истории

Россияне будут платить больше налогов. Путин ведет войну на эти деньги? Или все-таки на доходы от продажи нефти и газа? Выпуск рассылки «Сигнал» на «Медузе»

Источник: Meduza

С февраля 2022 года россияне регулярно слышат в свой адрес: «Раз платите налоги — значит, финансируете войну». На это обычно возражают: российский бюджет наполняется в первую очередь деньгами от продажи нефти и газа, а налоги россиян — капля в море. Но российские власти озаботились и этой «каплей». Они занялись «совершенствованием налоговой системы» — проще говоря, повысили налоги для граждан. 

Имейл-рассылка «Сигнал» от создателей «Медузы» разбирается, действительно ли война идет «на наши налоги» и можно ли сделать российскую налоговую систему справедливой.

Этот текст впервые опубликовал в имейл-рассылке «Сигнал» 3 июня 2024 года.  Мы обновили его 10 июля — после того, как законопроект о повышении подоходного налога прошел три чтения в Госдуме. Подписаться на «Сигнал» можно здесь.

Сама по себе фраза «на наши налоги» используется в самых разных контекстах. С ее помощью упрекают чиновников: мол, вы даже дороги построить не можете, а живете на наши налоги. И с ней же предпринимают попытки самокритики: на наши налоги убивают людей, а мы продолжаем платить. Но лишь немногие россияне понимают, сколько налогов они на самом деле платят — и куда именно идут эти деньги.

Главный источник пополнения российского бюджета — нефтегазовые доходы, то есть налоги на добычу и экспорт углеводородов. И недовольство западными странами, которые одной рукой вводили ограничения для россиян, а другой покупали у России нефть и газ, в целом верно. 

Но вклад нефтегазовых доходов уже много лет снижается: еще в 2014-м на них приходилось больше половины поступлений в федеральный бюджет, а по итогам 2021-го — уже около 40%. В 2023 году они обеспечили чуть меньше трети всех федеральных сборов. Не то чтобы экономический блок правительства активно пытался слезть с «нефтяной иглы» или отложить сверхдоходы от нефти на черный день. Дело в том, что нефть дешевела, а санкции и другие меры изолировали российскую экономику. 

Тридцать с небольшим процентов все еще внушительный показатель. Однако если посмотреть на консолидированный бюджет (то есть не только федеральный, но и все региональные), то вклад нефти и газа выглядит менее впечатляюще: всего 15% всех поступлений за прошлый год. 

Для сравнения: на сборы от налога на доходы физических лиц (НДФЛ) в 2023 году пришлось 11% всех доходов консолидированного бюджета — не сильно меньше нефтегазовых денег. Еще весомее вклад граждан выглядит на уровне региональных бюджетов — туда поступает основная часть сборов подоходного налога. На НДФЛ в 2023 году пришлось больше трети всех налоговых доходов регионов. 

Шесть с половиной триллионов рублей — а именно столько российские власти получили в 2023 году от НДФЛ — существенная сумма. Скажем, этого бы хватило, чтобы полностью покрыть расходы федерального бюджета по статье «Национальная оборона». 

Вклад граждан России в бюджет не ограничивается подоходным налогом. Россияне платят множество других сборов — как напрямую (например, за недвижимое имущество и транспорт), так и косвенно, просто делая покупки: в цены товаров заложены налог на добавленную стоимость (НДС) и акцизы. Налог на прибыль, который платят российские компании, составляет около 40% региональных бюджетов. 

К налоговому бремени россиян иногда относят и социальные взносы — это отчисления работодателей в фонды социального страхования и на пенсии (30% от зарплаты наемных работников и фиксированная сумма для ИП). Строго говоря, это нагрузка на бизнес, но опосредованно она сказывается и на людях. Ведь чем больше компания отчисляет налогов, тем неохотнее она нанимает новых работников, внедряет инновации и расширяет деятельность.

Оценить единую налоговую нагрузку россиян непросто: она может отличаться в зависимости от источников дохода, имущества в собственности и личной потребительской корзины. Но она, безусловно, выше пресловутых 13% или 15% (ставки НДФЛ). Для среднестатистического гражданина РФ с учетом косвенных налогов она достигает 30–40%.

Посмотреть, сколько вы и ваш работодатель отдали за вас государству, можно на сайте Налоговой службы. Но предупреждаем: открытие может быть неприятным. 

Получается, россияне все же финансируют войну?

Это сложный вопрос.

Любые налоговые платежи, включая отчисления граждан, финансируют деятельность российского государства, а оно ведет войну с Украиной. Большинство поступлений в бюджет, говоря чиновничьим языком, «не окрашены», то есть попадают в общий котел и могут пойти на любые цели. 

Деньги граждан в основном не идут на военные расходы — как минимум напрямую. Сборы НДФЛ, как уже было сказано, зачисляются в региональные и муниципальные бюджеты, а траты на войну направляются из федерального. Но тут вот какое дело: чем больше налогов собирают регионы, тем меньше они нуждаются в финансовой поддержке центра. Благодаря налоговым платежам россиян высвобождаются ресурсы на, как прямолинейно сформулировал министр финансов Антон Силуанов, «безусловный» расходный приоритет: «Все необходимое для фронта, все необходимое для победы». 

Впрочем, в последнее время Силуанов в своих публичных выступлениях будто бы забыл про этот принцип. Объясняя, зачем нужно «совершенствовать налоговую систему», министр обещает, что дополнительные поступления от увеличенного НДФЛ и налога на прибыль пойдут исключительно на «социальные цели». 

Гипотетически это возможно. Власти могут создать специальный бюджетный фонд, отчислять сборы в него и прописать, что средства фонда могут идти только на финансирование социальной сферы. Примерно так же устроены дорожные фонды: туда зачисляются топливные акцизы и транспортный налог, а расходовать деньги можно только на ремонт и строительство дорог. 

Или вот пару лет назад, когда ставку НДФЛ повысили до 15% для людей с доходами свыше 5 миллионов рублей в год, дополнительные сборы решено было тратить на помощь детям с редкими заболеваниями. Цель благая, но лучше было бы все-таки поинтересоваться мнением граждан, комментировал позднее декан экономического факультета МГУ Александр Аузан: «Меня одно не устраивает: это должен решить налогоплательщик. Я должен решить — на орфанные заболевания, или на приюты для пожилых, или на новые медицинские технологии».   

Он один из российских экспертов, которые уже много лет продвигают идею «селективных налогов». Практическое воплощение этой концепции в далеком 2017-м предложил Центр стратегических разработок под руководством бывшего министра финансов Алексея Кудрина. Там тогда готовили альтернативную программу развития России и среди прочего хотели дать людям возможность распорядиться хотя бы частью своих налоговых платежей. Предполагалось, что граждане чуть ли не в личном кабинете на сайте налоговой смогут помечать, на какие цели пойдут 10 процентных пунктов из НДФЛ. 

Похожие практики есть в странах, где ситуация с подотчетностью власти обществу намного лучше. Классический пример — церковные налоги. Так, в Италии налогоплательщики могут выбрать, куда направить религиозный налог: католической церкви, иной религиозной организации (из числа официально признанных итальянскими властями) или на помощь наименее обеспеченным людям. А в Японии по желанию можно перечислять часть своих налогов в бюджет родного городка или деревни: власти страны задумали эту меру как форму поддержки малых поселений, теряющих деньги из-за урбанизации. 

Но ничего подобного Минфин делать не собирается. Предполагается, что все дополнительные сборы от повышенных НДФЛ и налога на прибыль — а это примерно 2,5 триллиона рублей — отправят в общий котел федерального бюджета. Это поможет высвободить ресурсы для тех целей, которые российские власти сочтут самыми важными.

Никакие налоговые новации, которые могли бы дать россиянам больше контроля над тем, сколько и на что граждане платят налогов, всерьез не рассматривались. Тот же Кудрин с соавторами, например, предлагал обязать граждан перечислять свой НДФЛ и страховые взносы самостоятельно, чтобы «повысить политическую активность граждан» (тогда это еще можно было официально формулировать в качестве благой цели!). 

Российские власти в такой активности граждан, конечно же, не нуждались. НДФЛ и социальные отчисления в России списываются автоматически: человек этих денег не видит и на них не рассчитывает. Это обеспечивает хорошую собираемость, а к тому же не оставляет у человека чувства, что он что-то заплатил государству и может чего-то требовать взамен.

Формально выразить народную волю в отношении налогов должны депутаты Государственной думы, которые утверждают закон о бюджете. Но понятно, что российский парламент если когда и выполнял эту функцию, то давно уже перестал. Подавляющее большинство россиян и вовсе не знают, чем заняты депутаты. 

Знаменитый принцип «No taxation without representation» («Нет налогам без представительства»), с которого в XVIII веке началась война американских колоний за независимость от Британской империи, в России выполняется с точностью до наоборот: налоги есть, а представительства нет. 

А за что россияне были бы готовы платить налоги?

Если очень коротко — за хорошие школы, больницы и социальные услуги. 

Вот три модели материальных отношений граждан с государством.

Первая — патерналистская: вся страна совместными усилиями производит разнообразные блага и складывает их в общий котел, а государство их оттуда справедливо распределяет: по потребностям, по заслугам и так далее. К современной России это, конечно, никакого отношения не имеет.

Другая модель — «крыша»: мирные люди откупаются от вооруженной группировки, чтобы та их не грабила и защищала от других вооруженных группировок. Так можно описать и отношения древних земледельческих племен с какими-нибудь викингами или половцами и современные отношения малого бизнеса с рэкетирами. 

Россияне действительно довольно высоко ценят безопасность — по крайней мере, стабильность гражданам важнее «стремления к неизвестному». Другое дело, что государству в вопросах своей защиты граждане не особенно-то и доверяют. Даже по данным провластных соцопросов (когда такие исследования еще можно было проводить), до половины россиян были лишены чувства личной безопасности где бы то ни было (раз, два). Не имеют успеха и призывы ввести специальный «военный налог» — такую инициативу аж дважды (раз, два) безуспешно продвигала партия «Справедливая Россия — Патриоты — За правду». 

Есть и третья модель: граждане платят налоги прежде всего за социальные услуги и бытовые удобства. То есть воспринимают свои отчисления как своеобразную зарплату медикам, соцработникам и всем, кто улучшает повседневную жизнь в стране. 

В 2018-м году российские эксперты — в том числе и вышеупомянутый экономист Александр Аузан — провели опрос. 58% респондентов заявили, что готовы платить больше, если смогут сами решать, на что направить дополнительные сборы. Среди приоритетов у российских налогоплательщиков по итогам опроса лидировали здравоохранение, школы и социальное обеспечение.

Последнее, как отмечал Аузан в интервью «Дождю», очень впечатлило чиновников: «Они сказали: „Как же так? Школа хоть для своего ребенка, а социальное обеспечение ― это же для страны“. Я говорю: „Видимо, наши граждане вообще дозрели до того, чтобы налоги употреблять не только для собственного удовлетворения“». 

Ровно к тем же выводам спустя три года пришли и исследователи из Высшей школы экономики: 60% опрошенных отдали приоритет медицине, социальной помощи и улучшению качества школьного образования. Оборона и безопасность, по словам экспертов, «отошли на второй план в „народном бюджете“ на фоне пандемии коронавируса и вызванного ею кризиса». 

Российские власти и до полномасштабного вторжения в Украину фактически придерживались модели «крыши» в специфической интерпретации, описанной в начале девяностых экономистами Мансуром Олсоном и Мартином Макгуайром. Это так называемая концепция оседлого бандита.

Олсона и Макгуайра заинтересовало, как функционировали власть и экономика в Китае в «эпоху милитаристов» (1910–1920-е годы), когда страна была фактически поделена между многими полевыми командирами. Среди них выделялся Фэн Юйсян. Ему удалось взять верх над многими своими конкурентами и заручиться поддержкой населения подконтрольных земель. 

По версии Олсона, секрет успеха Юйсяна был такой: из кочующего бандита, который грабит поселение и отправляется дальше, он решил превратиться в оседлого. Он обирал людей не полностью, а так, чтобы у них оставались ресурсы жить и работать дальше, чтобы стабильно платить правителю «ренту» — то есть дополнительный доход, которым грабитель был волен распоряжаться как угодно. 

Примерно таким образом действуют и современные автократы, писал Олсон. Они распоряжаются собранным с населения, руководствуясь собственными интересами, которые часто подразумевают исключительно военную мощь и влияние на мировой арене. 

В этом смысле, по Олсону, главное отличие демократий даже не в том, что правители в них ведут себя совсем не как бандиты. Просто демократическим политикам гораздо чаще приходится считаться с интересами граждан, иначе можно проиграть на выборах. Поэтому собранные с людей налоги они вынуждены направлять на предоставление все более продвинутых общественных благ, которые включают не просто защиту граждан от насилия, но и гарантии их политических прав.

В России сейчас существует только рента. С нефтегазовой все понятно. Но и граждане тоже фактически ресурс: доход приносят, а собственных интересов у них не предполагается. И даже «социальные цели», на которые предполагается пустить дополнительные налоговые доходы, — это, собственно говоря, не более чем подновление инфраструктуры, чтобы рента с граждан лучше собиралась.

Неожиданное открытие, которое мы сделали, пока готовили это письмо

До 1851 года в Великобритании действовал налог на окна. Это было довольно изящной формой прогрессивной шкалы налогообложения. Большое число окон в доме могли себе позволить более обеспеченные люди, к тому же окна не спрячешь от налогового инспектора. 

Но многие все же снижали налогооблагаемую базу: закладывали окна кирпичами, чтобы платить меньше налогов, а жилища бедных могли и вовсе строиться без окон. Жить без дневного света и свежего воздуха не просто невыносимо, но и вредно для здоровья, так что одними из самых активных противников налога на окна были медики.