истории

«Олимпийский комитет России организовал рейдерскую атаку на РУСАДА» Глава Российского антидопингового агентства Юрий Ганус заявил, что опасается за свою жизнь. Мы с ним поговорили

Источник: Meduza

13 июля президент Олимпийского комитета России (ОКР) Станислав Поздняков заявил, что углубленный аудит нашел нарушения финансовой деятельности Российского антидопингового агентства (РУСАДА). Руководство РУСАДА предъявленные обвинения отвергло, обосновав претензии к ним на 68 страницах. Однако, по мнению Олимпийского комитета, РУСАДА таким образом лишь пытается отвлечь внимание от фактов, изложенных в аудиторском отчете. 5 августа пройдет заседание наблюдательного совета Российского антидопингового агентства, на котором может решиться судьба его нынешнего руководства. Почти одновременно, 18 июля глава РУСАДА Юрий Ганус, который известен жесткими заявлениями о необходимости активнее бороться с допингом в России, сообщил в твиттере, что не планирует покончить жизнь самоубийством и просит считать его предсмертные записки, если они появятся, написанными против его воли. Журналистка Александра Владимирова по просьбе «Медузы» поговорила с Юрием Ганусом о том, почему он считает претензии к своему агентству необоснованными, почему чувствует угрозу для своей жизни и что собирается дальше делать.

— Что же все-таки произошло c РУСАДА? Давайте восстановим хронологию.

— Когда я пришел в РУСАДА, аудитор, согласованный с учредителями, уже был. Он подготовил отчет за 2016 год, затем за 2017-й. Наш корпоративный секретарь действительно технически допустила ошибку, формально не подтвердив этого же аудитора перед началом подготовки аудита за 2018 год. В итоге аудит был проведен. Он подтвердил, что у нас достоверная отчетность, что мы целевым образом, в соответствии с законом используем средства. После наблюдательного совета отчет был представлен нашим учредителям. Тогда они и сказали, что хотят другого аудитора. Здесь очень важно подчеркнуть — Поздняков, президент Олимпийского комитета, говорил, что я пытался задним числом что-то утвердить. Это лукавство. Генеральный директор не уполномочен утверждать аудитора, тем более аудиторский отчет. Это исключительно миссия самих учредителей. И учредители в начале года, когда было необходимо инициировать выбор аудитора, ничего сами для этого не сделали. Поэтому мы представили аудит той организации, которая была. Этот отчет их не устроил — окей, мы были не против того, чтобы сделать другой. При этом само собрание, на котором все обсуждалось, было довольно интересное. Обсудив ситуацию, связанную с аудитом, перешли к обсуждению [возможности] уведомлять спортсменов о допинг-тестировании за пять минут до прихода допинг-офицера. Мы сказали, что позиция РУСАДА заключается в том, что мы работаем строго в соответствии с международными стандартами. В этой связи мы категорически настояли на том, что никакого уведомления за пять минут не будет — фактически таким образом мы пошли вразрез с позицией учредителей.

— Как ОКР аргументировал необходимость уведомления спортсменов за пять минут до прихода офицера?

— Так, что бывают всякие случаи — двери на домофоне не работают, либо охрана не пускает в каких-то элитных поселках и жилмассивах. Но, знаете, наши инспекторы допинг-контроля, как правило, когда приходят, то попадают внутрь. Даже если сломан домофон, они ждут, пока кто-то выйдет и так далее. А пять минут — этого времени достаточно, чтобы исказить результаты тестирования спортсменов.

— Давайте вернемся к аудиторской проверке. Что было дальше?

— Дальше была долгая история по выбору аудиторской организации. ОКР предлагал нам какие-то кворумы, причем очень странные — например, с комиссией из пяти человек, в которую входили три человека — представители ОКР, один из ПКР, один из РУСАДА. Это какая-то профанация голосования, потому что было сразу понятно, что кто бы какую позицию не занимал, всегда ОКР в большинстве. Мы тогда на этом тоже не сошлись.

В конечном итоге мы выбрали две организации. Но учредители по рекомендации председателя набсовета [РУСАДА Александра] Ивлева выбрали «Финэкспертизу» — то есть по сути ту организацию, которую сами предложили. Но у нас никаких намерений что-то скрывать, от чего-то скрываться не было. Более того, внутри РУСАДА действует служба внутреннего контроля. У нас договор с аудиторской компанией, которая сопровождает РУСАДА — постоянно, в течение года. Когда мы находим какие-то несоответствия, то устанавливаем дорожную карту и решаем вопросы. РУСАДА уже третий год подряд подтверждает соответствие системы качества менеджмента — ISO 2015 года «Стандарт по качеству менеджмента», это международный стандарт. Вот это базис, с которым мы подошли к проверке.

— Проверка была проведена. После публикации ее результатов вы на 68 страницах разобрали, с чем не согласны. Опишите вкратце, что вас больше всего смутило в аудиторском отчете.

— Задача, которая стояла изначально, — проведение проверки в соответствии с требованиями обязательного аудита к двум годам — 2018 и 2019. О специальной проверке, которую проводил ОКР, мы понятия не имели. Но даже по этому поводу я могу сказать: да ладно, ну и что? Мы достаточно открытые — если речь идет об объективной проверке. Только объективности, мы считаем, не было. Отмечу, что аудиторы, которые работали по задачам годовых аудитов, и аудиторы, которые работали по скрытой проверке, — это разные люди.

И в представленных ими отчетах возникли очевидные расхождения. В заключении годового аудита указывается, что наша отчетность, соответствие финансовой деятельности, достоверны, как и целевое расходование средств, оформление, ведение бухучета — все соответствует нормам. Технические моменты, к которым возникли вопросы, были, но они несущественные. А вот аудитор, который вел скрытую проверку, высказал в своем отчете совершенно противоположное мнение. Более того, в основном все заключения там идут с такими словами «вероятно», «могло быть». Там нет категорических заключений. Это одно.

Второе — мы разобрали и оценили то, какие запросы делал аудитор для проведения проверки и с удивлением и разочарованием определили, что он по многим задачам даже не запросил весь необходимый для подобного рода допущений пакет документов. Поэтому у нас возникли совершенно обоснованные сомнения — в достоверности и объективности данного заключения. Сложилось совершенно однозначное понимание того, что аудитор не разобрался в наших бизнес-процессах. Но в том числе — что очень печально — эту позицию теперь транслирует Олимпийский комитет России.

Некоторые лояльные ОКР СМИ начинают раскачивать тему по поводу того, что мы проездили 11 миллионов на такси, говоря, какие в РУСАДА гламурные условия. Через некоторые СМИ пытались даже вбросить то, что это я и другой менеджмент РУСАДА на 11 миллионов проездили. В нашем отчете видно, что суммы, потраченные на такси, более чем скромные. И это с учетом того, что я не кабинетный работник и активно перемещаюсь по стране и по миру. Нашей главной задачей было восстановить соответствие РУСАДА и соответствие антидопинговой системы России, организовать все процессы внутри страны. Я был и на Сахалине, и в Красноярске, и в Тюмени, и в Ханты-Мансийске. Я езжу по всей стране — точно так же, как я участвую в международных мероприятиях. Мы не отказываемся — и никогда не отказывались от суммы [в 11 миллионов, потраченных на такси] — она соответствует нашему учету. Но господам из ОКР и господам аудиторам было бы неплохо разобраться в наших бизнес-процессах. У нас инспекторов в допинг-контроле более ста человек, также мы привлекаем медиков для отбора крови. В прошлом году мы отобрали более 11 тысяч проб. Из этих 11 тысяч РУСАДА отобрала самостоятельно более девяти тысяч. Так вот по всем этим миссиям для организации логистики у нас используется такси.

— Было бы странно, если бы офицеры ездили с допинг-пробами на автобусах.

— Конечно. Более того, я хочу сказать, что финансирование мы получаем не от ОКР. Финансирование мы получаем от министерства финансов — и перед министерством финансов мы отчитываемся достаточно детально. Я считаю, что мы более чем эффективны. На этой неделе у себя на сайте мы разместили анализ эффективности наших зарубежных командировок. Так вот, в этом плане мы более эффективны, чем ОКР — в три раза. Мы меньше тратим денег на командировки, хотя перемещаемся очень интенсивно по стране и по миру. Мы очень скромно живем и не летаем бизнес-классом, даже на большие расстояния. Я как-то летел из Колорадо-Спрингс с одним из ваших коллег, журналистом The New York Times. Я летел в Москву через Чикаго и Лондон, с двумя пересадками. У самолета, который должен был лететь в Чикаго, возникли технические сложности, и рейс отменили. У меня, соответственно, сдвинулись рейсы из Чикаго в Лондон и из Лондона в Москву. Вместо 20 часов лета я добирался 1,5 суток. И американский журналист обалдел от этого, потому что он знает, как перемещаются мои коллеги из других стран, тем более из USADA, какие деньги они получают. Они летают бизнес-классом. Я летел эконом-классом, как я летаю всегда.

Когда американский журналист узнал об этих, совершенно необоснованных претензиях со стороны аудитора и ОКР, он говорит: «Если бы я не видел своими глазами, какие были трудности с твоим перемещением из Колорадо в Москву, я бы, наверное, еще бы пытался разобраться, но я видел это своими глазами, и я понимаю, что это ложь». Сейчас в телеграм-каналах прошел еще один вброс — мол, Ганус неделю был в командировке и непонятно, что он там делал [столько времени]. Люди просто не понимают мое рабочее расписание, его плотность. Я руководитель антидопингового агентства — это надзорная организация, которая ведет борьбу с допингом. Россия, увы, находится в состоянии допингового кризиса, причем двух. Естественно, у меня проходят рабочие, закрытые, встречи, о которых я никому не [докладываю] — и [докладывать] не буду. То, что эти атаки [идут] сейчас [на меня], — это очень печально. В моем понимании Олимпийский комитет России — хранитель олимпийских ценностей, культуры. А вот такие, преднамеренно сфабрикованные, отчеты с заведомо ложной информацией, они не лучшим образом сказываются на репутации организации.

— Зачем ОКР, как вы считаете, вас оговаривает?

— Они хотят убрать меня с должности. Им не нравится позиция принципиального директора агентства, который говорит правду. Наше агентство реально борется с допингом, и мы говорим о проблемах, которые есть. Когда я пришел в РУСАДА, которая потеряла соответствие и упала на дно, я думал, что перед нами стоит три главные задачи. Первое — действовать в соответствии с международными нормами, второе — обеспечить функциональность агентства. Третье — восстановить доверие [международного спортивного сообщества]. Но вскоре я понял, что наша главная задача — формирование независимого агентства. Чтобы никто не мог использовать РУСАДА так, как ему хочется. Эту задачу — как и три другие — нам выполнить во многом удалось. Доверие мы продолжаем активно восстанавливать. Как и стараемся сохранить нашу независимость, хотя она так не нравится нашим спортивным властям — как и наши независимые суждения, открытость, активность на международной арене. Как не нравится и генеральный директор, который транслирует позицию по текущему состоянию дел. Первая попытка меня сместить была еще в феврале.

— Что произошло тогда?

— Со стороны учредителя в адрес наблюдательного совета РУСАДА было выдвинуто предложение — не соглашаться с решением WADA. Понимая все риски, я был против этого. И высказал наблюдательному совету свое опасение о том, что [несогласие] принесет больше проблем. Но тогда был какой-то задор, какая-то больше политическая мотивация, чем прагматичное [отношение]. Наблюдательный совет РУСАДА, в который я не вхожу, принял решение рекомендовать учредителям не согласиться с решением WADA. И учредители приняли такое же решение. И именно я в соответствии с законодательством РФ должен был подписать этот документ, в котором выражалось несогласие с WADA. Я подписал, но параллельно написал письмо от имени генерального директора РУСАДА, в котором сказал, что, несмотря на подпись, критически отношусь к данному решению. Также там было сказано, что РУСАДА является организацией, которая будет и дальше бороться за честный спорт. Вот это письмо — [вкупе] с другим письмом, написанным раньше — и стало отправной точкой для того, чтобы заставить меня уйти из РУСАДА. [ОКР] попытался инициировать наблюдательный совет, который должен был меня снять. Но в WADA посчитали, что вмешательство в деятельность агентства может повлечь достаточно серьезные последствия для российского спорта. Тогда я остался.

— Вы получали угрозы из-за ваших высказываний?

— Угроз со словами «Я тебя убью» не получал, но это было бы и странно. При этом могу сказать, что были тяжелые разговоры. Но я довольно опытный антикризисный управляющий, большую часть своей жизни занимаюсь антикризисным управлением в российских и зарубежных компаниях. В последнем своем заявлении я обозначил, что не буду кончать жизнь самоубийством, все мои предсмертные записки прошу считать полученными помимо моей воли. Я понимаю, что единственный способ для наших чиновников бесконфликтно разрешить сложившуюся ситуацию — сделать так, чтобы я ушел сам. Сам уходить не буду.

— При каких обстоятельствах вы написали твит о невозможности вашего самоубийства — вам кто-то что-то прислал, кто-то позвонил?

— Я написал этот твит тогда, когда мы закончили детальный анализ [аудиторского] отчета, и поняли, что, публикуя его, по сути вызываем огонь на себя. В моей практике были, к сожалению, печальные примеры. Я знаю, что есть определенный сценарий, при котором [я могу написать] очень яркую предсмертную записку, где буду брать ответственность за все на себя. Чтобы этот сценарий не был воплощен, я [и написал твит]. Я сдаю анализы крови, кардиограммы — и храню их в надежном месте, не у себя. Я хорошо помню судьбу двух предшественников, которые умерли в течение десяти дней в 2016 году.

— Вы имеете в виду бывшего исполнительного директора РУСАДА Никиту Камаева…

— Да, и [Вячеслава] Синева. Ввиду того, что я человек квалифицированный и учился в специализированных учебных заведениях, где у меня были хорошие учителя, я не хочу давать никому никаких шансов в этом отношении. Я понимаю, что несу ответственность за нашу организацию.

— Вы замечали за собой слежку, прослушку телефона?

— Замечал. И у меня есть все подтверждения того, что меня прослушивают.

— Вы не боитесь, что на вас заведут дело и будут судить?

— За что?

— Не смогут найти, за что?

— Я честный человек. Это вброс — то, что Ганус присвоил себе 110 миллионов [рублей]. Аудиторы, те люди, которые продвигают этот посыл, просто не разобрались в наших бизнес-процессах. Как и учредители, которые теперь муссируют эту тему. Аудитор неправильно снял информацию по 53 и 57 миллионам. Он посчитал, что это цифры, которые [отражают] работу РУСАДА с физическими лицами. У нас действительно много договоров ГПХ на значительную сумму. Согласно рекомендациям WADA, предписанным из-за предыдущих коррупционных дел, РУСАДА просто не имеет права принимать инспекторов допинг-контроля в свой штат. А у нас, как я уже сказал, их более ста. И с каждым из них заключен гражданско-правовой договор. В 2019 году у нас было более девяти тысяч проб, которые мы отобрали. На гражданско-правовых договорах — в том числе для обеспечения независимости — находятся, например, члены дисциплинарного антидопингового комитета, члены комитета по терапевтическим исключениям. Аудиторы же сделали свои ложные умозаключения о том, что, вероятно, это можно классифицировать, как [коррупционное] поведение. Из этого все сделали вывод, что Ганус мог присвоить себе эти деньги. Так вот это не так — у нас четко прописаны процедуры, за что и как платятся деньги. Да и деньги там платятся совсем небольшие. Но операций много.

— То есть вы хотите сказать, что никаких фактов коррупции за время вашего управления РУСАДА в агентстве не было?

— Вообще ничего! Вот даже [Тина] Канделаки написала, что Ганус за счет организации обучился английскому. У меня действительно были индивидуальные занятия, но они не были связаны с изучением языка. Они были направлены на корректировку, на интенсивную работу с языком. Было две альтернативы — либо я буду ездить, как многие чиновники, со своим переводчиком, помощником, либо я буду ездить один. Второй вариант был намного дешевле. Но мне надо было освоить своеобразную лексику, связанную со спецификой нашего дела. Мне нужно было интенсивно вести переговоры, участвовать в международных мероприятиях, пресс-конференциях, делать доклады. И это все было направлено на повышение доверия к РУСАДА и российской антидопинговой системе.

Более того, я инициировал повышение квалификации наших сотрудников, когда агентство открылось. Раньше ведь агентство было закрыто, оно не вело активную международную деятельность. Сейчас руководители отделов взаимодействуют по направлениям своих компетенций с коллегами из международных спортивных федераций, других национальных антидопинговых агентств. У нас было создано три группы по повышению уровня английского языка. Задача была довести [уже имеющийся] уровень знаний до уровня достаточного для ведения коммуникаций. В том числе — для подготовки к аудиту WADA. Во время аудита сотрудники WADA разговаривали с каждым руководителем отдела, ведущими специалистами. Кроме того, занятия проводились для наших инспекторов допинг-контроля. Уровень квалификации инспекторов, которых мы набрали в 2017 году, стал сейчас такой, что мы их даже выдвигали для проведения тестирований на международных соревнованиях. Это не было самоуправством, это было записано у нас в бюджете, согласованном с наблюдательным советом. Я считал — и считаю — что агентство должно быть открыто, оно должно активно взаимодействовать с международной средой, потому что допинг — это международная проблема. И антидопинговая деятельность — это интеграция с международным спортивным антидопинговым движением. За два года у нас на это было потрачено около 900 тысяч рублей — на всех. Из этих денег 200 с чем-то тысяч — это были расходы на мою персональную корректировку языка. Я бы работал в одной из групп, но у меня очень сложный график, совещания, внеплановые переговоры, я езжу по стране. Я не вписывался ни в одно расписание.

— Вы не пожалели, что ввязались во все эти антидопинговые дела?

— Кто-то должен это делать. Россия — великая спортивная держава и то, что сейчас происходит, этот бесконечный кризис, его пора заканчивать. Многие пытаются проводить параллели с политикой, с санкциями. Не нужно этого делать. Я как-то общался с теперь уже бывшим президентом WADA Крейгом Риди, и я у него спросил: «Крейг, а что, если все-таки, вскрывая [антидопинговую] лабораторию, будет выявлено большое количество нарушений?» Он ответил: «Понимаешь, вопрос не в количестве нарушений и даже не в их качестве. Вопрос в том, что власти с этим будут делать». Им важно знать, что мы боремся, что мы предпринимаем меры и принимаем решения в соответствии с международными стандартами. Одна из наших главных задач — создать антидопинговую культуру, нулевую терпимость к допингу.

— И вы видите «луч света в темном царстве»? Сколько лет прошло с тех пор, как все началось — и что в действительности было сделано для того, чтобы ситуацию исправить?

— Это хороший вопрос. Могу сказать, что у нас молодая замечательная команда, прекрасные ребята. Мы все объединены, более того, вся эта ситуация нас еще больше сплотила. Я вижу целеустремленность, желание достигнуть целей. Видя нашу уверенность, нам верят. Круг, вокруг нас, расширяется.

— А кто верит, про кого вы говорите?

— Спортсмены, спортивные специалисты. И нынешнее противостояние с ОКР — это ужасно. По сути ведь идет такая рейдерская атака на РУСАДА. Это немыслимо с точки зрения внешнего восприятия. Это очень плохо. Олимпийский комитет всегда стоял чуть-чуть в стороне от всех этих дел, а сейчас он выступил просто ударным фронтом.

— Если это действительно «рейдерская атака», то, что начато, не будет доведено до победного конца?

— Я не буду отступать — это точно. WADA, и iNADO, Институт национальных антидопинговых агентств, держат в фокусе этот вопрос. Аудиторский отчет уже переведен — наши доводы также переведены. Мои коллеги-руководители антидопинговых агентств также со мной на связи. Все это вызывает определенное не только непонимание, но даже возмущение — не только на Западе, но и на Востоке. Я предпринял все шаги, не пью и не ем ничего, как говорится, из чужих рук. В этом отношении нет никаких внешних факторов, которые могли бы оказать влияние. И я, конечно, несу ответственность за ребят, я понимаю, что новые люди будут перезагружать агентство. Я честный человек, у меня замечательная честная команда, мы честно защищаем наш спорт. И самое главное, чтобы все понимали: мы бьемся в интересах нашего спорта, а значит мы бьемся в интересах нашей страны. РУСАДА сейчас — это агентство, которым страна может гордиться. Это последний мост восстановления доверия к спортивной юрисдикции России, все остальные мосты уже взорваны. Я надеюсь, что разум все-таки победит. Но я смотрю на фатальный сценарий с World Athletics, и прогноз у меня, к сожалению, пессимистичный.

— У вас дома не собран чемодан с необходимыми вещами, который вы в случае чего сможете взять и сразу выехать в Шереметьево или Домодедово?

— Я не буду никуда уезжать. У меня нет оснований, я — законник. Более того, когда меня начали мазать грязью, я получил такое количество слов поддержки со стороны своего внешнего круга, тех мест, где работал раньше. Люди знают, что к честным людям грязь не пристает. Они знают мою принципиальную позицию. Я считаю, что в нашей стране должны происходить изменения. Стагнация в спорте должна закончиться. Надо предоставить спорт спортсменам и спортивным деятелям, чтобы они жили нормальной жизнью.