истории

«Все, что нам кажется светом» — первый индийский фильм в программе Канн за 30 лет, один из самых сильных в программе Две медсестры уезжают из Мумбая в деревню на берегу моря. Обе мечтают о любви

Источник: Meduza

Одна из самых любопытных премьер Каннского кинофестиваля 2024 года — картина «Все, что нам кажется светом» индийской постановщицы Паял Кападиа. Это ее игровой дебют (до этого Канны уже награждали ее документальный фильм). Главные героини фильма — две медсестры, которые уезжают на сутки из Мумбая, после чего их жизнь меняется. Кинокритик Антон Долин рассказывает о картине, у которой есть все шансы взять «Золотую пальмовую ветвь».

Две медсестры в Мумбае снимают комнату вместе и работают в одной больнице. Старшая, Прабха (Кани Кусрути, недавно получавшая приз на Московском кинофестивале), уже не без труда вспоминает мужа: вскоре после свадьбы тот уехал на заработки в Германию и с тех пор не возвращался. У младшей, Ану (Дивья Прабха), есть парень Шиаз (Хридху Харун), но им негде встречаться — он из строгой мусульманской семьи, ее родители-индуисты родом из Кералы и намерены подобрать для дочери подходящего мужа из ее социальной среды. Однажды Прабха и Ану на сутки покинут чужой для обеих мегаполис и окажутся в деревне на берегу моря. Именно там любовные истории обеих получат неожиданное продолжение. 

«Все, что нам кажется светом» — фильм постановщицы Паял Кападиа, первый индийский в каннском конкурсе за тридцать лет. Смотря картину, укорененную в иной социальной и культурной среде, сперва неизбежно восхищаешься экзотикой — от незнания, но быстро забываешь об этом аспекте. Картина Кападиа зачаровывает, предлагая зрителю не только историю, но целую вселенную, невзирая на подчеркнутую камерность и скромный бюджет. Чудо этой маленькой и в самом деле будто сияющей картины — в том, насколько непринужденно и естественно она вводит неофита в универсум Мумбая (где в любом случае все друг другу чужие), эмоционально подключая к переживаниям и затаенным желаниям героинь. 

Вопрос языка и культурных границ стоит и перед самими персонажами фильма. Актриса Дивья Прабха сама родом из Кералы, говорит и снимается на языке малаялам; ее героиня ощущает себя так же неуютно, как и многие другие. Это работает на интригу и смысл картины: друг или любовник — прежде всего тот, с кем ты сможешь объясниться, кто захочет тебя услышать и понять. В конечном счете перед нами не экзотическое путешествие на восток, а универсальная и интуитивно понятная визуальная поэма о поиске любви. 

Это второй фильм Кападиа, чье имя три года назад прославила документальная картина «Ночь незнания». В Каннах тот фильм наградили «Золотым глазом», недавно учрежденной премией за лучшую неигровую картину. Потрясающе сплетая документальную хронику с атмосферой фантазии и сновидения, режиссерка рассказывала о масштабных студенческих протестах против националистической политики властей. За кадром звучало любовное письмо — девушка обращалась к возлюбленному, с которым ее разлучило кастовое неравенство. 

«Все, что нам кажется светом», игровой дебют Кападиа, продолжает ту же эстетику. Начиная с панорамы мумбайских дорог, фильм встраивает выдуманные судьбы в реальный антураж, сталкивает актрис с прохожими на улице, пассажирами метро, пациентами и персоналом больницы, жителями прибрежной деревни. Образуя эстетическое единство, Кападиа тут же нарушает его, вплетая в ткань изображения эсэмэски возлюбленных или смешные фотографии респектабельных женихов из дейтинговых приложений. 

Название контрастирует с колоритом картины: «Все, что нам кажется светом» погружен в полумрак или полную тьму. Ану и Прабха, чье имя означает «божественный свет», начинают работать затемно, возвращаются в сумерках. Но именно в кромешной темноте, с удивительной чуткостью запечатленной оператором Ранабиром Дасом, любые проблески или вспышки могут показаться даром свыше. Это мы ощущаем, например, во время свидания Ану с Шиазом: в таинственной пещере при свете фонарика они рассматривают древние барельефы и изваяния со стертыми лицами. Цель Кападиа — оживить и одушевить архаику, каждую минуту фильма двигаясь к исполнению желаний двух одиноких героинь.     

Тревога и томление сполна отражены в звучащих за кадром фортепианных пьесах. Их написала Эмахой Тцеге-Мариам Гебру, эфиопская монахиня, которая умерла в 2023 году на сотом году жизни в израильском монастыре, где провела последние сорок лет. Ее невероятная биография и небольшое, но самобытное музыкальное наследие отвечают свободолюбивому и космополитичному духу фильма, в центре которого — выбор и путь женщины. 

Прабха получает посылку с новенькой рисоваркой: замирая от удивления, они с Ану читают на этикетке надпись «made in Germany». Что это, напоминание об уехавшем муже? Он обещает вернуться или это его прощальный дар? В другой сцене Ану тайно протягивает пациентке, у которой в двадцать четыре года уже трое детей, противозачаточные таблетки (контрацепция обошлась бы той слишком дорого). А вот тональность меняется: Ану с Прабхой и влюбленным в нее доктором делают УЗИ беременной кошке — и слышат биение четырех сердец.

То, что становится драмой для другого, может быть благословением для тебя. Парвати (Шайя Кадам) работает в том же госпитале и собирается бросить его, вернувшись в родную деревню. Дом, где она живет в Мумбае, сносят, муж перед смертью не оставил ей документов на квартиру, компенсация не полагается. Когда Прабха и Ану помогают Парвати переехать в когда-то оставленное жилище — электричество давно отключено, значит, и тут нехватка света, — для обеих освобождение от сковывающей повседневности оборачивается разрешением тупиковых конфликтов. В документальную стилистику картины впервые, но удивительно органично встраивается магия. Финал, собирающий всех главных героев вместе, озарен в буквальном смысле слова неземным светом звезд. 

Вполне можно квалифицировать фильм Паял Кападиа как феминистскую и социальную драму. Ану обязана кутаться в бурку, чтобы пробраться на свидание в мусульманский квартал, Прабха с Парвати бросают камни в рекламный щит с анонсом строительства квартир «для привилегированных». Однако «Все, что нам кажется светом» выходит за рамки политического высказывания, становясь манифестом того личного — в любом смысле слова, — которое противостоит диктату общественного. Касается это и индивидуального, ни на что не похожего киноязыка, под конец фестивальной программы наконец-то подарившего усталым зрителям чувства свежести и, невзирая на всеобъемлющую тьму, оптимизма.