истории

«Я Майк, это Эмили, а в роли Честера Беннингтона — каждый из вас» Linkin Park вернулись с новой солисткой. А стоило ли?

Источник: Meduza

В сентябре американская рок-группа Linkin Park вернулась в новом составе: солиста Честера Беннингтона, который в 2017 году покончил с собой, заменила Эмили Армстронг, одна из основательниц группы Dead Sara. Далеко не все фанаты ее приняли — кто-то, например, реагировал цитатой из заключительного фильма о Гарри Поттере: «Как смеешь ты стоять там, где стоял он?» По просьбе «Медузы» музыкальный критик Лев Ганкин объясняет, почему возвращение Linkin Park — сомнительная затея, несмотря на смелое решение с солисткой-женщиной. 

«Так здорово снова всех вас видеть!» — произнес сияющий Майк Шинода, выйдя на сцену зала в Лос-Анджелесе, где возрожденная группа Linkin Park устроила живой прогон старых и новых песен для членов своего фан-клуба. В самом начале концерта прозвучала композиция «The Emptiness Machine» — лид-сингл из предстоящего студийного альбома «From Zero». Первые куплет и припев исполняет Шинода, на втором рядом с ним появляется вокалистка Эмили Армстронг, которая только что присоединилась к Linkin Park (другой новый музыкант в составе группы — барабанщик Колин Бриттейн). 

К Армстронг, разумеется, приковано всеобщее внимание — ей предстоит заменить в Linkin Park покончившего с собой в 2017 году Честера Беннингтона, одного из самых ярких рок-фронтменов поколения. Впрочем, когда дело доходит до представления участников, Шинода со сцены в Лос-Анджелесе формулирует это немного иначе: «Я Майк, это Эмили, а в роли Честера Беннингтона — каждый из вас». 

Из двух громких реюнионов, о которых стало известно на рубеже лета и осени 2024 года, воссоединение Linkin Park — определенно более интригующая история. В случае со звездами брит-попа из Oasis речь пока идет о серии ностальгических концертов — правда, из стана ансамбля поступали и намеки на издание нового альбома, но подробности пока остаются неизвестны. К тому же творческую форму братьев Галлахер мы можем оценить без труда — оба в последние годы активно выпускали музыку порознь.

У американской группы и стартовая позиция была тяжелее — историю ансамбля оборвала не бытовая драка, как в случае с Oasis, а трагическая смерть одного из лидеров, — и планы на сегодняшний день выглядят более амбициозными. Это запись и издание альбома, штурм хит-парадов (песня «The Emptiness Machine» уже добралась до четвертого места в Великобритании), а также мировой тур в обновленном составе. 

К замене Беннингтона Linkin Park опять-таки подошли творчески, взяв на борт девушку, а не какого-нибудь умелого имитатора из кавер-бэнда — история знает не так уж много примеров ансамблей, в которых ведущий вокал в ходе эволюции менялся бы с мужского на женский или наоборот. Big Brother & the Holding Company, Fleetwood Mac, группа «Браво» — вряд ли в этом списке будет больше дюжины названий. Linkin Park готовы к нему примкнуть, как будто бы начав все заново, с нуля, — на это прямо указывает и заголовок ожидающегося в ноябре реюнион-альбома «From Zero». 

В числе прочего приглашение Армстронг снимает часть этических вопросов, неизбежно возникающих вокруг реюниона Linkin Park. Старший сын Честера Беннингтона уже успел обвинить музыкантов ансамбля в том, что те не чтят память его отца, — но эта претензия имела бы смысл, если бы группа устроила кастинг на роль «нового Честера» на манер, скажем, регулярных конкурсов имитаторов Элвиса в его усадьбе Грейсленд в Мемфисе. Формально Майк Шинода и его коллеги имели полное право заняться отбором солистов — в конце концов, и сам Беннингтон в 1999 году присоединился к группе как раз по результатам прослушивания, он не входил в число ее отцов-основателей. 

Вместо этого Linkin Park сделали хитрый ход — и взяли на борт молодую вокалистку, которая по определению обречена петь старые песни не так, как это делал Беннингтон. Правда, в биографии Армстронг нашлись свои темные пятна — связь с церковью сайентологов и поддержка актера Дэнни Мастерсона, осужденного по обвинению в сексуализированном насилии. За последнее она принесла официальные извинения — мол, действительно однажды пришла на судебное заседание по делу Мастерсона, но потом разобралась, что к чему, и порвала с ним отношения. 

Несмотря на оригинальное решение «проблемы Беннингтона», в названии «From Zero» все же слышится и определенное лукавство. Единственная опубликованная на сегодняшний день песня новых Linkin Park «The Emptiness Machine» едва ли похожа на свежий старт. Трек звучит как выжимка, реферат всего, что группа играла раньше: от патетических припевов — как в классических «Crawling» или «Numb», — до мелодичных поп-роковых куплетов, как в альбоме «One More Light», ставшем для Беннингтона последним. 

Хорошая новость — в том, что музыканты, судя по всему, соскучились по творческому процессу и получают от происходящего удовольствие: на выступлении в Лос-Анджелесе, которое в прямом эфире транслировалось на YouTube, никто не отбывал номер. Группа выдала энергичный часовой сет, близко к тексту исполнив с десяток хитов, а Армстронг, хоть и заметно волновалась, ни разу не сфальшивила, в том числе в непростых скримо-эпизодах. Поэтому старые поклонники — за вычетом пуристов, в принципе не готовых воспринимать Linkin Park без Беннингтона, — вероятно, в массе своей могут быть довольны. Другой вопрос — что группа сегодня может предложить тем, кто не рос на ее песнях? 

Четвертьвековая дистанция позволяет без предубеждения проанализировать стратегии ансамбля на рубеже 1990–2000-х — и трезво отнестись к результатам их применения. Прилипший к группе ярлык «ню-метал» зачастую подразумевал ту или иную степень критического пренебрежения, поэтому легкость, с которой Linkin Park объединили в своем звучании сразу три магистральных поп-музыкальных стиля эпохи (жесткий альтернативный рок, хип-хоп и электроника), долго оставалась недооценена. 

Между тем путь Майка Шиноды к этому синтезу был достаточно любопытен — он признавался, что влюбился в тяжелый рок через семплы произведений этого жанра в рэп-композициях Beastie Boys или Public Enemy, то есть воспринял его в уже обработанном, синтезированном виде. В то же время в лице Джозефа Хана группа заполучила собственного штатного специалиста по семплингу, скрэтчингу и прочим диджейским техникам — его вклад позволил добавить в уже готовую рэп-роковую мозаику еще одну яркую краску. 

Сама установка на поиски общего языка между стилями и направлениями, вроде бы привыкшими благополучно существовать по отдельности, была максимально созвучна ветрам времени: 2000-е — эпоха мечты об инклюзивном глобалистском пространстве, в котором былые разделительные линии можно будет сдать в утиль. Баснословные тиражи альбомов группы — особенно по меркам уже атакуемой интернет-пиратством индустрии — виделись веским аргументом в пользу этой идеи. 

В ту же точку били и тексты песен Linkin Park, в основу которых, как правило, ложилась рефлексия Честера Беннингтона — хотя непосредственным автором стихов, человеком, приводившим их в законченную форму, судя по всему, чаще оказывался Шинода. Переживший в детстве сексуализированное насилие, всю дорогу боровшийся с разнообразными зависимостями, подверженный тяжелым депрессивным состояниям, Беннингтон на фоне деловитых соратников по группе казался белой вороной — но именно его опыт делал полную экзистенциальной тоски лирику Linkin Park аутентичной, заслуживающей доверия; каждый хриплый вопль — как борозда по сердцу. 

То, что в ином контексте воспринималось бы как рок-клише, превращалось в пылкое и честное высказывание от первого лица — с ним могли идентифицировать себя десятки и сотни тысяч слушателей. Те, например, кто, как и фронтмен Linkin Park, осознавали свои проблемы с ментальным здоровьем, — песни ансамбля поспособствовали дестигматизации этой темы в поп-музыкальном мейнстриме (то есть и тут тоже осуществили инклюзивное по своей сути действие). Те, кому приходилось предпринимать существенные усилия для того, чтобы удержать психику в норме. Те, кто, как лирический герой песни «In-Between» из альбома «Minutes to Midnight», не могли понять, что требует от них большего напряжения — ежеминутно играть роль или, наоборот, быть собой. 

Эти инновации — как сугубо музыкальные, так и смысловые, содержательные — и создали миф Linkin Park. В нем Честер Беннингтон стал кем-то вроде Курта Кобейна для поколения миллениалов — он сумел привлечь к группе широчайшую аудиторию из людей, в остальном имеющих совершенно разные вкусы, и сделал ансамбль рекордсменами не только в пресловутом ню-метале, но и вообще в рок-музыке 2000-х. В отличие от иных рок-героев, у Linkin Park не было ярко выраженной субкультурной идентичности — они с первых дней метили в универсальные хитмейкеры и успешно ими стали. А в их методах, кажется, было поровну трезвого расчета и сырых эмоций, кропотливого анализа данных и острой, проницательной интуиции. 

Воссоединение группы может нарушить этот хрупкий баланс. Ведь Беннингтон пришел в Linkin Park не только ярким и эмоциональным фронтменом, но и носителем особой рок-подлинности. Музыканты вспоминали, что над ранними и, вероятно, лучшими в дискографии альбомами «Hybrid Theory» и «Meteora» именно он работал с максимальным остервенением: ему, переехавшему в Калифорнию из Аризоны ради своей рок-мечты, привыкшему в прежней жизни порой ночевать где придется, действительно было что терять. 

За шанс оставить позади былые невзгоды и неурядицы, дать отставку демонам прошлого солист готов был отдать все — и хрипел в микрофон до потери голоса не потому, что так учили, а потому, что к этому у него лежала душа. Каков бэкграунд Эмили Армстронг — кроме связи с сайентологами и десятилетия, проведенного в составе типовой ретро-рок-группы Dead Sara? Что у нее болит? И где? И насколько сильно? И хочет ли она — и может ли — об этом поговорить? 

А Майк Шинода, идеолог и куратор этого реюниона, — как он видит внутреннюю динамику обновленных Linkin Park? В своей первой, классической итерации ансамбль многое сделал для того, чтобы преодолеть вавилонское столпотворение языковых моделей — рока, хип-хопа, электронной музыки; придумать для них своего рода музыкальное эсперанто. Сегодня именно на этом эсперанто говорит фактически вся шоу-индустрия — скорее «чистые» жанры, наоборот, кажутся атавизмом из далекого прошлого. 

Тем временем тема психического здоровья в популярной музыке также звучит едва ли не громче остальных: концепция переживания травмы, столь важная для Linkin Park на пике карьеры, легла в фундамент не только поп-культуры, но и социальной жизни целого поколения. Зачем этому поколению группа Linkin Park? Какое сообщение — и на каком языке — она должна нести, чтобы отразить его чаяния и не превратиться в ностальгический аттракцион? 

«Я Майк, это Эмили, а в роли Честера Беннингтона — каждый из вас». Красивая фраза, на которую аудитория в Лос-Анджелесе предсказуемо откликнулась громом аплодисментов. Но ответы на вопросы о месте возрожденных Linkin Park в текущем культурном пейзаже, о конструировании нового мифа с Эмили Армстронг в главной роли, о стиле, саунде и месседже музыки ансамбля все-таки предстоит искать не нам — а его непосредственным участникам.