истории

«Наполовину наука, наполовину басня» Невролог и писатель Оливер Сакс приукрашивал рассказы о своих пациентах. Но они его за это не винили (а вот он сам себя — да)

Источник: The New Yorker

Журнал The New Yorker выпустил большой материал об Оливере Саксе. Это американский невролог, ставший известным благодаря книгам, в которых он описывал истории своих пациентов с редкими неврологическими состояниями. Сакс приобрел репутацию врача, умевшего рассмотреть за болезнью личность, и стал одной из важнейших фигур в сфере медицинских гуманитарных наук. При этом достоверность его рассказов еще при его жизни иногда ставили под сомнение.

Журналист The New Yorker Рейчел Авив получила от Фонда Оливера Сакса доступ к личным дневникам невролога за 40 лет, а также поговорила с его близкими, коллегами и пациентами. Она выяснила, что Сакс, по всей видимости, выдумывал или преувеличивал некоторые детали в своих самых известных книгах — и винил себя за то, что романтизирует своих пациентов и проецирует на них собственные переживания. При этом сами пациенты, похоже, на него за это не обижались.

Чудо сублимации

Оливер Сакс родился в Лондоне в семье врачей. Его мать Мюриэль была одной из первых женщин-хирургов в Великобритании. Когда Оливер был подростком, она заподозрила, что он гомосексуален. Мюриэль назвала гомосексуальность «мерзостью» и заявила сыну, что лучше бы он не появился на свет. Они больше никогда не говорили об этом, но тема собственной сексуальной идентичности на всю жизнь осталась для Сакса одновременно и определяющей, и запретной.

В 1961 году, окончив университет в Великобритании, Сакс переехал в США — сначала в Калифорнию, а спустя четыре года в Нью-Йорк. Он писал в дневнике, что отправился в Америку в поисках «сексуальной и моральной свободы», которую не мог получить на родине. В 1965 году у 32-летнего Сакса завязались отношения с мужчиной из Германии по имени Йене Винце. Они вместе путешествовали по Европе, а после этого обменивались письмами. Сакс признавался, что для него это первые романтические отношения, которые были физическими и взаимными. «Моя кровь — шампанское», — писал Сакс. Однако вскоре он разорвал связь с Винце, выразив надежду, что сможет распознать «любые подобные отношения как болезненные уже в самом их зарождении».

Вскоре после этого Сакс обратился к молодому нью-йоркскому психоаналитику и психиатру Леонарду Шенгольду. Шенгольд, который за свою карьеру опубликует 10 книг о психоанализе, считал, что для эффективной помощи требуется длительный «период проработки», пока пациент не обретет свободу «признавать то, что он чувствует». Сакс изначально планировал остаться в Нью-Йорке лишь на несколько лет, но постоянно откладывал возвращение в Лондон, чтобы завершить терапию. «Я нуждаюсь в нем — и люблю его», — писал он о Шенгольде. Сакс наблюдался у Шенгольда 49 лет, не заводил новых отношений 44 года и скрывал свою сексуальную идентичность до последних лет жизни.

В 1960-е годы гомосексуальность считалась патологией, и американские психоаналитики советовали своим клиентам попытаться изменить ориентацию поведенческими методами — в том числе с помощью отказа от секса. Именно этот путь избрал для себя Сакс после начала терапии. Он решил сосредоточиться на работе и творчестве. Сакс, издавший за свою карьеру 16 книг, всегда много писал. Он мог проводить за дневником по шесть часов подряд и даже установил в своей машине магнитофон, чтобы продолжать развивать свои идеи за рулем.

К концу 1960-х Сакс, по его признанию, стал «почти монахом в своем аскетизме и преданности делу». В письмах к мужчине по имени Мел Эрпельдинг, в которого он был влюблен, Сакс признавался: «Отчасти я воспринимаю себя как человека, соблюдающего целибат, и как калеку, но отчасти — и в этом чудо сублимации — я способен преобразовывать свои эротические чувства в другие виды любви: к пациентам, к работе, к искусству, к мысли».

«Пробуждения»

За следующие полтора десятилетия Сакс выпустил четыре книги. Он стал оказывать влияние на подходы к лечению людей с неврологическими заболеваниями, подталкивая врачей глубже изучать внутренний мир пациента и его взаимодействие с болезнью. Но в дневниках Сакс писал, что у него есть ощущение «ужасающей преступности» его книг, поскольку он наделяет своих пациентов «способностями, которых у них нет» — хоть и делает это из более «чистых и глубоких» побуждений, чем желание славы. Некоторые детали в его книгах, как писал Сакс, были «чистой выдумкой».

В «Пробуждениях» — своей второй книге, которая вышла в 1973 году и принесла ему известность, — Сакс описывает, как лечил группу пациентов с летаргическим энцефалитом. Вспышка этой болезни, возбудитель которой неизвестен до сих пор, прокатилась по США и Европе в 1910-1920-х годах. Часть заболевших на долгие годы лишилась способности говорить и двигаться. В больнице в Бронксе находились около 80 пациентов с такими симптомами. Сакс начинает давать им экспериментальный препарат леводопа (L-DOPA), повышающий уровень дофамина. Через несколько дней пациенты «просыпаются», но дальнейший прием препарата у многих из них приводит к тяжелым побочным эффектам.

Один из пациентов Леонард Л., отвечая на вопрос Сакса о том, каково ему было оставаться в неподвижном состоянии десятилетиями, дает понять, что чувствовал себя «в клетке» — как пантера из одноименного стихотворения австрийского поэта Райнера Марии Рильке. Но в пометках, которые Сакс сделал в медкарте Леонарда, нет упоминаний о сравнении с пантерой в клетке. Зато этот образ использовал сам Сакс в своих более ранних разговорах и письмах.

Неточным оказался и образ Леонарда, написанный Саксом. Врач описывает его как умного и образованного человека, который до болезни был погружен в книги, ни с кем не дружил и «не предавался ни сексуальным, ни социальным, ни каким-либо другим занятиям, свойственным мальчикам его возраста». Но в автобиографии, написанной после приема леводопы, Леонард вспоминает, что в юности проводил много времени с двумя лучшими друзьями и изнасиловал нескольких девочек. Воспоминания о насилии могли быть искажены, но, как заявили The New Yorker племянники Леонарда, с точки зрения социальных связей он вовсе не был отшельником, как его описывал Сакс.

Другая пациентка невролога в «Пробуждениях» настолько возбуждена из-за приема леводопы, что произносит фразу: «Моя кровь — шампанское». Ту самую, которую когда-то использовал сам Сакс для описания своих чувств к Винце.

«Человек, который принял жену за шляпу»

Сакс называл «Пробуждение» источником «сурового, длительного самобичевания». А свою самую знаменитую книгу — вышедшую в 1985 году под названием «Человек, который принял жену за шляпу, и другие истории из врачебной практики» — он называл сборником «сказок».

Он добавил, что Маркус (тоже врач по профессии), вероятно, назвал бы эти рассказы «конфабуляциями». Это феномен ложных воспоминаний, который Сакс описывает в одной из глав «Шляпы». Она посвящена пациенту, который сохраняет воспоминания лишь на несколько мгновений и вынужден «в отчаянии искажать смысл, постоянно изобретая его», но «эти заплатки, при всей их гениальности… не могут служить действительности».

В главе «Ребекка» Сакс описывает молодую пациентку с интеллектуальными нарушениями, у которой умерла любимая бабушка. Сакс восхищается тем, как образно мыслит эта девушка, и рассказывает, что она находит силы пережить утрату и вступает в театральную труппу при клинике. Но из дневников Сакса и из стенограмм его разговоров с пациенткой, которые изучил The New Yorker, следует, что врач не только «подсказывал» ей чувства, но и приукрасил концовку ее истории — пациентка не могла оправиться от горя и не вступала театральную труппу еще как минимум год, следует из ее разговоров с Саксом.

Однако «самый вопиющий пример» его искажений, как выражался сам Сакс, относится к главе «Близнецы» — о 26-летних братьях с аутизмом, которые могли назвать, на какой день недели выпадает любая дата в календаре. Сакс выясняет, что они общаются между собой, генерируя большие простые числа — вплоть до 20 знаков. Он присоединяется к их «разговору», используя таблицу простых чисел. К этой детали уже возникали вопросы в научном сообществе. Кроме этого, добавляет The New Yorker, другие исследователи, работавшие с близнецами до Сакса, не упоминали об их даре к простым числам. Не упоминал о нем и сам Сакс, когда в 1970-х писал о своем опыте изучения близнецов советскому нейропсихологу Александру Лурии. При этом неизвестно, за какие именно искажения в этой истории Сакс винил себя.

Он посвятил «Человека, который принял жену за шляпу» своему психоаналитику Леонарду Шенгольду. Успех этой книги, которая стала международным бестселлером и изучалась в медицинских вузах, одновременно поразила его и усилила чувство вины за «ложь» и «фальсификации», писал он в дневниках.

«Я по-прежнему заперт в своей камере»

Сакс закончил книгу «Пробуждения» за несколько недель после похорон матери, которая умерла в 77-летнем возрасте. «„Пробуждения“ вырвались из меня, словно крик», — писал Сакс в дневнике. Он называл создание этой книги своим «великим пробуждением» — моментом, когда он «вышел из тени» («came out»).

Шенгольд, который в 1980-х поддержал каминг-аут своего сына, однажды сказал Саксу, что не знает никого, кого бы так мало затронуло движение за равноправие гей-сообщества в США. Сакс не спорил. «Я по-прежнему решительно заперт в своей камере, несмотря на пляски у тюремных ворот», — заявил он в 1984 году.

Примерно тогда же, в начале 1980-х, писатель Лоуренс Уэшлер начал работать над биографией Сакса. Уэшлер считал, что гомосексуальность была неотъемлемой частью истории его героя, но Сакс не хотел, чтобы его ориентация вообще упоминалась, и в конце концов попросил Уэшлера прекратить работу над книгой. «Я прожил жизнь, окутанную скрытностью и раздираемую запретами, и я не готов к тому, чтобы сейчас это изменилось», — заявил он.

Уэшлер, ставший близким другом Сакса, рассказал The New Yorker, что тот часто беспокоился, не искажает ли он правду в своих книгах. Уэшлер не видел в этом поводов для беспокойства. Он навещал пациентов с летаргическим энцефалитом из «Пробуждений» и был потрясен их удручающим состоянием. «Его [Сакса] гениальность заключалась в том, чтобы заглянуть глубже, увидеть [за болезнью] достоинство человека. Он мог разговаривать с ними час, и, может быть, их глаза прояснялись лишь один раз, но он цеплялся за этот момент», — заявил Уэшлер.

«Может, так просто делают писатели»

После «Человека, который принял жену за шляпу» отношение Сакса к пациентам изменилось. Лейтмотив раскаяния за «сочинение, улучшение и т. д.», который прослеживался в его дневниковых записях 1970-х и 1980-х годах, исчез. В своих новых книгах он использовал меньше цитат, и они были короче. Его пациенты теперь гораздо чаще говорили банальности и реже цитировали литературу.

Возможно, так произошло, потому что теперь пациенты сами находили Сакса — они узнавали себя в героях его предыдущих книг и писали ему, считая, что им тоже есть что рассказать. А возможно, дело в том, что Сакс начал работать с Кейт Эдгар. Она пришла к нему как ассистентка и стала близкой подругой. Эдгар редактировала его книги и внимательно следила за тем, как он цитирует пациентов: ей казалось, что цитаты подозрительно литературны. Она проводила много времени с некоторыми из его пациентов, но, по ее словам, ей никогда не удавалось уличить Сакса в том, что он перегибает палку.

The New Yorker пишет, что в частном порядке жена героя заглавного рассказа из «Шляпы» была недовольна образом ее мужа, «но в целом у Сакса, по-видимому, были замечательные отношения со своими пациентами, он переписывался с ними годами». Когда через год после публикации «Пробуждений» Сакс сломал ногу, Леонард Л. и его мать отправили ему письмо с пожеланием выздоровления, под которым подписались еще 32 пациента. Мать Леонарда написала, что большинству из них «не очень хорошо без вашей помощи и внимания» — в том числе самому Леонарду. По ее словам, он заплакал, узнав, что Сакс к ним не вернется.

Морт Доран, хирург с синдромом Туретта, о котором Сакс написал в книге «Антрополог на Марсе» 1995 года, заявил The New Yorker, что доволен тем, как врач изложил его жизнь. По словам Дорана, тот допустил лишь одну неточность — написал, что стена кухни в доме Дорана была в отметинах от его ударов во время приступов. «Я подумал: зачем ему это приукрашивать? А потом подумал: может, так просто делают писатели», — сказал Доран. Он никогда не говорил Саксу об этой ошибке и остался благодарен за то, что врачу «хватило авторитета, чтобы сказать миру: „Эти люди не просто сумасшедшие“».

Рей, другой пациент Сакса с синдромом Туретта из очерка 1981 года, рассказал The New Yorker, что спустя годы после формального окончания его лечения Сакс пришел на свадьбу его сына. Вспоминая о смерти Сакса, Рей заплакал.

Доктор Сакс и доктор Шенгольд

В 2008 году Сакс познакомился с Биллом Хейзом, 47-летним писателем из Сан-Франциско. Они вместе пообедали и долго разговаривали. После этого Сакс хотел отправить Хейзу письмо (но так и не сделал этого), в котором написал, что отношения долго были для него «запретной» областью — хотя он «с пониманием (даже с тоской и, возможно, с завистью)» относится к отношениям других людей.

Спустя год Хейз потерял партнера, с которым они были вместе 17 лет, и переехал из Калифорнии в Нью-Йорк. Они с Саксом начали проводить время вместе. Сакс приглашал его на вечеринки, но представлял его как своего друга и никогда не допускал проявлений нежности на публике. В 2013 году, на пятый год отношений с Хейзом (они жили в разных квартирах в одном доме), Сакс начал писать мемуары, в которых впервые рассказал о своей сексуальной идентичности.

Через несколько недель после завершения рукописи Сакс узнал, что у него меланома и что ему осталось жить всего несколько месяцев. Летом 2015 года, перед тем, как Леонард Шенгольд ушел в свой ежегодный летний отпуск, Сакс сказал Кейт Эдгар: «Если я буду жив в сентябре, когда Шенгольд вернется, не уверен, что мне нужно возвращаться к сеансам». Они встречались 49 лет, дважды в неделю, и по-прежнему называли друг друга «доктор Сакс» и «доктор Шенгольд».

В августе того же года, за две недели до смерти Сакса, они с Шенгольдом созвонились. Шенгольд был вместе с семьей в доме на озере, где проводил каждое лето. Его близкие собрались в гостиной и включили громкую связь. По словам его дочери Нины, в конце разговора Шенгольд сказал: «Для меня было честью всей жизни работать с вами». И добавил: «Прощай, Оливер». Сакс ответил: «Прощай, Леонард». Они впервые назвали друг друга по именам. Когда разговор закончился, Шенгольд плакал.