истории

«Я сам внутренне споткнулся об историю о бездомном, который обезвредил бомбу» Версию о том, что в Магнитогорске произошел теракт, распространило издание Znak.com. Мы поговорили с его редактором

Источник: Meduza

Ранним утром 31 декабря в Магнитогорске обрушился подъезд 10-этажного жилого дома на проспекте Маркса — по данным МЧС, под завалами погибли 39 человек. Власти объясняют случившееся взрывом бытового газа. Через день после катастрофы, вечером 1 января, в Магнитогорске загорелась и взорвалась маршрутка; в ней погибли три человека. Практически сразу два издания — Znak.com и челябинский сайт 74.ru — выпустили материалы о том, что взрыв в жилом доме был терактом, а взрыв в маршрутке — ликвидацией подозреваемых. Той же ночью в Магнитогорске эвакуировали жителей жилого дома на улице Ленина; Znak.com вскоре сообщил, что силовики искали там четвертого подозреваемого в организации теракта. Силовые ведомства не подтверждают эту версию; чиновники неоднократно заявляли, что следов взрывчатых веществ на месте обрушения дома не обнаружено. Спецкор «Медузы» Илья Жегулев поговорил с заместителем главного редактора Znak.com Дмитрием Колезевым об источниках, доверии и журналистской этике.

— Когда вы узнали про версию о теракте?

— В ночь с 1 на 2 января — после того, как в центре Магнитогорска взорвалась маршрутка и наши источники стали связывать эти два события. В 23:40 1 января у нас на сайте появилась информация, что взорвалась маршрутка, и примерно в 0:50 мы со ссылкой на источник опубликовали новость о том, что взрыв в доме мог быть терактом, а в маршрутке убиты, предположительно, террористы. Непосредственно с источниками общались наши челябинские корреспонденты. Насколько я владею информацией, мы выдали версию о теракте практически сразу, как только о ней сообщили наши источники в следственно-оперативной группе.

— То есть вы сразу поверили источнику? Как принималось редакционное решение?

— У нас достаточно децентрализована система публикации материалов. Материал о том, что в Магнитогорске, по данным нашего источника, случился теракт, был опубликован челябинской редакцией. Я о его публикации узнал уже утром.

Но если бы я ночью занимался выпуском новостей — я бы тоже опубликовал этот материал. Дело в том, что следственно-оперативная группа в Магнитогорске — очень большая и создана в том числе из людей, которые работают в Челябинске. А в Челябинске у нас крепкая команда репортеров с очень хорошими источниками в правоохранительных органах. И так получилось, что в оперативной группе таких источников оказалось сразу несколько. По сути, мы могли перепроверять информацию, общаясь с разными людьми. И это источники, к которым у нас была высокая степень доверия, — знакомые люди, которые раньше никогда не подводили.

Наш журналист Марина Малкова и челябинский редактор Ирина Крючкова приняли решение публиковать заметку, и я их поддерживаю. Тут есть фактор общественной значимости. Мы говорим о версии, но это версия, которая должна быть озвучена. Должна обсуждаться, проверяться, опровергаться. Журналисты в Магнитогорске действовали далеко не в идеальных условиях, и возможности, как по учебнику, подтвердить информацию у трех источников или получить официальный комментарий просто не было. У тебя сначала один взрыв, потом другой, город наводнен силовиками. Информация появляется очень быстро, и так же быстро ты принимаешь решение.

— У вас в исходной новости был указан один источник. А вы сейчас говорите, что их было несколько.

— Заметка про маршрутку и версию теракта изначально публиковалась по данным одного источника, который непосредственно находился на месте взрыва маршрутки, а до этого — на разборе завалов дома. Это источник, с которым наш журналист имеет долгосрочные отношения. По магнитогорской истории он предоставлял информацию, которая объективно подтверждалась. Учитывая особую важность, время суток, когда сложно что-то оперативно подтвердить, — да, Марина [Малкова, автор материала] опубликовала эту заметку со ссылкой на один источник.

— Информацию про теракт и маршрутку со ссылкой на один источник также дал сайт 74.ru. Вы допускаете, что это один и тот же источник?

— Да, допускаю.

— Через день у вас вышел развернутый текст с «версией, связывающей события последних дней». Там, в частности, сообщалось, что был заминирован один из магнитогорских ТЦ и бомбу случайно обезвредил бездомный. И там тоже указан «источник в силовой среде» — один.

— Нет, там уже два источника в Магнитогорске и третий — в Москве, в ФСБ, где нам подтвердили эту версию. Слушайте, ну мы писали этот текст, прежде всего чтобы изложить информацию, которой располагали. Может, нам нужно было больше внимания обратить на описание числа источников, но приоритет был другой.

— Все-таки есть тут у вас какие-то стандарты? Какова в данном случае ответственность редактора? Когда можно выпускать информацию от одного источника, а когда нельзя?

— Это безумно сложный вопрос. Вы спрашиваете про стандарт. Если честно, я не уверен, что такой стандарт может быть прописан с точностью математической формулы. Я думаю, что все индивидуально — это зависит от личности источника, от твоего доверия к нему, от важности информации, общественной значимости и так далее.

Основных источников, на которые опиралась Марина, — двое. Важно, что это источники из разных ведомств — тут существует баланс. Плюс, когда мы готовили текст, мы связывались с нашими источниками в центральном аппарате ФСБ на Лубянке — и получили подтверждение, что наша информация не противоречит реальности.

— Спецслужбы в Магнитогорске, на ваш взгляд, вели себя как-то иначе, чем они обычно ведут себя, когда происходят природные или бытовые катастрофы?

— Две вещи бросаются в глаза. Первое — достаточно большое количество следователей и экспертов приехало из разных городов и регионов. Как нам рассказывали, даже водителей екатеринбургского Следственного комитета, которые были на работе, отправили в Магнитку заниматься первичным осмотром газового оборудования. Большая оперативная группа не очень характерна для взрыва газа.

Второе — после Путина туда прилетел Бастрыкин и очень долго не вылезал из Магнитогорска, лично все контролировал. Это говорит о том, что там была ситуация, связанная с какими-то криминальными действиями.

Ну и в-третьих, сама информационная закрытость силовиков. Обычно, когда происходят такие трагедии, власти начинают достаточно активно рассказывать о том, что они делают, какие экспертизы проводят, какие есть версии произошедшего, как они работают. А тут мы столкнулись с глухой информационной стеной: за четыре дня было два пресс-релиза от СК, очень скупых. Типа «проверяются все версии, следов взрывчатых веществ не обнаружено». А по маршрутке вообще было странное молчание — ни информации о том, по какой статье возбуждено уголовное дело, ни о том, кто погиб в маршрутке, ни пола, ни возраста, ничего.

— Была также теория, что вокруг «Газели» бегали люди с автоматами. Якобы их видно на видео. У вас в тексте упоминается, что люди в маршрутке отстреливались.

— Здесь мы опять же опираемся только на информацию от наших источников в правоохранительных органах. Они рассказывают, что было установлено: в «Газели» перемещаются сим-карты подозреваемых. Ее пытались остановить, оттуда открыли огонь, после чего началась операция по ликвидации тех людей, которые находились в «Газели». Версия о том, что вокруг маршрутки бегали люди с гранатометами, в принципе, соответствует тому, что говорят нам источники в правоохранительных органах.

Когда наш корреспондент был в Магнитогорске, я просил его найти хоть кого-нибудь, хоть одного автора этого видео с маршруткой. К сожалению, нам это не удалось, мы не нашли людей, которые снимали видео и могли бы рассказать своими словами, как это выглядело. Поэтому мы можем только сопоставлять видео очевидцев и данные источников.

— Как вам реакция коллег? Многие саркастически отнеслись к версии о бездомном, который обезвредил бомбу.

— Тут я бы разделил. Во-первых, была огромная кампания в телеграме и твиттере, прямо как по темнику: мол, все это фейки, не верьте, врут, украинские тролли вбрасывают — и так далее. Это не реакция коллег, это целенаправленная кампания, которую запустили из администрации президента. Не знаю, с какой целью, — может, чтобы успокоить людей, перевести обсуждение того, теракт это или нет, на обсуждение журналистов.

Другая история — реальные коллеги, которые оценивали информацию. Тут совершенно никаких обид быть не может, это наша работа — критически оценивать информацию. Нормально, что они скептически подходят к нашим данным.

Я сам, когда услышал историю про бездомного, который достал телефон из мусорного ведра и тем самым обезвредил взрывное устройство, внутренне споткнулся. С одной стороны, она выглядит несколько анекдотично. С другой стороны, она рассказана источниками в правоохранительных органах, и другого объяснения у нас нет. Мы взяли на себя ответственность и опубликовали информацию — да, рискуя вызвать усмешки и иронию.

Тут еще надо отметить такой момент: мы все немножечко насмотрелись голливудских фильмов, где нужно выбрать, какой провод резать — красный или зеленый, — иначе бомба взорвется. Я не эксперт-взрывник, но у меня есть подозрение, что взрывное устройство с телефоном может быть устроено совершенно по-другому. Ты реально можешь подойти, оторвать от него телефон, и ничего не взорвется. У тебя будет телефон, а взрывчатка останется лежать в урне.

— Если бы другое издание написало «источник нам рассказал, что бездомный обезвредил бомбу» — вы бы написали такую новость?

— Если бы это произошло в другом регионе и было единственное СМИ, которое фигачит подробности и дает какую-то информацию, пусть даже со ссылкой на один источник, и эта информация не выглядит безумной, неправдоподобной. И СМИ с какой-то репутацией, и ты знаешь живых людей, которые там работают… Да, наверное, со ссылкой на это СМИ мы бы такую информацию опубликовали.

— Что должно произойти, чтобы вы лично сочли, что это все-таки газ и череда совпадений? Какие доказательства вас удовлетворят?

— Я как журналист и как редактор готов принять любую убедительную версию, которая будет доказана с максимумом информации. Сейчас у нас информации от официальных структур минимум. Мы не знаем ничего. В какой квартире взорвался газ? Газ ли это был? Кто жил в этой квартире? Кто погиб в «Газели»? Что за операция проводилась в ночь на 2 января в домах по улице Ленина? 

Мы кучу всего не знаем. Если нам предоставят информацию, покажут документы, фотографии, видеозаписи и все это сложится в картину, допустим, череды невероятных совпадений — мы, конечно, скажем: хорошо, мы ошиблись, источники ошиблись, вы были правы, так бывает. Мы не хотим отрицать реальность, которую нам предлагают. Но, если честно, я на 99,9% уверен, что версия, о которой рассказали наши источники, как минимум очень близка к правде.

— Почему они об этом тогда не говорят? Хотят скрыть?

— Я склонен все-таки доверять нашим силовым структурам в каком-то смысле. Мне не кажется, что, если это был теракт, они его будут утаивать. Я все-таки надеюсь, что пока просто ведется большое расследование; может быть, там есть какие-то вещи, которые пока нельзя оглашать. Может, просто уверенности нет, не сошлись все концы, и правоохранительные органы пытаются дотошно сделать свою работу, чтобы у нас к ней не возникло вопросов. Напомню, что после взрыва самолета над Синайским полуостровом в 2015 году 16 дней понадобилось Следственному комитету, чтобы заявить о том, что это был теракт. Сейчас шестнадцать дней еще не прошло.

У меня еще есть ощущение, что, возможно, там имеет место ведомственный конфликт. Потому что есть Следственный комитет, который занимается этим делом, есть ФСБ, которая тоже этим делом занимается, и есть некое противоречие в их позициях. А если это все же был теракт, то ответственность за то, что он мог произойти, будет лежать на ФСБ. И ФСБ меньше заинтересована в признании теракта, чем СК.

Плюс звучали такие подозрения, что, возможно, к тому моменту, когда в Магнитогорск прилетел президент, версия теракта не была даже в числе возможных. Получилось, что безопасность президента могла быть поставлена под угрозу, и это тоже вызывает ведомственный конфликт. Но это слухи и домыслы — не знаю, насколько им стоит доверять.

— Террористы всегда на себя брали ответственность за теракты — кроме историй со взорванными домами в 1999 году. Но в 1999 году власти сразу говорили, что это теракт, и педалировали версию о чеченских террористах. Чем объясняется то, что сейчас никто, кроме вас, не говорит о теракте?

— Мне тоже кажется очень странным, что никакая группировка не взяла на себя ответственность за произошедшее. Был ли это теракт, не был — условное ИГИЛ могло бы заявить, что это их ответственность, и даже если бы это было не так, люди бы в это поверили. У меня лично нет объяснений, почему этого никто не сделал. Это, безусловно, аргумент против того, что был теракт. Такие аргументы тоже есть, их тоже нужно слышать, если мы хотим быть объективными.