истории

Карьерный взлет Как советский пилот угнал пассажирский самолет в Китай

Источник: Meduza

В декабре 1985 года в Китай был угнан советский пассажирский самолет Ан-24, выполнявший регулярный рейс из Якутска в Иркутск. Угон совершил второй пилот самолета Шамиль Алимурадов из-за того, что был не удовлетворен своим положением на службе. Он приставил нож к горлу командира корабля Вячеслава Абрамяна и заставил его изменить курс. Самолет удалось посадить в поле, Алимурадов был осужден в Китае, а затем выдворен в СССР, где его судили еще раз. Тридцать лет спустя герои этой истории по просьбе «Медузы» рассказали журналистке издания News.Ykt.ru Лене Алексеевой, как все было и что случилось потом. (Текст публикуется с небольшими изменениями.)

«Обедать будем в Шанхае»

Ясным утром 19 декабря 1985 года в Якутске было 42 градуса мороза. Второй пилот Шамиль Алимурадов поднялся на борт самолета Ан-24, который должен был вскоре лететь в Иркутск через Нерюнгри и Читу. Он поприветствовал экипаж и пошутил: «Обедать будем в Шанхае». Никто не придал значения его словам, все просто улыбнулись — к странным шуткам Алимурадова экипаж уже привык.

Алимурадову тогда было 33 года. После летного училища он три года летал вторым пилотом на Ан-2. В 1976 году перевелся в якутский поселок Батагай, стал командиром экипажа. Поступил в Ленинградскую академию гражданской авиации, после нее перевелся в Якутск, работал вторым пилотом на Ан-24. Он женился, в семье родилась дочь. С дальнейшим продвижением по карьерной лестнице, правда, возникли проблемы — в конечном счете Алимурадов решил, что во всем виновато государство и необходимо принять меры.

Как сейчас вспоминает Алимурадов, его план был таким: отобрать у командира корабля пистолет, обезвредить экипаж, захватить самолет, полететь в Китай. «Враг моего врага — мой друг», — считал летчик. Отношения СССР и Китая в середине 1980-х были крайне напряженными. О пятидесяти двух пассажирах, сидевших в салоне, он не думал. Если бы что-то пошло не так, признается он, просто планировал направить самолет в землю.

Алимурадов знал, что в салоне два пистолета — один у капитана, другой у штурмана. Во время первой остановки в Нерюнгри экипаж вышел из кабины. Алимурадов задержался, стал искать пистолет, но не нашел его ни в чемоданах, ни в личных вещах коллег. Он достал нож — это был его запасной план — и спрятал под свое кресло.

Дальнейшие события Алимурадов описывает так. В кабине пилота находились четверо: капитан Вячеслав Абрамян, штурман Жихорев, бортмеханик Осипов и второй пилот Алимурадов. На подходе к Чите, около семи утра, бортмеханик попросился из кабины в туалет. Капитан в это время дремал, работал штурман. Алимурадов взял лежащий в кабине железный брусок, уже замахнулся на сидящего перед ним Жихорева, но ударить не смог. Тогда он взмолился: «Господи, помоги мне, я ведь не убил неповинного человека!» После этого штурман встал и вышел из кабины. «В тот момент я понял, что есть связь между мной и высшими силами, потом я много раз убеждался в этом», — утверждает Алимурадов.

Сразу после этого из туалета вернулся бортмеханик, но Алимурадов сумел обмануть его: сказал, что того разыскивает стюардесса — якобы в салоне что-то сломалось.

Когда Осипов ушел, Алимурадов встал со своего кресла, запер дверь на защелку и вытащил нож. Затем он изменил курс самолета, направив его в сторону Китая, и отключил командиру корабля наушники, чтобы тот не мог связаться с землей. Уже через пять минут после этого диспетчеры начали предупреждать, что экипаж сбился с курса, но ответить им было некому.

Командир корабля Абрамян проснулся, Алимурадов сказал ему посмотреть на приборы, и когда тот отвернулся, приставил ему нож к горлу. Дальше, со слов Алимурадова, между ними произошел такой диалог:

— Ты что, с ума сошел?

— Летим, мне терять нечего, не дергайся! — отвечал Алимурадов.

— Шамиль, у тебя дочка, подумай о ней, о матери, братьях, Родине! Это же небезопасно! Куда летим? Зачем? Это бессмысленно! — кричал командир.

Но Алимурадов к тому времени в родине полностью разочаровался.

Борец с советской властью

У Алимурадова был затяжной конфликт с руководством, продолжавшийся в общей сложности шесть лет. Еще в конце 1979 года, после окончания Ленинградской академии гражданской авиации (ЛАГА), Алимурадов был распределен в 271-й летный отряд в Якутии и стал требовать от руководства, чтоб его досрочно сделали командиром экипажа.

В то время действительно работало негласное правило: тех, кто окончил командный факультет ЛАГА, должны были вводить в командирский строй вне очереди. Но Алимурадова стали «придерживать» — в первую очередь из-за тяжелого характера. Он начал писать жалобы, с каждым разом во все более высокие инстанции — в итоге даже дошел до министра гражданской авиации СССР. На его отношениях с непосредственным начальством все это, разумеется, отражалось не лучшим образом. 

Со временем требования Алимурадова перестали ограничиваться продвижением по карьерной лестнице. Он стал жаловаться на все и на всех. В начале 1982 года пилот отправил срочную телеграмму генсеку КПСС Леониду Брежневу: «Точка невозврата пройдена, последствия неизбежны, примите меры!» Алимурадов писал даже в ООН, после чего его направили на обследование в психиатрическую больницу. Она, впрочем, никаких отклонений у летчика не нашла.

С Алимурадовым отказались летать все экипажи, объявив ему бойкот. Его даже перевели с летной работы на землю — но пилоту удалось оспорить этот приказ, а заодно заставить рассматривавшую его дело комиссию признать, что некоторые его претензии все же были обоснованными. В итоге, как рассказал один из руководителей Якутского авиаотряда, Алимурадова выручил высокопоставленный земляк, будущий президент Азербайджана, а тогда — первый секретарь республиканского ЦК Гейдар Алиев, с которым у Алимурадова якобы были связи. Он позвонил в Министерство гражданской авиации заместителю министра Ивану Васину и попросил разобраться и восстановить пилота в правах.

11 марта 1985 года Алимурадов, к тому времени уже всерьез думавший об эмиграции, вернулся к работе в авиации. В ответ на его требования о статусе командира, компенсации за два года работы на автобазе и предоставлении жилья руководство издало приказ о принятии летчика на должность второго пилота. Таким образом, даже о восстановлении прежнего статуса речь не шла. Формально Алимурадова приняли на работу заново. Ему нужно было начинать карьеру с нуля.

После этого у Алимурадова и возникла идея об угоне самолета — в качестве мести. Вел он себя вызывающе: неоднократно намекал о своих планах многим коллегам.

«Знаете, из-за чего все это было? Просто мелкая зависть ко мне! Я был не только в отряде, но и во всем управлении единственным, кто имел высшее академическое образование! Это была всего лишь зависть со стороны командования», — до сих пор горячится Алимурадов. «Была команда сверху: „Берите его!“ Ничего не поделаешь, я согласился, — вспоминает командир экипажа Вячеслав Абрамян. — Кстати, к работе Алимурадова у меня никогда не было претензий — летал он хорошо, никогда не спорил и не конфликтовал со мной».

Предательство в высшей степени

Командир корабля Абрамян рассказывает о том, что произошло в небе тем утром, по-другому. По словам капитана, он сидел за штурвалом. Штурман вышел в туалет, вслед за ним пошел и Алимурадов. Правда, второй пилот сразу вернулся в кабину и сообщил, что в задней части фюзеляжа слышен какой-то посторонний шум. Тогда Абрамян попросил бортмеханика сходить и посмотреть, в чем дело. Когда механик вышел в салон, Алимурадов вместо того, чтобы вернуться в свое кресло, запер дверь, достал самодельный нож и приставил к горлу капитана. Дальше версии двух членов экипажа сходятся. В уголовном деле просто говорится, что Алимурадов воспользовался тем, что командир отвлекся.

«Когда террорист — пассажир в салоне, это одно, — говорит Абрамян. — А когда он член экипажа, который сидит с тобой в кабине, — это совсем другое. Ты психологически не готов к этому, это предательство в высшей степени!»

По его словам, в той ситуации было практически невозможно что-либо предпринять. Абрамян не смог оказать сопротивления, так как его главной задачей было обеспечение безопасности пассажиров.

«Проблема была в том, что он как пилот мог предвидеть каждый мой шаг, каждое мое движение, — говорит Абрамян. — Я уговаривал его отказаться от преступных действий, говорил, что всю вину возьму на себя, скажу, что сбились с маршрута. Но Алимурадов был непреклонен».

С помощью «тревожной кнопки» командир Вячеслав Абрамян все-таки смог предупредить диспетчера об угоне, после чего попытался обхитрить террориста и приземлиться на военном аэродроме недалеко от границы. Но тут, как назло, диспетчеры потребовали сообщить курс — и Алимурадов понял, что его хотят обмануть.

В этот момент бортмеханик и штурман попытались выломать дверь. Алимурадов заставил командира держаться заданного направления, выключил сигнал бедствия и потребовал у бортмеханика и штурмана прекратить попытки проникнуть в кабину, угрожая, что убьет Абрамяна.

На подходе к границе с Китаем Абрамян все-таки уговорил Алимурадова включить сигналы бедствия обратно. По словам капитана, существовала реальная угроза безопасности самолета — его могли сбить китайцы.

Самым кошмарным моментом для Вячеслава Абрамяна, вспоминает он, было пересечение государственной границы. Находясь на территории Китая, не имея маршрутных карт и поддержки диспетчеров, он никак не мог контролировать ситуацию. К тому же топливо было на исходе.

«Мне было не страшно, а Абрамян побледнел, — вспоминает Алимурадов. — Он думал, что нас хотят сбить, я его успокаивал, но он меня уже не слышал. А я ему говорил: „Слава, это все на их совести — пассажиры, экипаж, все“. Он говорит: „У меня мать, дети“, я ему отвечаю: „У меня тоже мать, дети! Слава, вопрос решен!“»

Капитану удалось связаться с экипажем Ту-154, летевшего эшелоном выше, — с землей связи не было, советские авиадиспетчеры и службы противовоздушной обороны уже не слышали Ан-24 из-за помех, которые возникают при полете в горах. Коллеги предоставили Абрамяну координаты двух аэродромов в Китае.

Полет за границу

«Я взял курс в направлении аэродрома, куда указывал радиокомпас, — рассказывает Абрамян. — Летели минут двадцать, и вдруг стрелка радиокомпаса начала хаотично вращаться, а затем остановилась и начала показывать на противоположное направление. Я развернул самолет и полетел обратно. Примерно через такое же время стрелка снова начала вращаться и указала совсем другое направление. Тогда я понял, в чем дело. Видимо, наши сообщили китайцам, что гражданский самолет терпит бедствие, а в то время отношения с Китаем были очень напряженными. Думаю, китайцы создавали помехи, хотели, чтобы мы просто разбились в горах. Не хочу ругать советскую власть, но вероятно, что и наши хотели того же».

Погода была ясная и морозная. Через час горная местность сменилась равнинами. Топлива становилось все меньше, нужно было срочно решать, где и как приземлиться. Алимурадов настаивал, что самолет надо посадить возле какого-нибудь населенного пункта, чтобы можно было попросить политическое убежище — если все останутся живы.

Через некоторое время самолет снизился над рисовым полем и пролетел на бреющем полете примерно в пяти-семи метрах от земли, чтобы определить глубину пахоты и ширину борозд — пригодились навыки, которые Абрамян имел как бывший пилот в сельскохозяйственной авиации. В итоге он даже сумел посадить самолет на шасси. Никто из пассажиров и экипажа не пострадал.

Вскоре к самолету сбежались жители ближайшей деревни. Находилась она в округе Цицикар, примерно в пятистах километрах от границы с СССР.

«У меня нет требований»

Когда Абрамян выключил двигатель, второй пилот, который еще недавно держал его в заложниках, чуть не бросился обнимать коллегу. «Слава, молодец! Это твой полет! Ты будешь героем!» — кричал Алимурадов, как он теперь вспоминает. «Да пошел ты!» — отвечал командир корабля. «Ты не забывай, что ты заложник! — парировал Алимурадов. — Не обижайся, я тебе не хотел никакого зла, только им!»

Через несколько минут пассажиры стали выходить на улицу, не понимая, где они находятся. Многие даже не знали, что самолет был угнан.

Через некоторое время к самолету подъехали китайские военные. Угонщик с поднятыми руками (в одной так и оставался нож) вышел из самолета. «Мне нужно политическое убежище», — заявил он.

— С какой целью вы прибыли в Китай? — спросили китайские военные у угонщика. — Какие у вас требования?

— У меня нет требований, — отвечал Алимурадов. — Я один, правда, у меня есть просьба. Первое: разрешить запустить самолет — пассажиры замерзли, их надо согреть. Второе: я прошу политического убежища.

— Мы вам гарантируем политическое убежище, но вы должны сотрудничать с нами, — ответили военные.

Алимурадова сразу же отвезли в администрацию деревни, где прошел первый допрос. Там его взяли под стражу. 4 марта 1986 года в Харбине он был приговорен к восьми годам тюрьмы за захват и угон самолета по статье 107 УК КНР.

Через два года, 19 марта 1988 года Алимурадов был условно-досрочно освобожден. Ему удалось устроиться преподавателем русского языка в Харбинский мединститут, затем он преподавал в педагогическом училище и институте иностранных языков в городе Цзямусы — это практически на границе с Хабаровским краем. 9 декабря 1989 года Алимурадова передали Советскому Союзу.

«Я был на грани»

«Ну, я отсидел, не вижу в этом ничего страшного. Потом вернулся в Союз, меня заверили, что я отсижу год и выйду на свободу. А потом СССР развалился, и я отсидел полных пять лет, — вспоминает Алимурадов. — В Китае были очень хорошие условия: хочешь — работай, а хочешь — нет. Выходили на прогулки, посещали концерты. Помню, какой-то певец приехал из Пекина, ведущий сказал: для гостя из Советского Союза — азербайджанская народная песня „Аршин мал алан“». Освободившись, Алимурадов даже женился на китаянке, однако в Советский Союз она с ним не поехала. В 2000 году он был в Китае, встречался со старыми знакомыми, они спрашивали, не хочет ли он с ней увидеться, Алимурадов ответил, что нет: все-таки прошло 15 лет, у нее, наверное, семья, дети, неудобно.

Из советской тюрьмы Алимурадов продолжал писать жалобы, написал семь исков, где требовал привлечь к уголовной ответственности проходивших по его делу свидетелей — за клевету.

«В этой истории нет героев. Все — жертвы, — настаивает он. — Помните историю немецкого пилота, который разбил Airbus А320, Андреаса Любица? То же самое могло случиться со мной. Я был на грани — мне ничего не стоило так поступить, поэтому нельзя считать ни меня, ни Абрамяна героями».

Экипаж и пассажиры Ан-24 пробыли в Китае пару дней, потом их перевезли в Читу. Всех летевших с Алимурадовым отстранили от полетов. Осипов восстановился через год, Жихорев ушел из авиации. Абрамяна полгода допрашивали в КГБ — пытались выяснить, не был ли он в сговоре с Алимурадовым. Его сняли с очереди на жилье, три года он перебивался случайными заработками — подрабатывал грузчиком, бортпроводником.

В 1988 году Абрамяна восстановили. Он отработал месяц вторым пилотом, затем снова стал командиром. Закончил летать в 1998-м; после создания авиакомпании «Якутия» был назначен заместителем ее генерального представителя в Москве.

«Я Алимурадову еще давно все простил. Но видеть его не хочу, и говорить с ним тоже нет желания, — говорит он. — Безусловно, моя карьера могла бы сложиться по-другому. Думаю, не каждому удалось бы справиться с такой психологической травмой и преодолеть все эти сложности».

Алимурадов сейчас — предприниматель, по его словам, он состоит в партии «Единая Россия». Женат, его младшему сыну два года. Сразу после того, как вышел из российской тюрьмы, он забрал к себе дочь. Его первая жена погибла в автокатастрофе, когда он был в Китае. Он не сожалеет об угоне и не считает себя виновным.