истории

Пошел в школу, вступил в расовую войну, сел Неонацисты хотят создать в тюрьмах собственное движение — «белую масть». Саша Сулим рассказывает историю одного из его участников

Источник: Meduza

В последние годы российские власти более активно, чем раньше, борются с националистическими организациями и ультраправыми — эксперты связывают это с участием националистов в протестном движении 2011–2012 годов и тем, что в вооруженном конфликте на Востоке Украины они участвовали с обеих сторон. Как выяснила спецкор «Медузы» Саша Сулим, оказавшись в заключении, неонацисты и другие сторонники ультраправых убеждений не прекращают попыток объединиться — и даже намереваются создать собственную тюремную «масть»: неформальное движение осужденных, основанное на общих идеалах. Одна из целей «белой масти» — стать для российских колоний тем же, чем для американских было «Арийское братство» — расистская группировка, которая долгие годы терроризировала тюрьмы в США и фактически взяла многие из них под свой контроль.

«Я попал в тюрьму лысый, в бомбере, гриндерах — я был готов к битве. Я еще в СИЗО не заехал, а все там уже знали, что арестован опасный „экстремист и террорист“».

26-летний Артем (он отказался говорить мне свою фамилию) рассказывает эту историю, сидя за столиком в фудкорте одного из московских торговых центров. Перед ним — поднос с бургером и картошкой фри; на нем — джинсы, кроссовки и черная толстовка с надписью «М8Л8ТХ» (так называется тверская группа, исполняющая национал-социалистический блэк-метал); под одеждой — шесть татуировок с нацистскими символами. У Артема выбриты виски — примерно с такими стрижками ходят сейчас почти все посетители московских барбершопов.

Артем вспоминает события 2012 года — тогда он поджег полицейский участок и получил два с половиной года тюрьмы за хулиганство, умышленное уничтожение чужого имущества и незаконное изготовление оружия.

«У меня молодость очень бурная была, все в городе знали, что я идейный скинхед-отморозок», — продолжает он. В колонии Артема ждала «жесткая приемка»: «Люди в масках, в спецназовской форме стали меня избивать сразу на выходе из автозака. Потом погнали через изолятор сквозь стенку из ментов, которые меня били, пока я бежал. После обыска заставили мыть полы возле нар, чтобы не было возможности выйти в авторитеты в криминальном мире». (Тюремная иерархия предполагает, что «блатные» не занимаются уборкой камеры, в том числе мытьем полов — прим. «Медузы».)

Впрочем, на карантине Артема ждал по-настоящему приятный сюрприз — навестить его пришел старый знакомый. Оказалось, что в колонии он из «обычного наркомана» превратился в «соратника». «Он показал мне набитую свастику, сказал, что в колонии он не работает [на администрацию] и постоянно рамсит с [кавказцами]», — вспоминает Артем. Соратник дал новоприбывшему мобильный телефон, чтобы позвонить маме и девушке, а также вручил пакет: в нем были «вольные» носки и трусы, бритвенные станки, большой кусок колбасы, сигареты, чай, кофе, печенье, конфеты и брага — ее Артем взял «из солидарности», потому что сам тогда не пил.

«Эта встреча меня сильно впечатлила. Я понимал, что его отношение ко мне объясняется тем, что я правый — а он стал правым в тюрьме», — говорит Артем. Так он впервые столкнулся с «белой мастью» — и вскоре присоединился к ней сам.

Как подсказывает арийское сердце

Места заключения в России условно делят на две категории: «красные» (они контролируются администрацией) и «черные» (там действуют неформальные договоренности между криминальными авторитетами и руководством колонии). Насколько можно судить, система начала складываться в 1930-х — преступники в тюрьмах, население которых сильно увеличилось, сплачивались для неполитического сопротивления охранникам и прочим официальным лицам; их лидеры называли себя хранителями криминальных традиций дореволюционной России.

Сегодня, как рассказывают «Медузе» правозащитники, полностью «красная» или полностью «черная» зона встречаются редко — чаще всего администрация и авторитеты договариваются между собой о порядках, которым будут подчиняться осужденные. «Блатные» — люди, которые фактически становятся неформальными администраторами тюрем, — также называют себя «черной мастью»; обычно это профессиональные преступники, которые сидят не первый раз. В колонии они не работают, не занимают никакой официальной должности и распоряжаются «общаком».

Заключенных, которые открыто сотрудничают с администрацией, называют «красными» или «козлами» («красная масть»; к ней относят и людей, которые нарушили неформальные правила «блатных»). Обычно они работают завхозами, комендантами и на других административных должностях, не участвуют в «общаке», а иногда даже живут в отдельных бараках — для собственной безопасности. В красных зонах «козлы» пользуются режимными послаблениями от администрации.

Существуют и другие неформальные касты заключенных. Например, «мужики» — обычные (и самые многочисленные) осужденные, которые работают и не участвуют в разделе власти. Или «петухи» — самая бесправная каста; обычно они моют туалет и убираются в камерах, другим заключенным запрещено прикасаться к ним и брать у них из рук какие-либо предметы. Их также называют «опущенными» — часто они подвергаются гомосексуальному насилию.

Масть («красную» или «черную») чаще всего выбирает сам заключенный, оказавшись в СИЗО или в колонии; разве что осужденных за сексуальное насилие сразу отправляют в «петухи». Впрочем, ни Артем, ни десяток его единомышленников, оказавшихся в той же колонии, ни «черными», ни «красными» себя не считали. По словам моего собеседника, они жили по своим собственным правилам — «по чести, по совести русского национал-социалиста». «Я не сотрудничал с администрацией, не стучал, старался заступаться за русских, даже если они неправы, не пил чай с [кавказцами]. Но дать телефон позвонить — или взять телефон у них — я мог, — объясняет Артем. — Сотрудничество с ними в принципе не возбраняется. Главное — не предавать свою идею».

Артем уверен: группировки националистов должны создать новую «масть» — белую. По его словам, раньше его соратники много ругались между собой (например, по поводу того же совместного распития чая с кавказцами или общения с сотрудниками ФСИН), однако конфликты удалось погасить, когда идеологи «белой масти» придумали и выложили в соцсети что-то вроде своего устава. Например, там есть такой пассаж: «Попав в места лишения свободы, ничего не бойтесь. <…> Будьте тверды в своих убеждениях и живите достойно, как и подсказывает вам арийское сердце».

Как говорит Артем, зародилась «белая масть» около десяти лет назад — а одним из авторов идеи был националист-родновер Давид Башелутсков. В октябре 2010 года его приговорили к девяти годам колонии за убийство десяти человек, пять покушений и четыре взрыва. В колонии Давид стал «блатным» и начал налаживать систему взаимопомощи между ультраправыми заключенными.

Как объясняет Артем, «белая масть» — не формальная организация, а скорее братство, главная цель которого — поддержка и взаимовыручка правых политических заключенных. «Политических» — важное слово: по словам собеседника, в «масть» попадают только те, кого можно назвать «узниками совести» или «военнопленными» в борьбе против «оккупационного правительства и последствий его действий». «Узниками совести» Артем называет тех, кто попал в тюрьму из-за убеждений, но срок получил по статьям, связанным с наркотиками (по словам Артема, запрещенные вещества его соратникам всегда подбрасывают), оружием или постами в соцсетях. «Военнопленные» же попали в тюрьму за конкретные действия или акции: поджоги, взрывы, убийства. К ним причисляет себя и сам Артем, утверждающий, что «русское движение» ведет «освободительную борьбу против власти».

С появлением идеи «белой масти» в начале 2010-х единомышленники Артема стали создавать базы данных ультраправых заключенных с информацией о них: колония, срок, сведения о том, нуждается ли осужденный или его семья в помощи. Одной из таких баз был сайт «Герои воли» (сейчас закрыт); основала его среди прочих Евгения Хасис — подельница создателя БОРН Никиты Тихонова, которую в 2011 году приговорили к 18 годам тюрьмы за соучастие в убийстве адвоката Станислава Маркелова и журналистки Анастасии Бабуровой.

Другой мужчина, относящий себя к «белой масти» — 27-летний Денис, — узнал о ней около четырех лет назад. В 2008-м Дениса приговорили к двенадцати годам заключения, — по его словам, «за преступления по национал-социалистическим убеждениям — экстремизм, сепаратизм и терроризм». Он отбывает срок и сейчас; мы переписывались через Telegram. Денис рассказывает, что «белая масть» не раз помогала ему материально, но больше ценит то, что благодаря братству смог наладить связь с соратниками и организовал их в небольшую группу в своей колонии. «Мы создали свою масть: не красную и не черную, а белую, — пишет заключенный. — Это, конечно, неофициально, нас никто пока не признаёт и не признает, но мы держимся своей идеологии».

Знает про «белую масть» и Мария Мурадова — сотрудница информационно-аналитического центра «Сова», которая последние три года отслеживает деятельность ультраправых и националистов. «Они активно ведут деятельность по сбору денег, — рассказывает она. — В группах во „ВКонтакте“ регулярно выкладывают скрины сбербанковских приложений, подтверждающие денежные переводы».

Артем утверждает, что финансами деятельность «белой масти» не ограничивается — иногда члены «братства» решают вопросы с представителями других мастей. Пример он приводит такой: когда в одной из зон «черные» восстали против «красных», кто-то из его соратников оказался на стороне администрации. Мужчина попал в тюремную больницу; туда собирались проникнуть представители «черной масти», чтобы его убить. «Мы об этом узнали, — говорит Артем, — вышли на криминальных авторитетов той зоны и попросили, чтобы этого соратника оставили в покое».

Самому моему собеседнику, пока он сидел, «белая масть» деньгами и продуктами почти не помогала — но никаких претензий у Артема нет: «Мы же не за передачи сражаемся, не за то, чтобы нас грели, а за идею и за свободу». Мужчина больше ценил общение с соратниками — среди них, например, был один из осужденных по делу об убийстве якутского шахматиста Сергея Николаева.

Вместе они пили чай, отмечали важные для ультраправых праздники (например, 25 июля — международный день солидарности с узниками совести), обменивались литературой, скидывались на «брос» телефона, обсуждали, как поступать в спорных ситуациях. 

Артем уверяет: цель «белой масти» не в том, чтобы притеснять «нерусских» заключенных. Но кое-кого они все-таки «проучили». «Приехали двое. Статья — изнасилование, — рассказывает мужчина. — Мы поняли, что сейчас их встретят другие нерусские и представят все так, что они не виноваты, а менты все подстроили. Поэтому мы их сразу встретили, сильно избили и отправили поближе к петушатнику — мыть толчок».

Из скольких человек сегодня состоит «белая масть», Артем говорить отказывается — говорит, что не хочет подставить соратников, да и точно посчитать сложно. Костяк движения, по его словам, — несколько десятков человек, которые отвечают за расширение сети контактов. Общаются они в зашифрованных чатах, — например, просят скинуться на помощь «камраду». «Скидываются даже те, кто сидит, — уточняет Артем. — И молодежи надо над этим задуматься: правильно ли, когда узник помогает узнику финансово? Ведь это должны вольные делать. Лично мне это не нравится — и я сам стараюсь побольше денег скидывать».                                                

Во «ВКонтакте» есть как минимум три группы с названием «Белая масть»; две из них были заблокированы на территории России. По словам Артема, все они действительно имеют отношение к движению, но с одной из групп он и его соратники отношения больше не поддерживают: все из-за того, что в 2015 году создатели группы поддержали «чистильщиков». Артем и его единомышленники считали, что деятельность банды — убийства бездомных — не имела отношения к «борьбе за идеалы, за Русь»; собеседник «Медузы» выступает за то, чтобы националисты занимались чем-то «серьезным» и вели борьбу с современной российской властью. Среди конкретных своих противников он упоминает глав Чечни и Ингушетии Рамзана Кадырова и Юнус-Бека Евкурова, а также депутатов Госдумы Виталия Милонова и Ирину Яровую.

Я говорила и переписывалась с несколькими бывшими и нынешними заключенными, которые относят себя к «белой масти». Никто из них не называл конкретных целей движения, но большинство в разговоре упоминали в качестве образца для подражания «Арийское братство». Эта группировка белых расистов формировалась в американских тюрьмах с 1960-х — а к 1990-м превратилась в сложно устроенную организацию с 15 тысячами членов (некоторые — за решеткой, некоторые — на свободе). Участники «Братства» терроризировали американские тюрьмы, организовывали убийства охранников и других заключенных, полностью контролировали всю тюремную экономику. В 2002 году нескольких лидеров организации признали виновными в 32 убийствах и приговорили к пожизненному заключению; впрочем, некоторые из них к тому времени уже отбывали пожизненные сроки.

«До „Арийского братства“ нам еще далеко, — говорит Артем. — Но говорить, что эта цель недостижима, нельзя. Мир меняется, устои в тюрьмах тоже».

Днем — студент, ночью — боевик

«По линии матери — у меня все русские. По отцу — немцы». О своих корнях Артем рассказывает подробно, чтобы не осталось ни малейшего сомнения: в нем нет ни капли «небелой» крови. Мама Артема родилась в Казахстане, куда ее семью сослала советская власть, а с будущим мужем, военным, познакомилась на Урале, когда училась в институте.

Отец Артема — потомок пленного немца, который вместо того, чтобы вернуться в Германию, остался жить в СССР. Семья много ездила по России: Урал, Сибирь, Якутия, Дальний Восток — пока в начале 2000-х отца Артема не отправили в Чечню.

— Когда вы заинтересовались идеями национал-социализма?

— В 11 лет, когда в Чечне убили отца, — отвечает Артем. — Но патриотические чувства у меня были всегда — меня же семья военных воспитала.

В те годы — это было самое начало 2000-х — Артем еще не испытывал сильной неприязни к другим нациям и не интересовался гитлеровской Германией. Однако тогда, по его нынешним воспоминаниям, он начал замечать, что «нерусские» ведут себя «нагло» и притесняют русских. По телевизору все чаще показывали сюжеты про скинхедов и их акции: убийство выходцев из Азии и Африки в Санкт-Петербурге, взрыв на Черкизовском рынке. Артем вспоминает, что для него это было «немножечко дико» — отец «этого не одобрил бы».

Конфликты на национальной почве происходили и в школе, где учился Артем. «Рано или поздно это заканчивалось тем, что приходили русские постарше и ставили [кавказцев] на место, — вспоминает он. — И мне это нравилось — что их ставят на место». Но потом, как утверждает Артем, «дагестанцы затравили» его школьного кумира — одного из самых сильных и умных старшеклассников. «Его дух постепенно ломался, и когда он был сломлен, на него начали нападать, — говорит националист. — Парню пришлось уехать в другой город, чтобы избежать дальнейших нападок».

В итоге мальчик стал видеть в действиях ультраправых «определенную правду, увидел справедливость: то, чего мне не хватало, то, что мне подходит». Правда эта, по его словам, заключалась в идеях «превосходства белой расы» и ограничения в правах «других наций»; кроме того, юноша решил, что детей нужно воспитывать так, как это делали в нацистской Германии (в пример он приводит гитлерюгенд и Союз немецких девушек).

Через пару лет конфликт с «нерусскими», как утверждает Артем, случился и у него — его подкараулили после школы и сильно избили. Когда ему было 13, мальчик познакомился с небольшой группой сверстников-скинхедов и попросился вступить в их ряды. Ему дали прочитать несколько книг идеологов белого расизма Дэвида Лейна и Уильяма Пирса, а затем проверили его идеологическую четкость и боевой дух.

— Поставили меня драться против двух ребят. Помню, я тогда только налысо побрился. Мне сильно голову разбили.

— А мама что сказала?

— Была против. Но она и сейчас против, хотя и поддерживает меня в некоторых вопросах: что власть не такая, что [кавказцев] много, что они ведут себя нагло — не так, как им подобает.

В конце «проверочной» недели Артем вместе с пятью соратниками отправился на первую для себя акцию. Новичку сказали, что владелец палатки с фруктами занял рабочее место на рынке, русским продает гнилые абрикосы и ананасы, а своим — нормальные; что такие же, как он, совершают преступления против русских и продают им наркотики, поэтому палатку нужно разгромить, а владельца избить — «расквитаться по-русски».

Акция Артему понравилась — он разбил несколько арбузов (а также голову их продавцу), кричал националистические лозунги. «Я понял, что я не слабый парень, а нормальный — русский, сильный, — вспоминает он теперь. — Что даже если они толпой на меня нападут, я не отступлю, буду на них нападать. Это с детства закаляется, с детства дается такая сила».

Влившись в ряды новых друзей, Артем серьезно занялся спортом и стрельбой, стал ходить на футбольные матчи, после которых регулярно участвовал в драках. В старших классах Артем с соратниками уже «держали» часть города (он попросил «Медузу» не упоминать место, где он вырос), — например, патрулировали мост, вблизи которого «приезжие» боялись даже появляться.

«Однажды мы собрались вчетвером, зашли на рынок и разбили там все точки, на которых торговали нерусские: залетели в масках, отлупили, разгромили палатки», — вспоминает Артем. Тогда же — уже ближе к концу 2000-х — он вдруг осознал, что главный враг — это не «приезжие и другие нерусские», а государство.

С тех пор всю свою агрессию Артем направил на полицейских — «таких же белых, таких же русских», как он и его соратники. «Мы поняли, что живем в оккупированном государстве, что сейчас наша родина под врагами, — объясняет он. — Режим Путина, чекистов, ФСБ захватил власть и удерживает ее, а тех, кто выступает против них, сажают в тюрьмы и убивают». (Алексей Полихович, анархист, отсидевший три с половиной года по «Болотному делу», вспоминал, что много общался в тюрьме с националистами — «мы совпадали в нашей ненависти к государству».)

В первый раз Артема арестовали и чуть не посадили в 2010 году — он тогда учился на первом курсе на биотехнолога. Параллельно с университетом он стал еще больше тренироваться, но при этом отрастил волосы, перестал одеваться как скинхед — и перестал себя так называть: по его словам, только так можно было продолжать делать задуманное. «С виду я был прилежным, добрым мальчиком, играл в рок-группе, готовился к экзаменам, — рассказывает Артем. — Днем — студент, ночью — боевик. В это время я научился делать бомбы, коктейли Молотова, стрелять, резать».

Многие соратники слышали или подозревали о новом увлечении Артема — и однажды в телефонном разговоре предложили ему взорвать кафе, в котором любили отдыхать «нерусские». Как быстро выяснилось, телефон Артема прослушивали: «Человек двадцать ко мне прилетели с обыском, вскрыли полы, оторвали плинтусы, подняли линолеум — и ничего не нашли. Дома были ружье, патроны, взрыватели для гранат — а они нашли только гидроперит и ацетон».

Самого Артема, «закинув, как бревно, в машину», отвезли в отделение — и показали видеозапись его тренировок: он делал физические упражнения, стрелял из пистолета, бросал нож в дерево и крутил «прикольную вертушку» — тренировался бить с разворота. Как вспоминает националист, один из сотрудников даже признался, что фотографий и видео с Артемом у него на телефоне больше, чем семейных фото.

Полицейские требовали, чтобы Артем признался, что хотел взорвать кафе, и показал, где он спрятал бомбу. Артем утверждает, что его пытали: душили, ломали руки, били бутылками и книгой по голове. «Бомба у меня была, но очень слабая, а я понимал, что если покажу ее, то мне припишут, что я хотел пол торгового центра взорвать», — объясняет он. В итоге его обвинили в незаконном хранении оружия, хулиганстве и возбуждении ненависти — но колонии в тот раз он избежал: говорит, что благодаря хорошему адвокату — его оплатила мама Артема.

Два года спустя Артема задержали вновь — за поджог опорного пункта полиции. По его словам, поджог был не первым — но «поймали» его только на одном.

— Как вас вычислили?

— Мне сказали, что след на снегу совпадал с рисунком подошвы моего кроссовка — сейчас я уже понимаю, что это полная фигня и что, если бы я взял 51-ю статью, они вообще ничего бы не доказали. Даже если бы я селфи сделал на телефон.

— Кто-то пострадал при поджоге?

— Мы не готовили серьезное нападение на сотрудников. Мы хотели добиться общественного резонанса, подорвать авторитет власти, полиции, уничтожить место их дислокации.

— Показать, что они не могут себя защитить?

— Да. Несмотря на то что они пытают пьяных, обычных людей, алкашей, ведут себя нагло, они не всемогущие, и мы можем им противостоять.

По словам Артема, в этот раз его били уже не обычные сотрудники, а сам начальник уголовного розыска по району и начальник Центра противодействия экстремизму. Суд приговорил националиста к двум с половиной годам тюрьмы.

«Мы перестали доверять друг другу»

Сотрудница информационно-аналитического центра «Сова» Мария Мурадова сталкивалась с термином «белая масть» — но не уверена, что «братство» действительно существует: у него нет никакого представительства, члены движения не участвуют в публичных акциях и не вступают в коалиции с правыми политическими организациями. «Судя по их постам, они поддерживают традиционный белый расизм и национал-социализм и в основном занимаются идеологическим просвещением, пропагандой и сбором денег», — говорит Мурадова. По ее словам, несмотря на то, что «белая масть» помогает заключенным, деятельность этих людей все же далека от правозащитной: «Они ведь, например, не обращаются к членам ОНК, не просят их сходить проведать их „комрадов“». Около десятка опрошенных «Медузой» членов ОНК никогда не слышали о «белой масти».

Зато о ней слышал Матвей Цзен — адвокат основателя движения «Реструкт», неонациста Максима Марцинкевича по прозвищу Тесак. По оценке юриста, националисты действительно стремятся стать отдельной тюремной мастью, но для этого им нужно сильно увеличить свое присутствие в колонии. «В России сидят около 570 тысяч человек, — объясняет он. — Чтобы создать новую масть, в нее должны войти хотя бы пять процентов от сидельцев — а это 28 тысяч человек. А сейчас же под критерии „белой масти“ подходят пять тысяч человек максимум». Мешают и структурные причины. «Националистов уже в первую ходку часто приговаривают к длительным срокам заключения, они даже авторитет не успевают заработать, — говорит Цзен. — Получается, что человек родился, вырос, пошел в школу, осознал бедственное положение русского народа, вступил в расовую войну, совершил несколько акций и сел». Куда выше адвокат оценивает перспективы появления «зеленой масти» — неформального объединения заключенных-мусульман.

Впрочем, националистов в последние годы в тюрьмах становится все больше — а на свободе они заявляют о себе все менее громко. «Из-за пристального внимания со стороны правоохранительных органов белые расисты и национал-социалисты перестали ходить на акции — не хотят, чтобы их фото попало в папку к сотруднику Центра „Э“», — объясняет Мурадова, добавляя, что насилие никуда не делось, просто стало менее публичным. О «разгроме» националистического движения на воле говорят и Цзен, и Артем. «Мы объявили войну, но были к ней не готовы, — поясняет участник „белой масти“. — Кого-то закрыли, кого-то начали крепить, кто-то нас сдал — и мы перестали доверять друг другу. Появились другие приоритеты, другие герои».

В последние несколько лет силовые органы стали активно заниматься националистическими организациями — около десятка их политических лидеров (от Дмитрия Демушкина и Николая Бондарика до Александра Белова-Поткина) оказались под следствием или получили тюремные сроки. С 2015 года резко увеличилось количество приговоров не только за конкретные акции, но и за пропаганду экстремизма — а сами националисты, согласно исследованиям центра «Сова», ушли из публичного поля в клубы военной подготовки и другие закрытые организации. Давление на ультраправых глава «Совы» Александр Верховский связывал с конфликтом на Востоке Украины: по мнению эксперта, государство испугалось, что радикалы объединятся с вернувшимися с Украины ополченцами и образуют новую, неподконтрольную ему силу.

Впрочем, украинские события раскололи и самих русских националистов. Например, Артем резко осуждает происходящее в Донбассе и считает местные самопровозглашенные республики «кремлевским проектом». «Почему я должен считать своих братьев-славян врагами? — возмущается он. — Этот „русский мир“ — ненастоящий».

Все нацисты любят животных

Из колонии Артем освободился в 2015 году. Около месяца он прожил в родном городе — и продолжал помогать соратникам уже с воли: например, сделал один удачный «брос» телефона. На второй попытке Артема застукала полиция — а когда он заметил, что за ним и по городу постоянно ездит «машина с сотрудниками», то решил переехать в Москву: там уже несколько лет жила его мама.

В Москве в свободное от работы время Артем общается с соратниками, пытается найти новых (в основном через соцсети), занимается сбором средств для узников, отправляет посылки и бандероли, пишет письма и открытки, помогает семьям тех, кто сейчас находится в заключении. «Иногда мы организовываем „встречу“ охреневшего [кавказца], который нашего соратника на зоне притеснял, мы подходим к нему сразу у выхода из колонии и показываем [свою Россию]», — рассказывает Артем и улыбается.

Впрочем, чаще они все же встречают освободившихся единомышленников: «Оказываем первую помощь, объясняем, как себя сейчас нужно вести, что сейчас уже не то время, когда надо ходить резать [кавказцев] или взрывать власть».

— А какое сейчас время?

— Сейчас нужно стараться свой бизнес делать и брать на работу только своих соратников. И деньги тратить не на себя, а на движение, на помощь узникам. На революцию нужны деньги, на пропаганду нужны деньги, на стикеры и листовки.

Летом 2017 года у выхода из дома Артема скрутили сотрудники казанской ФСБ. По словам мужчины, они решили, что он прячет у себя дома третьего сообщника Романа Халилова и Руслана Архипова — этих «соратников» арестовали незадолго до того; их обвиняют в убийстве студента-африканца.

После того как Халилова и Архипова отправили в СИЗО, Артем и его соратники из «белой масти» узнали, что полицейские якобы намеренно распространяют слухи, будто арестованные националисты — гомосексуалы, чтобы тех «опустили». «Через „белую масть“ мы пытались противостоять этому: подключали знакомых блатных, разных криминальных авторитетов — чтобы вытащить парней, — утверждает Артем. — Казанским эфэсбэшникам это не понравилось, и они пришли ко мне».

Когда на него навалились силовики, Артем попытался «достать нож», но ничего не вышло. «Меня прикладом по голове ударили, я упал, — вспоминает он. — Квартиру всю обыскали, перевернули мне песок для шиншилл».

— Песок для шиншилл?

— Да. Все нацисты любят животных. Посадили в разваливающуюся «Газель», пристегнули наручниками и 15 часов везли на ней до Казани.

Следующий месяц Артем провел в казанском изоляторе и вышел из него, как он сам считает, только благодаря помощи соратников и адвокатов. С тех пор проблем с законом у него почти не было — только задержали на несколько часов на концерте национал-социалистической группы, а потом — когда они с друзьями гуляли по центру города во время чемпионата мира по футболу. Полицейские, по словам Артема, сообщили националистам, что «нечего им здесь гулять».

Деньги Артем сейчас зарабатывает, работая «интервентом в частной клинике».

— Кем?

— Я компаньон по выздоровлению в дорогой психушке и наркологичке — помогаю зависимым и психически больным людям выздороветь или хотя бы прийти в себя. (Некоторые реабилитационные центры действительно предлагают такие услуги — прим. «Медузы».)

Когда речь заходит о работе, Артем с гордостью начинает рассказывать, как ставил на ноги тех, кто поначалу мог лишь часами «залипать в тапочки». Никакого профильного образования у националиста нет — он заинтересовался психологией и психиатрией, будучи под следствием.

— Что конкретно вы делаете?

— Когда в клинику попадает тяжелый пациент, который может вести себя неадекватно, что-то с собой сделать или — в случае наркоманов или алкоголиков — сорваться, моя задача — следить за ним, общаться, подсказывать, что делать, играть в настольные игры, сопровождать на психологические группы.

— Чтобы заниматься такой работой, вероятно, нужно любить людей. Как это вяжется с вашими национал-социалистическими взглядами?

— С [кавказцами] я стараюсь не работать.

— А причины вы своему начальству объясняете?

— Нет. Просто говорю, что не хочу работать с этим человеком и не буду.

На выходе из торгового центра, в котором мы провели с Артемом около четырех часов, он продолжает увлеченно рассказывать мне о том, как пропагандирует национал-социализм и вербует в движение новичков. А потом роняет фразу:

— Ну вот по вам видно же, что вы не русская.

— А какая?

— Судя по форме лба и размеру черепа, у вас есть армянские корни.

— Армянских нет совсем — есть еврейские.

— Вот я и говорю! Армяне, евреи — нет никакой разницы.