истории

«„Бригаду“ я бы не допустил к прокату» Интервью сенатора Антона Белякова, который хочет запретить «пропаганду криминальной субкультуры»

Источник: Meduza

Сенатор Антон Беляков внес в Госдуму законопроект, запрещающий «пропаганду криминальной субкультуры». Под «пропагандой криминальной субкультуры» Беляков предлагает понимать распространение «информации о ценностях преступного мира», которая формирует «привлекательность криминального образа поведения». Законопроект наделяет Роскомнадзор правом во внесудебном порядке блокировать интернет-страницы с таким контентом. Журналист «Медузы» Павел Мерзликин поговорил с Беляковым.

— Законопроект появился из-за распространения субкультуры АУЕ?

— Отнюдь, совершенно нет. Я считаю, что все намного сильнее и глубже. Это идет начиная с 1990-х годов, когда был расцвет криминальной культуры и организованных преступных группировок. Был момент, когда даже правоохранительные органы открыто говорили, что они хуже оснащены и не в состоянии противостоять преступным группам. Еще с тех пор можно было бы этим вопросом заняться.

Организованные преступные группировки и молодежные банды — это вполне себе отличительная черта нашего времени. Конечно, в первую очередь не в России. Есть страны, где чуть ли не на каждой улице есть своя молодежная банда. Вопрос только в том, можем ли мы докатиться до такой же степени — или мы сейчас предпримем какие-то меры. Сегодня организованная преступность, в отличие от государства, предлагает понятные социальные лифты молодежи. Ну куда вы пойдете в городе, где работы нет, где никто вас не знает и у вас нет образования? Никуда. А вот в преступную группировку — пожалуйста. Вы занимаетесь спортом, становитесь охранником, который курирует торговлю наркотиками или проституцию, сразу же получаете хорошие деньги. Далее вы делаете карьеру в криминальной среде. Она понятная, прозрачная. Вот вам прекрасный [криминальный] социальный лифт вместо государственного.

— Почему сейчас вы решили внести законопроект?

— Несколько лет назад государство, в том числе и мы, законодатели, начали потихонечку заниматься темой идеологии. Я, например, был соавтором законопроекта о блокировке контента, связанного с суицидальными группами. До этого мы приняли поправки, касающиеся сайтов и групп экстремистского содержания и террористической направленности. Еще мы приняли так называемый закон об оскорблении чувств верующих. Приняли поправки о блокировках детской порнографии, антипедофильные поправки, поправки против торговли наркотиками. На мой взгляд, это все звенья одной цепи.

Тема криминальной пропаганды очень близка к предыдущим законопроектам, потому что везде речь идет о пропаганде антиобщественных действий. Это ли не тождественно экстремизму? Плюс уже понятен инструмент. Для начала — блокировка этого контента.

— Так против кого этот законопроект? В пресс-релизе о его внесении много раз упоминалась именно субкультура АУЕ.

— Это просто иллюстрация. Если вы зайдете в ютьюб, то вы безо всякого АУЕ с ходу найдете несколько тысяч тематических роликов. Причем очень многие хорошо сняты, вполне себе в стиле документального кино. Они рассказывают о преступной иерархии, о выстраивании карьеры в криминальной среде, о воровских законах. А чуть глубже [в интернете] вы можете найти, как лучше и безопаснее открыть торговую точку чем-нибудь запрещенным и как полегче и правильнее обокрасть квартиру ваших соседей. На мой взгляд, такой контент нужно блокировать.

— То есть механизм борьбы — только блокировка страниц в интернете?

— В моем законопроекте сейчас говорится только о полномочиях Роскомнадзора во внесудебном порядке блокировать такого рода контент.

— Как пропаганду криминальной субкультуры будут отличать от художественных произведений?

— Так же, как это происходит с экстремизмом. В случае принятия закона правительство определит орган, который разработает некие критерии для блокировки со стороны Роскомнадзора. Эти решения могут быть оспорены в судебном порядке. Если они докажут, что никакой пропаганды антиобщественного поведения не было, значит, решение будет отменено. Если государство по каждому из 50 тысяч таких роликов пойдет в суд, это будет перебором. Поэтому сначала блокировка, а потом уже обжалование.

— Хорошо, тогда о конкретных примерах. По вашему мнению, музыка в стиле шансон, которая воспевает подобные ценности, может быть заблокирована?

— Шансон не имеет ничего общего! Так мы далеко зайдем. Любой детективный сюжет — Агата Кристи, Эркюль Пуаро, Джеймс Бонд, везде, где есть преступник и полицейский или сотрудник спецслужб, с вашей точки зрения, может быть интерпретирован как пропаганда?

Дело в контенте. По моему мнению, в шансоне четыре пятых всех песен не являются блатной романтикой. Это заунывные стенания о том, как кто-то сидит, а где-то на свободе плачет мама. Контент, который продвигает антиобщественные действия, это уже совсем другое дело. Не надо путать.

То же самое касается фильмов и сериалов. Дело не в том, чтобы в конце был обязательно задержан главный герой-преступник. Дело в том, что это просто некая криминальная история — или же она содержательно популяризирует что-то? Если вы спросите мое личное мнение, сериал «Бригада» — это, безусловно, популяризация криминальных ценностей. Когда сериал уже был в прокате и была волна негативного общественного мнения о нем — что это пропаганда криминала чистой воды, тогда, насколько я знаю, и родился вот этот финал. Якобы все плохо кончилось у всех участников «Бригады».

— Я правильно понял, что если бы выбор критериев блокировки зависел только от вас, то «Бригаду» вы бы запретили?

— Я «Бригаду» бы не допустил к прокату. Я бы меньше всего хотел, чтобы этот сериал смотрели молодые люди сейчас и получали бы представление о том, как из простого парня из простой семьи можно превратиться в грозу криминальной Москвы. Однозначно.

— А «Бандитский Петербург»?

— Я, к счастью для себя, его не смотрел.

— Рэп?

— Нужно рассматривать все в частных случаях. Криминальные стихи и у Есенина есть, и у Высоцкого, и у Розенбаума. Я уж не говорю о куче шансонье вроде Новикова или Шуфутинского. Это же совершенно разные вещи. Речь идет не о запрете шансона — она может идти об отдельных произведениях. Стихи, песни или фильм о каком-нибудь несчастном человеке, который попал в тюрьму, это не то же самое, что объединение молодых людей с призывом: «Теперь мы — часть большого целого криминального мира, тебя никто не обидит, но есть и встречное условие — ты должен собирать деньги со школьников младше себя и часть их отправлять серьезным ребятам в колонии». Это совершенно разные вещи.

— Вы можете назвать платформы, на которых подобные призывы распространяются?

— Ну я уже говорил о ютьюбе. Там тысячи, десятки тысяч роликов. Во всех социальных сетях существуют подобные группы. Есть низкочастотные запросы: когда вы хотите создать группу из конкретных людей — Иванова, Петрова, Сидорова, Кукушкина, и Ватрушкина, и Петрова; тогда вы создаете маленькую группу, но она очень целевая. Поименная, пофамильная, с возможностью всем встретиться. И есть высокочастотное продвижение, к которому относится ютьюб, где мотивационный ролик может набрать два миллиона просмотров. И с точки зрения идеологии второе гораздо неприятнее, хотя в первом случае сразу виден состав преступления.

— А борьба с «пропагандой криминальной субкультуры» в реальной жизни, вне интернета, будет?

—Да, у нас есть инициативы, они будут этого касаться, но ничего больше я пока сказать не могу.

— Хорошо, тогда другой вопрос. Вы сравнивали ваш законопроект с борьбой против «групп смерти». Как вам кажется, законодательные меры, принятые вами, сработали?

— Во-первых, они сработали. Во-вторых, это не так быстро все происходит. Мы анализировали контент в суицидальных группах; в частности, контент, связанный с [одним из символов «групп смерти» — синими] китами, был очень качественно сделан. Целый ряд экспертов называли студии, где все это снималось — в Западной Европе, чаще всего в Германии. И это не любительские съемки — это режиссура, очень профессиональная работа. Все это ротировалось в Сети, и эти группы создавались годами. И вот мы заблокировали этот контент, но те люди, которые долго варились в этом котле, должны сразу забыть, что ли, о нем? Нет.

Ну и нужно понимать, что у администратора группы есть электронная почта каждого его члена. Заблокировали группу, а люди через пять минут могут связаться и создать новый закрытый паблик. Но сейчас кто-то из детей, кто только получил доступ к социальным сетям, не получил возможности с этим контентом ознакомиться. Вот его мы защитили. Эффект однозначно есть, но его не следует воспринимать как мгновенный.

— Если вернуться к вашему новому законопроекту. У вас есть прогноз, когда его могут принять или отклонить?

— Никогда не даю прогнозу по принятию, но скажу вам, что считаю себя удачливым законотворцем. Я много анализировал свою работу и вижу, что многие мои инициативы стали законами. Буду надеяться, что и сейчас снова эта логика сработает.