«Прозрение должно наступить у Владимира Путина» Интервью экономиста Андрея Нечаева

Владимир Путин на прошлой неделе отказался «что-то резко менять в экономике». Заявление было сделано после того, как президент выслушал экспертов на Гайдаровском форуме (одной из самых статусных площадок для обсуждения экономических проблем). Между тем на форуме преобладали пессимистические настроения, а о том, что правительство РФ справляется с кризисом, говорили в основном только сами члены кабинета министров. Независимые специалисты предрекали российской экономике в лучшем случае стагнацию и настаивали на реформах, причем не только экономических. С одним из этих экспертов, бывшим министром экономики в правительстве Егора Гайдара, председателем партии «Гражданская инициатива» Андреем Нечаевым поговорил специальный корреспондент «Медузы» Илья Жегулев.

— На Гайдаровском форуме [премьер-министр] Дмитрий Медведев с сожалением говорил о том, что даже ситуация на Ближнем Востоке никак не повлияла на цену на нефть. У вас тоже сложилось ощущение, что нынешнего падения опять никто не ожидал, а ожидали наоборот — роста?

— К большому сожалению, антикризисный план, который был разработан еще в январе прошлого года — это калька с плана 2008 года, который построен в расчете на «пересидеть», дождаться улучшения мировой конъюнктуры. У меня такое ощущение, что только сейчас иллюзии начинают развеиваться — и то не до конца. Хотя я говорил еще полтора года назад, что отличие нынешнего кризиса от кризиса 2008-го в том, что тогда была надежда — по мере выхода мировой экономики из кризиса появится спрос на российское сырье и цены на энергоносители вырастут. В мире сейчас кризиса нет.

— Но тогда почему в Америке так упал индекс Dow Jones c открытием торгов в начале года?

— Да, только до этого он достиг своих исторических максимумов — 16 тысяч пунктов, немыслимый уровень. Поэтому мирового кризиса нет. Как нет и надежды на то, что конъюнктура кардинально поменяется. Нет оснований для роста спроса — он сильно не падал. Поэтому надо предпринимать другие меры, и, конечно, стратегические — создавать мягкий благоприятный предпринимательский климат. Вот если бы это начали 15 лет назад, продолжали политику [бывшего главы Минэкономразвития Германа] Грефа… Но свернули и сделали ставку на строительство госкапитализма, и это было роковой концептуальной ошибкой.

Что касается текущих мер — надо уже перестать подавать бизнесу плохие сигналы. Такие, как закон о деофшоризации, принятый в гораздо более жестком варианте, чем это было согласовано с бизнес-сообществом. Закон о том, что Следственный комитет может возбуждать уголовные дела, не интересуясь мнением налоговой инспекции. История с дальнобойщиками — маленькая частность, но в целом для бизнеса это тоже негативный сигнал.

— В конце позапрошлого года была объявлена амнистия капиталов, сейчас ее продлили еще на полгода. Разве это не шаг навстречу бизнесу?

— Да, но тот же премьер Медведев, когда год назад вводили эту амнистию, хоть и честно, но крайне неудачно оговорился. Он сказал, что, мол, по налоговым преступлениям мы вас преследовать не будем, но только по налоговым — это не касается других преступлений. После этого на налоговой амнистии можно было ставить крест.

Несмотря на объявленный мораторий, идет повышение налогов, что в условиях кризиса крайне опрометчивое решение. И я вполне солидарен с [министром финансов Антоном] Силуановым: надо определиться с приоритетами в бюджете. Нельзя и дальше раздавать всем сестрам по серьгам, но у всех сестер по полсерьги отбирать обратно. Плохо только будет, если приоритетами опять окажутся оборона и правоохранительная деятельность — в ущерб образованию, культуре и здравоохранению. Ну, в таком случае нужно честно заявить об этом. Чтобы люди не питали лишних иллюзий.

— Но вот сейчас прозрение у некоторых представителей власти вроде бы наступило, и можно ли ожидать, что теперь-то произойдут изменения в регулировании экономики, начнутся реформы?

— У отдельных-то членов правительства это прозрение наступило давно, но у нас ключевые решения принимает не правительство, а лично президент. И мы видели массу примеров, когда правительство ведет какие угодно дискуссии по поводу бюджета, а потом окончательное решение единолично принимает президент. А вокруг президента достаточно неоднородная команда — начиная от его доброго друга [советника президента РФ] Сергея Глазьева, заканчивая моим учеником [помощником президента РФ] Андреем Белоусовым. И есть еще целый ряд людей, которые придерживаются кардинально противоположных убеждений. В том числе, находятся в оппозиции к финансово-экономическому блоку правительства.

Прозрение должно наступить у Владимира Путина. Та глубоко порочная модель, которая была выбрана — ставка на госкомпании, управляемыми доверенными ему лично людьми, — она психологически мне понятна. Но так нельзя управлять экономикой в целом — сотнями тысяч малых и средних предприятий, где невозможно ручное управление, и нельзя снять трубку и сказать: «Закрой заслонку для вот этих» или «Возьми два миллиарда здесь и отдай туда». Такое управляется с помощью правильных законов, при работающем правоприменении, с судебной системой и так далее. Все остальное без этого будет выглядеть косметическими мерами — здесь стало чуть лучше, здесь стало чуть хуже, но не более того.

— Судя по экономической политике в последние 15 лет, с трудом можно представить, что Путин решится на кардинальные изменения. Что ждать, если их не будет?

— Я думаю, что нас ждет такое достаточно длительное — около двух-трех лет — болтание вокруг нулевой отметки и стагнация. А дальше многое зависит от того, как поменяется внешнеэкономическая ситуация. Реализуется ли мечта о том, что цена на нефть пойдет вверх. И если не пойдет, тогда или все равно рано или поздно менять экономическую политику, или дальше откатываться во времена Госплана и Госснаба.

— Есть ли у вас ощущение того, что правительство живет не завтрашним, а сегодняшним днем?

— Сейчас оно собирается разрабатывать программу до 2030 года, и я со многими правительственными экспертами на эту тему разговаривал. Я даже и сам — член экспертного совета при правительстве, хотя это такой коллективный «ученый еврей при одесском губернаторе», который ничего не решает. Наиболее серьезные эксперты вопрос своего участия в разработке ставят так: если система государственных институтов сохраняется в прежнем качестве, тогда это будет очередная программа без расчета на применение, академический документ. Если мы не меняем судебную систему, не меняем роль госкомпаний в экономике — половину этой программы можно сразу забыть.

— Но, опять-таки, веры в «перемены сверху», получается, нет?

— Веры нет. Есть надежда, что кардинальное ухудшение экономической ситуации приведет к тому, что перемены будут неизбежны. Тогда придется делать более простой выбор.

— Но можно воспользоваться рецептом Сергея Глазьева, например.

— Рецепт «давайте напечатаем денег»? Это не только Глазьев — это много кто предлагает. Будет гарантированный скачок инфляции, доллар будет стоить 150 рублей. Мы на эти грабли наступим, и они треснут по лбу. 

Я имею в виду более глобальный выбор, который придется сделать — либо окончательное закручивание политических и экономических гаек — госкапитализм с элементами плановой модели. Либо все же либерализация экономики, ставка на улучшение предпринимательского климата. И позитивные изменения не только в этой сфере. И первое, с чего надо начать — реформа судебной системы и создание независимого суда. Тем более что при наличии политической воли это сделать достаточно легко. Судебная система все-таки замкнутая, компактная. Уже есть конкретные предложения юристов, как реформу можно сделать. Это уже было бы большим продвижением, если бы граждане почувствовали себя защищенными.