Дональд Трамп, похоже, хочет сближаться с Россией и усиливать давление на Иран. Удастся ли ему расколоть союз Москвы и Тегерана?
Сближение России и Ирана, ускорившееся в последние годы, рискует столкнуться с новыми трудностями — президентством Дональда Трампа. То немногое, что уже известно о внешнеполитических планах следующего президента США, указывает, что при Трампе Вашингтон намерен налаживать диалог с Москвой, а на Тегеран, наоборот, — усиливать давление. О том, сможет ли такая смесь американского гнева и милости подорвать антизападное единство, на котором держится российско-иранский союз, в статье для проекта Carnegie Politika рассуждает востоковед Никита Смагин. «Медуза» публикует этот материал полностью.
В авангарде интеграции
Взрывной интерес к Ирану, вспыхнувший в России сразу после вторжения в Украину, заметно утих к середине 2024 года. Как и предполагалось, иранское направление не стало панацеей для Москвы ни в обходе западных санкций, ни с точки зрения новых экономических горизонтов. Торговля двух стран по-прежнему колеблется в районе четырех—пяти миллиардов долларов в год. Товаров из Ирана в РФ стало несколько больше, но говорить о масштабной экспансии иранских компаний на российский рынок не приходится.
Тем не менее с точки зрения экономической интеграции двух стран за последние два года сделано не так уж мало. Среди наиболее значимого — Иран заключил с Евразийским экономическим союзом (ЕАЭС) постоянное соглашение о зоне свободной торговли, которое должно заработать в 2025 году. Это снизит пошлины между странами на 90% всех товаров. Для Ирана новая зона свободной торговли — первое подобное соглашение, а для ЕАЭС фактически второе — первое было заключено с Вьетнамом еще в 2016 году.
Более того, Тегеран подал запрос на получение статуса наблюдателя при ЕАЭС. Такой статус уже имеют Молдова, Узбекистан и Куба, но Иран будет первым, кто совместит его с работающим соглашением о зоне свободной торговли.
Также Тегеран и Москва официально интегрировали свои национальные платежные системы: Shetab и «Мир». Согласно иранским заявлениям, иранские карты можно будет использовать в банкоматах России уже в текущем году, а российские в Иране — с начала следующего. Это соглашение стало беспрецедентным — ни китайские, ни турецкие, ни эмиратские банки не смогли продвинуться с Тегераном в этом вопросе.
К этому можно добавить, что Москва способствует вступлению Тегерана в международные объединения. По ее инициативе Иран приняли в ШОС в 2023 году, российская сторона поддерживала вступление Исламской Республики в БРИКС в 2024 году. Не говоря уже об особом военном сотрудничестве Тегерана и Москвы, которые поставляют друг другу вооружение и проводят совместные военные учения от Каспия до Персидского залива.
В целом Россия не просто стремится сотрудничать с Ираном в разных сферах, а тестирует в отношениях с Тегераном новые интеграционные модели. Сочетание зоны свободной торговли, соединения финансовых систем и вступления в общие международные организации должно цементировать сближение двух стран, сделать его более стабильным и менее подверженным колебаниям. С той же целью разрабатывается документ о долгосрочном российско-иранском сотрудничестве, о чем стороны говорят уже не один год.
Контуры распространения
В прошлом Россия уже использовала Иран как тестовую площадку, чтобы затем применить этот опыт в сотрудничестве с другими странами. Так это было, например, со строительством атомной станции в Бушере. Эта АЭС стала первым опытным образцом такого сотрудничества и своего рода рекламным проектом «Росатома» — никто другой тогда не был готов браться за настолько сложную задачу в столь непростой стране. Для государств Ближнего Востока опыт в Бушере показался вполне убедительным, и теперь российские подрядчики помогают строить АЭС «Аккую» в Турции и АЭС «Эль-Дабаа» в Египте.
Сегодня масштабы «иранского эксперимента» России куда шире. Иран стал для Москвы уникальным партнером, с которым ее роднит антизападная повестка и множество наложенных санкций. Неудивительно, что Россия выбрала именно его, чтобы тестировать новые интеграционные инструменты, которые потом можно будет использовать в отношениях с другими странами.
Например, Москва уже обсуждает с Египтом и ОАЭ подписание соглашения о свободной торговле с ЕАЭС, аналогичного иранскому. Также в списке потенциальных претендентов — Индонезия. При этом экономические тяжеловесы вроде Индии и Китая таких предложений не получают, потому что ЕАЭС, по замыслу Кремля, — это зона доминирования России, которая должна оставаться самым крупным экономическим игроком в объединении.
Опытным образцом для последующей репликации может стать и соединение платежных систем Ирана и России. Иранская сторона уже предложила использовать модель интеграции «Мир» и Shetab для соединения платежных систем стран БРИКС.
Параллельно Москва продолжает продвигать идею расширения ШОС и БРИКС. В первую вслед за Ираном приняли Беларусь — главного союзника России среди постсоветских стран. В БРИКС вместе с Тегераном уже вступили Египет, Эфиопия и ОАЭ, а желание присоединиться высказали Азербайджан и Турция.
Угроза Трампа
Такие успехи в выводе Ирана из международной изоляции вряд ли понравятся следующей американской администрации. Предыдущее президентство Трампа запомнилось иранскому руководству политикой «максимального давления». Выход США из ядерной сделки в 2018 году и последующее возвращение жестких экономических санкций стали одним из самых серьезных испытаний для Ирана в XXI веке.
Однако действия Вашингтона в этом направлении вряд ли могут серьезно повлиять на экономическую интеграцию Тегерана и Москвы. По большому счету, лимит экономического давления на Иран был достигнут еще в прошлое президентство Трампа. Причем сменивший республиканца Джо Байден фактически продолжил эту политику — никакие санкции против Тегерана не были отменены. И это не только не помешало, а, наоборот, способствовало сближению Ирана с Россией по самым разным направлениям. Сейчас дополнительное давление со стороны США, скорее всего, будет иметь тот же эффект.
Конечно, администрация Трампа может пойти на более сложные и оригинальные шаги. Например, предложить России смягчение санкций в обмен на отказ поддерживать Иран. Но такое предложение потребует радикального пересмотра американской внешней политики, и при этом оно вряд ли будет встречено с большим энтузиазмом в Москве. Иран уже стал для России партнером, с которым она тестирует новую инфраструктуру международных отношений, независимую от Запада, и непохоже, что Москва готова свернуть эти эксперименты.
Да, тестируемые Кремлем инструменты далеко не всегда оказываются эффективными и порой слабо отвечают экономическим интересам России. Например, от снижения пошлин с Ираном значительно больше выигрывает иранская сторона, нарастившая экспорт в Россию. А российские экспортеры на этом направлении не выиграли почти ничего — по крайней мере пока.
Но подобные экономические мелочи вряд ли остановят Кремль в реализации его геополитических проектов. Иран превратился для России в почти идеального партнера по несчастью — ему тоже нечего терять в отношениях с Западом. А любые достижения в интеграции на иранском направлении будут обнадеживать Москву, что со временем такие же независящие от Запада решения ей удастся внедрить в отношениях с другими партнерами.
Читайте также на Carnegie Politika:
Никита Смагин