15 февраля министр культуры Владимир Мединский выступил во ВГИКе с лекцией «Движение вверх российского кино. Итоги 2012-2017» и ответил на вопросы студентов (явка на лекцию чиновника была обязательной). Сначала министр отчитался об успехах российского кино в прокате, а затем рассказал будущим режиссерам, сценаристам и продюсерам, как работает система госфинансирования, существует ли цензура, о чем лучше снимать кино и почему не стоит ориентироваться на международные премии. Запись лекции Владимира Мединского оказалась в распоряжении редакции; «Медуза» публикует некоторые фрагменты из выступления министра.
Сегодня режиссерам тяжелее, чем в СССР. Но не из-за цензуры!
Успех нашего кино — это успех в условиях очень жестокой конкуренции. Такой конкуренции в СССР не было. СССР был закрытым кинорынком. Сегодня наши мультфильмы конкурируют со «Шреком» в кассе. Успешно конкурируют. Мы что, в советские годы могли видеть с вами диснеевскую продукцию в кинотеатрах? Да мы в лучшем случае «Микки Мауса» смотрели на кассетах, которые привозил кто-то из-за границы. Мы сейчас постоянно говорим с вами о цензуре. Какая цензура? В СССР отбиралось фиксированное количество фильмов, которые разрешали к показу на советском экране. Да, это была главная советская индустрия развлечений, но не было никакой альтернативы, безальтернативный досуг. Поэтому сравнивать себя с СССР некорректно. Будущие кинематографисты — вы — будете работать в условиях гораздно большей конкуренции. У них были идеологические ограничения, а у вас они гораздо более жесткие — это ограничения конкурентной среды.
Надо снимать современное кино: не про Карамазовых, а про Ивановых
Если мы посмотрим перечень блокбастеров, то мы увидим, что львиная доля успеха в нашем кино приходится на фильмы героико-исторического жанра. Даже спортивные фильмы можно отнести к историческим спортивным фильмам. Запрос зрителя очевиден, зритель соскучился по такому типу кино. Это выгодно коммерчески и, не скрою, это выгодно и политически. Но культурно и творчески этого недостаточно. <…>
Знаете, это не только про кинематографистов. Такая же проблема в театрах: Чехов, Бунин, Островский — это прекрасно. Все они писали пьесы о своих современниках, в этом был залог их успеха феноменального. Но пьес о нашем дне сегодняшнем в театре практически нет. Что только не делает министерство культуры, какие только гранты не выдает. Нет ничего проще, чем получить грант Минкультуры на постановку современной пьесы. В 25-й раз переделывают несчастных «Братьев Карамазовых», придавая им новое значение. Ну напишите вы про братьев Ивановых сегодняшних, живущих где-нибудь на Урале!
Делать такое кино и такие спектакли гораздо тяжелее. В прошлом уже все случилось: в войне наши победили, в космосе мы все наладили, Олимпиаду выиграли — это константа. Сюжетов много. Я всегда говорю, что, в отличие от Голливуда, нам ничего не надо выдумывать в историческом кино. Открывай любую книгу, и такой там сюжет — любой «Перл Харбор» отдыхает вместе с «Рядовым Райаном». Это есть, а надо делать кино о сегодняшнем дне. Быть в повестке, жить реальной жизнью страны, не довольствуясь лозунгами из фейсбука или телеграма.
Звягинцеву денег не дают, потому что он сам не просит. И хорошо
Фильм «Нелюбовь» не получил господдержки, потому что коллега [продюсер Александр] Роднянский с [режиссером Андреем] Звягинцевым за господдержкой не обращались. Это было их решение, они снимали на частные средства фильм, решили у «душителей свободы» денег не брать — мы это приветствуем. Чем больше частных средств будет приходить в кинематограф, тем лучше. Мы не навязывались, потому что государственных денег почти всегда не хватает даже на те проекты, которые приходят за господдержкой.
Никакой цензуры нет — кроме той, что прописана в законе
Никаких стоп-листов у нас нет, никаких закрытых тем у нас нет. <…> Существуют приоритетные темы, но это не закрытый список. Например, фильм «Горько», получивший поддержку от Фонда кино, не входил ни в какие приоритетные темы. Мы увидели, что этот фильм имеет большой кассовый потенциал. И фильм в принципе яркий. <…> Что касается цензуры, у меня нет никаких границ цензуры — они определены законом, там есть исчерпывающий список, чего нельзя. Никаких других ограничений нет.
Ориентироваться на международную оценку кино нельзя — она необъективная и зависит от политики
Мерить [успех кино] исключительно международным признанием тоже необъективно, потому что все зависит и от международной ситуации, и от отношения к конкретному художнику. Я могу вам привести пример — Каннский фестиваль, лет 15 назад. Фильм, который получил страшно негативную оценку во многих либеральных и окололиберальных СМИ, — «Утомленные солнцем 2» [Никиты] Михалкова (фильм «Утомленные солнцем-2: Предстояние» вышел в 2010 году — прим. «Медузы»). Он шел в основной программе Канн в последний день. Тысяч пять [зрителей], большой зал. Фильм заканчивается, там идут долго титры в конце, минуты три. И я думал, сейчас я встану, а ползала уже ушло. [Но] титры закончились, весь зал встал и аплодировал минут 15 без перерыва. Каннская публика, Франция.
Я выходя подошел к Олегу [Меньшикову] и Никите Сергеевичу и сказал: два варианта, либо «Пальмовая ветвь», либо гран-при. На следующий день ни одного приза, даже самого мелкого, даже поощрительного — фильм не заметили, как будто не было вообще. Вот как после этого оценивать произведение киноискусства по меркам международного сообщества? Такая там была политическая ситуация в жюри на тот момент. У нас сейчас тоже есть Международный Олимпийский комитет. Он очень «объективно» оценивает роль и значение российского спорта в мировом. Вот она, международная оценка.
Когда авторское кино сделано с душой, оно собирает кассу. Например, «28 панфиловцев»
Мы специально делим полномочия с Фондом кино. Если у вас дебют, если кино социальное, грубо говоря, «Аритмия», вы идете в министерство культуры, если у вас «Движение вверх», «Три богатыря» — вы идете в Фонд кино. Эта система работает. Хотя бывают исключения.
Бывает авторское кино сделано настолько с душой, настолько выложился человек, что оно собирает хорошую кассу. Пример не очень корректный, потому что это все-таки кино историческое, а историческое кино наш зритель любит, но «28 панфиловцев» шел в категории «дебют-артхаус». Господдержка 30 миллионов. Касса — 400. «Битва за Севастополь» шло по категории «авторское кино», касса за 400, господдержка 30 миллионов.
Российское кино надо защищать. Например, отодвигая в прокате зарубежное
Честно вам скажу, я отдельные социально значимые фильмы в ручном режиме продвигаю в прокате. Пытаюсь добиваться бесплатной социальной рекламы на щитах или в метро, каких-то льгот на телевидении прошу. <…> Министерство культуры всегда выступает за протекционизм на российском рынке. Нас пока еще не все смежные ведомства слышат, но капля камень долбит — мы постепенно шаг за шагом протекционистские меры вводим. <…>
Одна из мер, которую мы очень аккуратно используем, но она работает, — это так называемая «раздвижка релизов», когда мы высвобождаем хотя бы неделю проката для потенциально кассового российского фильма, чтоб его не раздавил какой-нибудь очередной киномонстр с его рекламным доминированием. Это работает, хотя каждое такое решение — это ушат дерьма, который выливается на министерство культуры и на вашего покорного слугу. Мы мешаем Голливуду зарабатывать на нашей аудитории сверхприбыли, стараясь отдавать эти деньги хотя бы чуть-чуть российскому кино.
Детское кино у нас плохое, а «Гарри Поттер» — хороший. Но это тоже плохо
Нет ничего проще, чем получить поддержу Минкультуры на детский фильм. <…> Но, к сожалению, хороших проектов очень мало. Те детские фильмы, что лично я видел за последние годы, — это очень плохое кино. <…> Мы каждый год выпускаем несколько детских фильмов, которые без остановки все как один проваливаются в прокате. Потому что, не знаю, ну как-то их так делают. А когда детский фильм под названием «Гарри Поттер» делает Голливуд, у них почему-то все хорошо. Вот в чем беда! Где наш «Кортик» и «Бронзовая птица»? У меня дети «Кортик» и «Бронзовую птицу» пересмотрели по три раза. Хотя, казалось бы, сделано совсем не в темпе кинокомикса. А некоторые современные фильмы я им показываю, спрашиваю: «Ну как?», а они говорят: «Ну так. Ты, пап, заставил, мы и смотрим».