Адвокаты Навального арестованы как «участники экстремистского сообщества». А как же адвокатский статус — разве он их не защищает? И как это дело скажется на российском праве? (Спойлер: разрушительно)

В пятницу, 13 октября 2023 года, российские силовики задержали сразу нескольких адвокатов.

Об обысках у бывших и действующих защитников Алексея Навального — Игоря Сергунина, Вадима Кобзева и Алексея Липцера — стало известно утром. Всех троих сразу задержали. А вечером Басманный суд Москвы отправил адвокатов в СИЗО как обвиняемых по уголовному делу об участии в «экстремистском сообществе» (часть 2 статьи 282.1 УК РФ, максимальное наказание — шесть лет лишения свободы; очевидно, что под «экстремистским сообществом» тут имеются в виду структуры Навального).

Навальный узнал о преследовании своих защитников прямо во время суда — политик находился на заседании по своему иску к колонии, где он сидит. Он заявил, что эти события характеризуют «состояние законности в России»: «Как в советские времена, преследуют не только политических активистов и превращают их в политических заключенных, но и их адвокатов».

Кроме того, 13 октября в аннексированном Россией Крыму был задержан адвокат Алексей Ладин, защищавший украинских военнопленных и политзаключенных. У него прошел обыск, а сам защитник оказался под арестом — правда, не по уголовному, а по административному делу — на 14 суток.

Правозащитный проект «Первый отдел» опубликовал открытое письмо, в котором объявил, что «в России на государственном уровне преследуются адвокаты». Адвокат Игоря Стрелкова (Гиркина) Александр Молохов призвал к забастовке адвокатов; с аналогичным предложением выступили покинувший Россию адвокат Дмитрий Захватов и авторы петиции, опубликованной на сайте Legal Petition.

Формально — да.

В отличие от депутатов, у адвокатов нет неприкосновенности, поэтому они вполне могут подвергнуться уголовному преследованию. В России это происходит нередко: в 2022 году, по официальным данным, дела завели на 181 адвоката.

Единственное ограничение, прописанное в законе, — дело в отношении адвоката может возбудить не любой следователь. Право на это есть только у руководителя регионального Следственного комитета. В идеале такое ограничение должно исключить случаи, когда следователь избавляется от «неудобного» адвоката, инициировав его преследование. Однако требование закона давно превратилось в формальность, рассказывает «Медузе» адвокат, имеющий опыт защиты своих коллег:

Именно так. Хотя и тут есть несколько ограничений, рассказывает «Медузе» защитник Сафронова, основатель правозащитного проекта «Первый отдел» Иван Павлов. В 2021 году он сам стал фигурантом уголовного дела и вынужден был покинуть Россию.

Как отмечает в своем телеграм-канале адвокат Анастасия Пилипенко, в 2022 году суды рассмотрели вопрос об обыске, выемке или осмотре в отношении адвокатов 427 раз, удовлетворив 412 ходатайств и отказав только в 11 случаях, при этом само следствие отозвало лишь четыре ходатайства. Всего за последние пять лет обыски у адвокатов были разрешены примерно в 2400 случаях — если округлить данные судебного департамента в меньшую сторону, оценивает Пилипенко. «Даже со скидкой на то, что обыски могут проводиться не только в офисе адвоката, но и дома, и на даче и так далее, то количество все равно впечатляет», — считает адвокат.

Обыск, осмотр, обследование — в чем вообще разница?

Потому что в руках адвокатов находятся сведения, которые им доверили клиенты, — их также называют «адвокатской тайной». Если эта информация попадет к следователям, они могут ею недобросовестно воспользоваться — и законодатели когда-то пытались этого не допустить.

По закону адвокатской тайной считаются любые сведения, «связанные с оказанием адвокатом юридической помощи своему доверителю». Сюда относится все, что доверитель рассказал защитнику, любые документы, которые ему передал клиент, сумма гонорара адвоката и даже сам факт обращения к нему за консультацией (во всяком случае, пока сам доверитель не разрешит сделать эту информацию публичной).

Есть правила, которые должны ее защищать даже во время обыска, — но на практике они не работают.

По закону для обыска у адвоката следователь должен не только получить санкцию суда, но и предупредить адвокатскую палату региона, чтобы та отправила на место своего представителя. Это тоже адвокат, который должен следить, чтобы адвокатская тайна не была раскрыта. 

Однако в реальности обыск могут начать еще до того, как представитель палаты приехал на место: только в Москве за 2021–2022 годы такое случалось как минимум трижды.

Но даже присутствие представителя палаты ничего не гарантирует, говорит Иван Павлов:

Они могут надолго оказаться в распоряжении следователей.

Как утверждает Павлов, ни ему, ни его коллегам так и не вернули вещи и документы, которые изъяли во время обысков в 2021 году. Таким образом, в руках силовиков до сих пор находятся материалы, которые могут касаться людей, совершенно не связанных с делом Сафронова и самим Павловым.

Иногда проведение обыска у адвоката удается обжаловать, но на это могут уйти месяцы. «[К этому времени] документы [составляющие адвокатскую тайну] уже просмотрены, а если это компьютер, то вся информация уже давно скачана», — объясняет «Медузе» адвокат Александр Попков.

При этом в законе прямо прописано, что сведения и предметы, составляющие адвокатскую тайну, нельзя использовать как доказательства. Однако опрошенные «Медузой» адвокаты говорят, что все это может пригодиться правоохранителям — например, чтобы узнать, за кем установить слежку или где еще провести обыски.

Официально подтвержденной информации на этот счет пока нет. Но вскоре после задержания Сергунина, Кобзева и Липцера соратник Навального Иван Жданов опубликовал текст, который, по его словам, взят из материалов уголовного дела.

В тексте говорится, что адвокаты, «используя свой статус при оказании юридической помощи для доступа в исправительное учреждение, обеспечивали регулярную передачу информации между руководителями, участниками экстремистского сообщества и Навальным А. А., который тем самым продолжил осуществлять функции лидера».

Жданов рассказал в эфире ютьюб-канала «Популярная политика», что это информация, в результате передачи которой, по мнению следствия, соратники Навального опубликовали несколько видеороликов, в том числе:

Как рассказал Жданов, период «преступной», по мнению СК, деятельности адвокатов — с марта 2021 года по август 2023 года (стоит отметить, что «экстремистской организацией» ФБК объявили только в июне 2021 года). Соратник Навального отметил, что перечисленные ролики объединяет тема войны:

В разговоре с «Медузой» Жданов пояснил, что список роликов не исчерпывающий — при перечислении в документе есть уточнение «и другие». Он также утверждает, что в документе сказано, что с помощью роликов, по версии следствия, ФБК распространял «призывы к террористической деятельности», «заведомо ложную информацию об использовании ВС РФ», «призывы к финансированию экстремистской деятельности» и информацию, которая содержала «реабилитацию нацизма».

Кроме того, по словам Жданова, следствие, согласно материалам дела, считает, что Кобзев, Липцер и Сергунин якобы «вошли в состав экстремистского сообщества с намерением выполнять функциональные обязанности по обеспечению его деятельности (снабжение информацией, ведение документации и т. п.)».

Могут, но есть несколько нюансов.

Уголовно-процессуальный и уголовно-исполнительный кодексы, а также закон «О содержании под стражей» предусматривают, что защитник может встречаться с доверителем в следственном изоляторе и колонии. Ничто не запрещает им обсуждать детали дела, разговаривать о семейных делах или политике. Адвокат может делать записи и выносить их из колонии — эти записи, как и переписка адвоката с доверителем, не подлежат цензуре.

При этом любая переписка заключенного не с защитником, а с другими людьми по закону должна цензурироваться. То есть передача на волю письма, написанного подзащитным, — явное нарушение закона со стороны адвоката. Однако адвокат вправе записывать что-то со слов подзащитного и передавать эти сведения другим людям — закон никак не ограничивает подобные действия.

«Этим, мне кажется, занимаются все защитники, — поясняет адвокат, работающий по уголовным делам. — Мы все приносим подзащитным какие-то сведения о том, что происходит во внешнем мире, и передаем их сообщения. Это могут быть просьбы к родственникам о том, что в следующую передачу надо добавить теплые носки, а может быть текст поста для канала группы поддержки осужденного, если такая есть».

Стоит отметить, что Конституционный суд запрещает адвокатам злоупотреблять нецензурируемым каналом связи: в его постановлении указано, что защита от цензуры распространяется только на те отношения с доверителем, которые «не выходят за рамки оказания собственно профессиональной юридической помощи».

Кроме того, администрация колонии вправе просмотреть записи адвоката, если у нее есть «достоверные данные» о том, что в переписке с клиентом есть что-то, касающееся «планирования или организации преступления». Время от времени администрации изоляторов отбирают у адвокатов бумаги, которые те получили от заключенных. Например, в 2017 году это произошло с московским адвокатом Ольгой Динзе — для нее попытка вынести из «Лефортово» тетрадь, полученную от подзащитного, обернулась предупреждением от адвокатской палаты — как раз из-за того, что в ней могли быть сведения, предназначенные для третьих лиц, а не для защитницы.

Что было в тетради?

Мы не знаем — публично ни о чем подобном не сообщалось.

Адвокат «Первого отдела», соавтор доклада о нарушениях прав адвокатов в России Валерия Ветошкина рассказывает, что случаи, когда у адвокатов требуют отдать бумаги, не редкость:

В особых условиях. По закону адвокаты должны находиться в специальных камерах — вместе с арестованными бывшими полицейскими, судьями и прокурорами.

«Это более чистые камеры, там больше порядка, нет ауешных правил, — вспоминает бывший адвокат Михаил Беньяш, который дважды оказывался в СИЗО. — [К заключенным из таких камер] чуть мягче относятся при этапировании, например не затягивают наручники так, чтобы у тебя передавило вены. [При этом правила свиданий, питание и так далее] — это все одинаковое [по сравнению с другими камерами]».

Ими придется заниматься другим адвокатам.

Как рассказали «Медузе» Иван Павлов и Михаил Беньяш, никакой особой процедуры для этого не существует. «[После ареста] я решал [этот вопрос сам], как смог, кого-то другим коллегам передал, претензий не было — все всё понимают», — вспоминает Беньяш.

Мы не знаем.

Даже коллеги задержанных по-разному отвечают на этот вопрос. Валерия Ветошкина считает, что основная цель властей — не дать Навальному через адвокатов поддерживать связь с внешним миром:

Другой адвокат, специализирующийся на уголовных делах, напротив, предполагает, что защита адвокатов Навального «будет связана с такими же рисками, что и в любом другом деле, если оно политически окрашено».

Этого мы тоже не знаем — в ФБК пока не объявляли, кто теперь будет защищать политика.

16 октября еще один адвокат политика Александр Федулов без предупреждения не появился на заседании суда в Коврове (Владимирская область) — с ним не получалось связаться, телефон был отключен. Как позже сообщил сам Федулов в инстаграме, ему пришлось уехать из России:

Ранее «Новая газета» писала, что вне страны находится и адвокат Ольга Михайлова, представлявшая интересы Навального во многих делах. При этом издание, не называя источников, сообщило, что постановление на обыск вынесли и в отношении Михайловой.

Нет — к сожалению, подобное уже происходило, но привлекало меньше внимания СМИ и общественности. Юристы, участвовавшие в политических процессах, и раньше оказывались в ситуациях, когда их работа расценивалась государством как участие в делах клиентов.

Так, в 2019 году юристку Юлию Федотову привлекли к административной ответственности за то, что она представляла в суде жителя Краснодара — он добивался отмены местных ограничений на уличные акции протеста. Прокуратура посчитала, что Федотова действовала в интересах проекта Human Rights Open Russia, который, по мнению властей, был связан с объявленной «нежелательной» в РФ организацией Михаила Ходорковского «Открытая Россия». Федотова эту связь отрицала, в итоге дело прекратили из-за истечения срока давности.

В 2021 году адвоката Михаила Беньяша привлекли к административной ответственности за то, что перед акцией сторонников Навального он призвал своих коллег помогать тем, кто будет задержан на митинге. Суд счел это участием в организации публичного мероприятия без подачи уведомления (часть 2 статьи 20.2 КоАП).

Да. Однако адвокат Александр Попков в разговоре с «Медузой» предположил, что в скором времени практика может распространиться и на неполитические дела. Он считает, что если защитники Навального будут осуждены, то ничто не помешает правоохранителям привлекать адвокатов за обеспечение любых контактов своих подзащитных с внешним миром:

Хотя в России не действует прецедентное право, судьи и следователи часто смотрят на те решения, которые раньше принимали их коллеги, отмечает Попков:

К сожалению, стоит.

Одновременно с арестом адвокатов Навального российские власти обсуждают другие репрессивные инициативы. Так, 16 октября комиссия правительства по законопроектной деятельности подготовила поправку к законопроекту, изменяющему закон «Об адвокатской деятельности и адвокатуре». Согласно поправке, совет адвокатской палаты может прекратить статус адвоката, который выехал из России более чем на год на постоянное место жительства. Исключения собираются сделать для выезда на лечение или обучение, «сопровождения членов семьи, направленных для исполнения трудовых или иных функций органами государственной власти или российскими организациями» и «по иным уважительным причинам».

Опрошенные «Коммерсантом» члены адвокатского сообщества считают, что такая поправка, если ее примут, будет применяться для давления на адвокатов, которые из-за рубежа продолжают добросовестно работать в российской юрисдикции.