26 ноября в Германии выходят мемуары бывшего канцлера Ангелы Меркель, занимавшей этот пост с ноября 2005 по декабрь 2021 года. Die Zeit и Bild публикуют отрывки из книги под названием «Свобода. Воспоминания 1954–2021», в которых Меркель вспоминает свои детство и юность в ГДР и саммит НАТО 2008 года. Именно на этом саммите началось обсуждение вступления Украины (а также Грузии) в НАТО. Меркель ускоренное вступление этих двух стран в альянс не поддержала. В мемуарах она объясняет причины своего решения, а также рассказывает о впечатлениях от мюнхенской речи Путина и от разговоров с Дональдом Трампом.
Что Меркель думает о Путине
На саммите НАТО 2008 года в Бухаресте лидеры западных стран обсуждали предложение тогдашнего президента США Джорджа Буша предоставить Украине и Грузии «План действий по членству» (ПДЧ) в альянсе — так называлась программа, о присоединении к которой запросили обе страны. Однако Меркель вместе с президентом Франции Николя Саркози выступила против этого. По ее словам, предоставление ПДЧ хоть и не означало бы окончательного решения, но все равно было бы «почти необратимым обязательством к членству в НАТО для обеих стран».
Я понимала желание стран Центральной и Восточной Европы как можно быстрее стать членами НАТО, ведь после окончания холодной войны они стремились принадлежать к западному сообществу. Не было сомнений в том, что Россия не могла предложить этим странам того, чего они жаждали: свободы, самоопределения, процветания.
Но в то же время НАТО и его государства-члены при каждом этапе расширения должны были учитывать возможные последствия для альянса, его безопасности, стабильности и функционирования. Принятие нового члена должно принести больше безопасности не только ему, но и НАТО. Именно поэтому существуют критерии приема страны, которые помимо ее военного потенциала учитывают и внутреннее устройство кандидата на вступление. Это касалось и Украины с Грузией.
По словам Меркель, ситуация в них «существенно отличалась» от ситуации в странах, уже вступивших в НАТО: в Украине произошел «глубокий раскол», и вступление в альянс поддерживало меньшинство населения, а у Грузии были территориальные конфликты в Южной Осетии и Абхазии. И хотя у России не было права вето, канцлер считала необходимым принять во внимание мнение Владимира Путина.
Рассматривать вопрос о предоставлении Украине и Грузии статуса ПДЧ, не анализируя при этом точку зрения Путина, я считала грубой небрежностью. С момента, как Путин стал президентом своей страны в 2000 году, он делал все возможное, чтобы вернуть России статус игрока на международной арене, которого никто, особенно США, не мог игнорировать. Его цель не заключалась в построении демократических структур или создании благосостояния для всех за счет эффективной экономики — ни в России, ни где-либо еще. Скорее, он стремился противопоставить что-то тому факту, что США вышли победителями из холодной войны. Он хотел, чтобы Россия даже в многополярном мире после окончания холодной войны оставалась незаменимым центром силы. Для достижения этой цели он в первую очередь опирался на свой опыт в службе безопасности.
Меркель вспоминает мюнхенскую конференцию по безопасности, состоявшуюся 10 февраля 2007 года — за год с небольшим до саммита НАТО, — на которой Путин произнес свою речь о недопустимости построения однополярного мира. Она рассказывает, что сидела в первом ряду и могла хорошо видеть российского президента во время его выступления.
Он говорил быстро, частично импровизируя, и, вероятно, написал большую часть речи, если не каждое слово, сам. Меня особенно возмущало его самодовольство: ни слова о нерешенных конфликтах у него под боком — в Нагорном Карабахе, в Молдове и Грузии; критика натовской операции в Сербии — но ни слова о зверствах сербов во время распада бывшей Югославии, ни слова о ситуации в самой России.
Однако были фразы, которые я не считала полностью необоснованными. Критика войны в Ираке оказалась справедливой: как известно, доказательств наличия химического оружия в Ираке так и не было представлено. Меня также беспокоило, что не удалось адаптировать Договор об обычных вооруженных силах в Европе (ДОВСЕ). <…> Споры о ратификации адаптированного договора (ДОВСЕ-А) между Россией и, в частности, США возникли из-за присутствия российских военных наблюдателей в Грузии.
В своей мюнхенской речи Путин предстал таким, каким я его воспринимала: человеком, который всегда начеку, старается не допустить несправедливого обращения с собой и в любой момент готов нанести ответный удар, включая демонстративные игры с силой. Все это можно было счесть ребячеством, осуждать, качать головой. Но от этого Россия не исчезала с карты мира.
По мнению Меркель, предполагать, что статус ПДЧ дал бы Украине и Грузии защиту от агрессии Путина, было бы иллюзией. Она рассуждает, что в случае нарушения пятой статьи договора в отношении Украины или Грузии допустить ответ НАТО на тот момент было невозможно. «Можно ли было тогда представить себе, чтобы в случае чрезвычайной ситуации члены НАТО отреагировали военным путем и вмешались?» — пишет Меркель. В итоге, по ее словам, был найден компромисс: Украина и Грузия не получили статуса ПДЧ, но в альянсе не было раскола, как во время войны в Ираке.
Для Грузии и Украины отсутствие обещания ПДЧ означало отказ от их надежд. Для Путина общее обещание НАТО о возможном членстве этих стран стало подтверждением их будущего вступления, своего рода вызовом. Позже, в другом контексте, который я уже не помню в деталях, он однажды сказал мне: «Ты не будешь вечно канцлером. А потом они станут членами НАТО. И я этого не допущу». Я подумала: «Ты тоже не будешь вечно президентом». Тем не менее мои опасения по поводу будущей напряженности в отношениях с Россией в Бухаресте не уменьшились.
Меркель вспоминает, что домой из Бухареста она летела «со смешанными чувствами». «По-настоящему большого скандала удалось избежать, но в то же время стало очевидно, что у нас в НАТО нет общей стратегии взаимодействия с Россией», — пишет она.
У многих жителей Центральной и Восточной Европы вообще не было мотивации вкладываться в отношения с Россией. Казалось, они хотели, чтобы эта страна просто исчезла, будто ее не существовало. Я едва ли могла их за это осуждать, ведь они долгое время страдали под советским господством и, в отличие от нас в ГДР, после 1990 года им не посчастливилось воссоединиться в мире и свободе с Федеративной Республикой Германия, которая была глубоко укоренена в европейском и трансатлантическом альянсе.
Но Россия с ее ядерным оружием существовала. Она существовала и продолжает существовать как неотъемлемая часть геополитики, хотя бы потому, что наряду с США, Францией, Великобританией и Китаем она является одним из пяти постоянных членов Совбеза ООН с правом вето.
Что Меркель думает о Трампе
Меркель вспоминает, что в 2016 году она внимательно следила за президентской кампанией в США и была бы рада победе Хиллари Клинтон, но победил Дональд Трамп, который неоднократно критиковал и Германию, и саму Меркель. Тем не менее она поздравила его с избранием, а спустя четыре месяца приехала на встречу в Вашингтон.
В Белом доме Трамп встретил ее у дверей в присутствии представителей прессы и пожал ей руку. Перед беседой один на один в Овальном кабинете они еще раз вышли к журналистам, и те попросили их снова пожать друг другу руки, но Трамп проигнорировал эту просьбу.
Вместо того чтобы стоически выдержать эту сцену, я шепнула ему, что нам стоит еще раз пожать руки — ведь во время визита премьер-министра Японии Синдзо Абэ он делал это целых девятнадцать секунд, и Абэ не смог ничего с этим поделать. Едва сказав это, я внутренне покачала головой. Как я могла забыть, что Трамп прекрасно понимал, какого эффекта он хотел добиться? Логично, что он не отреагировал на мой деликатный намек. Он хотел своим поведением создать повод для обсуждений, тогда как я вела себя так, будто имею дело с нормально ведущим себя собеседником.
Во время беседы один на один разговор шел в основном на английском, вспоминает Меркель. Трамп задал ей ряд вопросов — в том числе о ее восточногерманском происхождении и отношениях с Путиным. «Казалось, он был очарован российским президентом. В последующие годы у меня сложилось впечатление, что политики с авторитарными и диктаторскими наклонностями обладали для него особым притяжением», — пишет Меркель.
Во время беседы, по ее словам, Трамп предъявил Германии ряд претензий (включая расходы на оборону, которые составляли меньше целевого показателя НАТО в 2%) и «снова и снова подчеркивал, что Германия что-то должна ему и Америке». Меркель отмечает, что они говорили «на разных уровнях»: Трамп — эмоционально, а она — с фактами и аргументами.
Из моих бесед я сделала вывод: совместной работы ради взаимосвязанного мира с Трампом не будет. Он рассматривал все с позиции девелопера, которым был до прихода в политику. Каждый участок земли можно было выделить только один раз. Если он его не получал, то получал кто-то другой. Так же он смотрел и на мир: для него все страны находились в состоянии конкуренции, где успех одной означал неудачу другой. Он не верил, что сотрудничество может увеличить благосостояние всех.
Пятая статья
Пятая статья Североатлантического договора описывает принцип коллективной обороны стран НАТО, согласно которому нападение на одного из членов альянса означает нападение на всех.