Вместо Кипра россияне стали выводить капиталы через ОАЭ. В этой стране сейчас легко получить статус резидента. К тому же, налоговому резиденту ОАЭ нетрудно открыть счета в европейских банках.
Раньше в числе наиболее популярных стран для вывода денег был Кипр. Но в августе 2020 года Россия разорвала соглашение об избежании двойного налогообложения с этим государством. Месяцем раньше то же самое случилось с Мальтой, другим европейским офшором. По данным российского Минфина, только в 2019 году на Кипр ушло больше 1,9 триллиона рублей.
За последние несколько лет из-за ужесточения финансового контроля роль российских офшоров перестали играть и страны Балтии. Например, в 2015 году в Латвии 26% депозитов принадлежало выходцам из стран, не входящим в ЕС и СНГ, а спустя всего четыре года их доля упала до 2%.
В этом эпизоде подкаста «Что случилось» говорим с Анастасией Стогней — специальным корреспондентом The Bell:
- Как устроена схема вывода денег из России сейчас?
- Почему самые серьезные суммы уходят (как это ни парадоксально) через страны со строгим финансовым контролем — через США и Западную Европу?
- Почему отток капитала из страны (про который часто говорят в теленовостях) — это не всегда плохой знак?
🎙Подписывайтесь на подкаст «Что случилось», мы есть на всех основных платформах. А также подписывайтесь на ютьюб-канал с нашими подкастами, там тоже можно комментировать главные новости дня. Пишите нам по адресу podcasts@meduza.io или в телеграм @meduzalovesyou.
Читайте и слушайте также
- Кошелек российской элиты Как устроена офшорная империя «Тройки Диалог». Расследование OCCRP
- Офшоры — это вообще законно?
- Выселяторы За пять лет «черные кредиторы» отобрали больше 500 квартир у должников в Москве и окрестностях. Иван Голунов рассказывает, как устроен этот бизнес
- История Олега Тинькова — одного из самых ярких предпринимателей России. Он создал бизнес мечты, а потом заболел лейкемией — и понял, что успех не главное
- Дело Калви стало для российского бизнеса чем-то вроде дела Голунова. Кажется, оно близится к концу, но лишь два года спустя — и с менее оптимистичным финалом