новости

Прошел месяц после внезапной революции в Сирии Там теперь исламизм? Новым властям удается предотвратить гражданскую войну?

Источник: Meduza

В конце ноября 2024 года в Сирии силы вооруженной оппозиции начали наступление на Алеппо. Похоже, они и сами не ожидали того успеха, какого в итоге добились: меньше чем через две недели, 8 декабря, они были уже в Дамаске, а диктатор Башар Асад, который правил Сирией 24 года, бежал в Россию. Месяц спустя страна все еще оправляется от революционного шока. К власти пришли исламисты, которые очень стараются быть умеренными и толерантными и договориться со всеми, чтобы не возобновилась гражданская война. Пока у них скорее получается, но трудностей все еще очень много.

Аудиоверсию этого текста слушайте на «Радио Медуза»

Ахмед аль-Шараа, лидер группировки «Хайят Тахрир аш-Шам» (ХТШ), которая сыграла решающую роль в свержении Асада, больше не использует псевдоним Абу Мухаммед аль-Джулани. За прошедший месяц он радикально сменил имидж — и это, очевидно, внешнее выражение его «переизобретения себя». Еще несколько лет назад он перестал носить тюрбан — это символизировало его разрыв с «Аль-Каедой» и вообще джихадизмом. А теперь сменил стиль милитари на пиджак и даже галстук — в исламском мире это мгновенно опознаваемый символ светскости.

Официально Шараа не занимает никаких постов, но фактически является главой государства: принимает и оглашает важнейшие решения, направляет политику, ведет переговоры с важнейшими силами внутри Сирии и с другими государствами.

В Сирии много линий напряжения: мусульмане — христиане, сунниты — алавиты, протурецкие силы — курды, исламисты — светские, джихадисты — умеренные. За каждой из этих общин стоит одна или несколько вооруженных группировок. К этому следует добавить напряжение между сирийцами и другими государствами, которые пытаются влиять на ситуацию в стране — тут и Турция, и Катар, и Саудовская Аравия, и Иран, и, разумеется, западные страны. А также между сирийцами и иностранцами, которые воевали в рядах революционных сил, — среди них преобладают арабы, но немало и выходцев из Центральной Азии и с Северного Кавказа. 

Первоочередная задача Шараа — не допустить новой гражданской войны. Многие группировки были объединены против общего врага — Башара Асада, но теперь этого фактора нет. Шараа добивается расформирования вооруженных группировок и стремится создать из них новую единую сирийскую армию. Большинство группировок на это готовы — по крайней мере, на словах. На деле некоторые из них потратили значительную часть декабря на бои друг с другом. 

Самыми жесткими после свержения Асада были столкновения между Сирийской национальной армией (SNA) и Сирийскими демократическими силами (SDF). Первая из этих группировок — фактически прокси Турции, вторая — курды, которые в ходе гражданской войны сформировали в северо-восточной части Сирии свою автономию. Курдов оттеснили за Евфрат, после чего наступило затишье.

Перед Рождеством в христианском городе Скальбия неизвестные подожгли уличную елку. За этим последовали протесты во многих городах, включая Дамаск. Причем участвовали в них не только христиане, но и мусульмане, выступающие за религиозную толерантность в многоконфессиональной Сирии. Представители новых властей отреагировали обещаниями защищать религиозные меньшинства.

Шараа постоянно встречается с представителями различных общин: с христианами, с курдами, с друзами. Показательно, что в этом списке нет алавитов — общины, к которой принадлежали и на которую предпочитали опираться Асады. У алавитов теперь нет собственной организованной военной силы — эту роль фактически выполняла асадовская Сирийская арабская армия, ныне разгромленная. Существуют опасения, что обещания толерантности и инклюзивности, на которые так щедры новые власти, на алавитов не распространяются.

Короче говоря, курды составляют проблему для новых властей, поскольку они сильны и, очевидно, выдвигают довольно жесткие условия своей интеграции в новое государство (их заявленная цель — федерализация Сирии). А алавиты — поскольку они слабы и рискуют превратиться в преследуемое меньшинство.

К этому следует добавить, что в пустыне на востоке страны все еще сохраняются базы «Исламского государства». Эта группировка, конечно, далеко не на пике своего могущества, но все еще в состоянии доставить новым сирийским властям немало трудностей.

И еще есть проблема Голанских высот. После падения режима Асада сирийские войска ушли оттуда. Израиль объявил, что считает утратившим силу соглашение о разграничении 1974 года и оккупировал буферную зону. Мало того, одна друзская деревня на сирийских Голанах еще в декабре попросила Израиль об аннексии, опасаясь преследований со стороны новых исламистских властей. Судя по всему, большинство сирийских друзов не разделяют этого устремления. 

Шараа, со своей стороны, публично подчеркивает, что Сирии сейчас попросту не до Израиля. Он не может себе позволить ни открытого примирения с еврейским государством (соратники-исламисты не поймут), ни прямого столкновения с ним (сирийский военный потенциал практически уничтожен). Пока что обе стороны больше всего устраивает состояние своеобразной холодной войны.

Публично Шараа неустанно твердит о «Сирии для всех сирийцев», независимо от этноконфессиональной принадлежности. Понятно, что для него это в первую очередь способ консолидировать собственную власть. Кроме того, инклюзивность — одно из условий, поставленных западными странами перед новыми властями. США уже частично ослабили санкции против Сирии, всячески подчеркивая, что это временная мера (на полгода) — шанс для Шараа и его соратников отвратить гражданскую войну и не скатиться в новую диктатуру.

Дополнительная сложность для Шараа состоит в том, что многие государства по-прежнему считают ХТШ террористической организацией. США еще совсем недавно предлагали 10 миллионов долларов за голову Шараа — об отмене такой награды ему сообщила помощник госсекретаря Барбара Лиф при личной встрече в Дамаске, когда он уже фактически возглавил Сирию.

Евросоюз с 2012 года признает «законными представителями чаяний сирийского народа» Национальную коалицию сирийских революционных и оппозиционных сил — объединение многих антиасадовских сил времен гражданской войны. Ныне дипломатическое признание остается единственным активом этой организации: переходное правительство, которое официально руководит Сирией, — это фактически политическое крыло ХТШ, а коалиция — лишь одна из группировок, заявляющих о поддержке переходного правительства.

Основная цель переходного правительства — разработка новой конституции. Никто пока не пытается даже предположить, какой она будет. Будет ли в новой Сирии сильный президент? С одной стороны, это может быть полезно для консолидации государства и надежной монополии на легальное насилие. С другой стороны, опыт полувекового режима Асадов, может статься, сделал сирийцев подозрительными по отношению к любым единоличным лидерам. Будет ли новая Сирия федерацией? На этом настаивают SDF как на гарантии сохранения курдской автономии. Но опять же: в отсутствие сильного центрального государства рознь между общинами может выйти из-под контроля, как это уже случилось в соседних Ливане и Ираке. 

А самый главный вопрос — какое значение в новом государстве будет иметь ислам. Как бы то ни было, ХТШ — исламисты, многие из них (включая Шараа) — выходцы из «Аль-Каеды». Они обещают «просвещенное исламское правление». Во многих мусульманских государствах основой права объявлен шариат, но на практике это может означать очень разные вещи — от буквального следования средневековым предписаниям (скажем, отрубания рук за воровство) до чисто формальных отсылок к ним для обоснования судебных решений, фактически продиктованных прагматическими светскими соображениями.

Все это, очевидно, решается прямо сейчас в ходе сложных переговоров Шараа с разными сирийскими общинами. Кто с кем и о чем договорился, по большей части остается для широкой публики тайной. 

Тем временем переходное правительство чуть ли не каждый день объявляет о снятии каких-нибудь ограничений, введенных прежним режимом. Скажем, на открытие бизнеса и на экспортно-импортные операции. В Сирии гуманитарная катастрофа, экономика едва функционирует — и новые власти пытаются ее оживить методами либерализации и дерегулирования. После асадовской монополизации, бюрократии и коррупции многих это обнадеживает — но это пока экстренные антикризисные меры, а не экономическая политика.

То же касается многих других отраслей государственного управления. В условиях всеобщей чрезвычайности, помноженной на таинственность закулисных договоренностей между важнейшими силами в Сирии, внешним наблюдателям остается гадать о направлении, в котором движутся новые власти, по отдельным эпизодам.

Например, 18 декабря представительница ХТШ Обайда Арнаут заявила в интервью, что женщины «биологически и психологически не годятся», чтобы занимать некоторые политические должности, в том числе в министерстве обороны. Что касается должностей в других ведомствах, а также в парламенте и в судах, Арнаут сказала, что это предстоит решить экспертам, которые продумывают устройство нового сирийского государства.

Женский активизм в Сирии довольно силен, и заявления Арнаут были встречены волной возмущения и критики. Уже 22 декабря в переходном правительстве появилось министерство по делам женщин — его возглавила Аиша аль-Дибс, исламская феминистка (сторонница идеи защиты прав и интересов женщин в рамках исламского вероучения и права). 30 декабря главой сирийского Центробанка впервые стала женщина — Майса Сабрин. А 31 декабря переходное правительство назначило друзку Мухсину аль-Махитхави губернатором преимущественно друзской южной провинции Сувейда.

При Асаде, который всячески подчеркивал светский характер своего правления, женщин то и дело назначали на важнейшие государственные посты. А вот со стороны исламистского правительства это все были явно демонстративные жесты, попытки показать одновременно приверженность исламизму и инклюзивность.

3 января в Дамаск приехали министры иностранных дел Франции и Германии — и Шараа при встрече пожал руку французу Жан-Ноэлю Барро, но не пожал немке Анналене Бербок. В западной прессе по этому поводу разразился скандал.

Служба протокола наверняка заранее предупредила Бербок, что Шараа по религиозным соображениям не может прикасаться к посторонней женщине. Возможно, она про это просто забыла. Возможно, это была своего рода проверка: готов ли Шараа нарушить табу ради того, чтобы наладить отношения с важным внешнеполитическим партнером? Многие мусульманские лидеры, включая королей Саудовской Аравии и шейхов ОАЭ, готовы — а вот Шараа оказался не готов. Все-таки он по-прежнему в первую очередь полевой командир, и его власть держится исключительно на авторитете, которым он пользуется среди боевиков-исламистов, для которых рукопожатие с незнакомой женщиной — харам.

И вот еще один эпизод, по которому наблюдатели пытаются угадать намерения новых сирийских властей. 1 января министерство образования объявило, что намерено переписать школьные учебники. Никто, разумеется, не стал возражать, что оттуда следует вычистить прославление семейства Асадов. Но некоторые директивы оказались куда более спорными. 

Асады были светскими националистами. Для их идеологического нарратива была очень важна многовековая непрерывная история Сирии. В частности, большое внимание они уделяли пальмирской царице Зенобии, которая правила в III веке нашей эры и на некоторое время добилась независимости от Римской империи. Но она была женщиной и язычницей — и исламистское министерство образования решило, что в учебнике истории ей не место. Хотя для многих сирийцев она народная героиня.

Другой важный элемент светского националистического нарратива — антиколониализм. В случае асадовской Сирии это подразумевало в том числе жесткую критику Османской империи, под владычеством которой Сирия находилась с XVI до XX века. Но вот беда: президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган, ключевой союзник и покровитель нового сирийского режима, считает себя наследником османских султанов. И в новых учебниках отзывы об османах должны стать гораздо более почтительными. Нравится это, опять же, далеко не всем.

И это не говоря о том, что министерство распорядилось изъять из учебников биологии раздел об эволюции человека.