжетной картины, будто тот смотрит детектив. Так же выстроен продуктивный контраст между двумя живописными иллюстрациями, украшающими квартиру репродукциями в натуральную величину. Кажется, это «Спящая Венера» Артемизии Джентилески, иконы ренессансного феминизма (уязвима ли нагая героиня — или сон исцелит ее от несчастной любви?), и в соседней комнате — сюрреалистические «Гектор и Андромаха» Джорджо де Кирико: две безликие фигуры прощаются навсегда.

Наконец, подобным образом работает музыкальная сюита Альберто Иглесиаса, в которой меланхолические симфонические вальсы чередуются с электронным эмбиентом. Тильда Суинтон то художественно декламирует текст, то вдруг дает такую школу Станиславского, что по коже идут мурашки. Вообще, в «Человеческом голосе» театр и кино сосуществуют, сражаются, попеременно кладут друг друга на лопатки. Чувство хрупкого равновесия между противоположностями, которое вот-вот будет нарушено, пронизывает весь фильм. 

Несмотря на вольности, это отличная экранизация. Сдержанное поначалу и вырывающееся наружу к финалу страдание рвет душу — Альмодовар никогда не стеснялся быть сентиментальным. Неутоленная жажда любви, горькое чувство оставленности, груз возраста, но и надежда, великодушие, эмпатия — атмосфера, которой дышит сам фильм и его зритель. Однако вне зависимости от любовной драмы «Человеческий голос» содержит в себе и нечто иное. Щемящее ощущение изоляции и одиночества, в котором можно утонуть, и телефонный звонок, приходящий спасательным кругом: в трубке звучит живой голос. Голос любого из нас, его звук — признак неготовности сдаться. А еще воображение, позволяющее выйти за границы предписанного карантином пространства. 

Ковидная Венеция смотрела фильм, затаив дыхание, и провожала финальные титры овацией. Наполнявшие зал люди в масках, каждый из которых прошел несколько тестов (не говоря о преодолении страха), чтобы рискнуть приехать на фестиваль, явно чувствовали, что это фильм для них и о них. Но и любой, кто увидит маленький шедевр Альмодовара в эти дни, ощутит родство с его героиней. 

А еще в «Человеческом голосе» потрясающие титры. Они украшены разнообразными инструментами, разложенными на зеленом сукне. Из отверток, плоскогубцев, разводных ключей складываются имена авторов и название фильма. Чаще других повторяется топор: в первой сцене фильма Тильда Суинтон заходит в испанский магазин, чтобы его купить. Ее героиня — не пассивная жертва, как многие исполнительницы «Человеческого голоса» Кокто, она сильная женщина. Но, похоже, топор ей необходим не для того, чтобы отомстить неверному мужчине, а для того, чтобы обрести свободу, прорубить четвертую стену и выйти из закрытого пространства на свет.

Поводырем послужит собака, которая фигурировала и в пьесе Кокто, но мало кем из постановщиков использовалась по назначению. Альмодовар исправляет эту оплошность. В отличие от коллег, он пережил карантин и знает: пес не только верный компаньон, но и легальный способ выйти на воздух.