истории

«Саван» Дэвида Кроненберга: после смерти жены классик хоррора снял свой самый личный фильм В нем герой Венсана Касселя построил кладбище, на котором можно с помощью камер следить за разложением усопших

Источник: Meduza

На Каннском фестивале показали «Саван» Дэвида Кроненберга — режиссера, который вот уже 55 лет снимает интеллектуальное кино под видом жанрового. Кроненберг — создатель боди-хоррора: его «Судороги» и «Бешеная», вышедшие в 1970-х, стали классикой этого направления. В новом фильме, основанном на личной драме режиссера, герой Венсана Касселя разрабатывает новый, высокотехнологичный вид ритуальных услуг. Антон Долин рассказывает, как Кроненберг исследует скорбь с помощью фантастического сюжета.

Пока изобретенный им боди-хоррор превращается в самый модный жанр фестивального кино, 81-летний Дэвид Кроненберг пытается освободиться от уз телесности, с предельной откровенностью говоря о скорби и любви. Пытается, но не может. Его «Саван» — тревожный, запутанный и максимально личный фильм, в котором нашлось место и знаменитому неполиткорректному юмору канадского классика, и его вечной трансгрессивной программе — попытке выйти за пределы человеческих возможностей, не ударяясь в мистику. Даже в самых невероятных сюжетах Кроненберг остается принципиальным атеистом и материалистом. 

50-летний Карш (Венсан Кассель), оплакивает свою жену Бекку (Диана Крюгер), умершую от рака. За годы, прошедшие с ее смерти, он так и не смог смириться с утратой. Чтобы не расставаться с возлюбленной, Карш разработал новаторскую технологию, которая получила название GraveTech. Высокотехнологичный саван, в который заворачивают покойника, по сути, становится универсальной камерой, транслирующей медленное разложение покойника на экран, установленный прямо на могиле. Близкие всегда могут повидаться с любимым мертвецом.

Звучит странно, а на экране смотрится еще причудливее. Недаром привлекательная брюнетка, пришедшая на свидание с Каршем, после прогулки по кладбищу испаряется — у любой эксцентричности есть границы, у любой скорби предел. Свидание, кстати, было назначено в принадлежащем Каршу ресторане «Саван», расположенном на том же кладбище. Событие задает тон повествованию: его сквозная, почти комическая, но одновременно и мрачная сюжетная линия — попытки героя найти нового сексуального партнера. 

В «кастинге» участвуют сестра умершей Бекки — похожая на нее, как две капли воды, Терри (вновь Крюгер), жена умирающего клиента — теряющая зрение Су-Мин (Сандрин Холт), а также разработанная специально для Карша виртуальная помощница Ханни, которая умеет принимать обличие игривой блондинки или пушистой коалы (ее также озвучила Крюгер). Но победить Бекку, продолжающую являться Каршу в его воспоминаниях и снах под магически-туманную музыку Ховарда Шора, никому не удается. Со времен «Автокатастрофы» (кстати, напрямую процитированной в самой откровенной сцене) Эрос и Танатос не сходились в фильмах Кроненберга так близко, почти до неразличения. 

Семь лет назад умерла жена режиссера, Кэролин. Это переживание легло в основу его фильма. В отличие от умозрительных и холодных «Преступлений будущего», сатирических «Звездной карты» и «Космополиса», жанровых «Оправданной жестокости» и «Порока на экспорт», новая картина Кроненберга — интимное и пронзительное исследование собственной скорби, в котором аналитическое мышление и юмор должны помочь совладать с эмоциями. Неслучайным образом Кассель превращен на экране в автопортрет режиссера — узнаваемы прическа, манеры и даже интонации. 

Ютьюб-шоу «Радио Долин» просит о помощи. Власти РФ запретили размещать рекламу у «иноагентов», и теперь команда проекта может рассчитывать только на зрителей. Все варианты, как поддержать шоу, — по этой ссылке.

Предыдущее сотрудничество режиссера с французским актером — «Порок на экспорт», где тот играл вора в законе по имени Кирилл. Русская тема — ключевая и для «Савана», хотя Карш по сюжету — канадец с белорусскими корнями. Параллельная интрига посвящена таинственным вандалам, взломавшим GraveTech и разгромившим высокотехнологичное кладбище. В дело вступает конспирология, которой увлечена Терри.

Вскоре начинает казаться, что за саванами Карша охотятся одновременно китайские спецслужбы и российские хакеры — ведь нет лучшего способа следить за людьми, чем внедрить оборудование в могилы их близких. А Карш как раз собирается оборудовать такие же кладбища по всему миру. С другой стороны, все это может оказаться параноидальным бредом, выдуманным айтишником Мори (Гай Пирс) — бывшим мужем Терри, также не желающим смириться с одиночеством и яростно ревнующим экс-жену к Каршу. Недаром именно он создал AI-ассистентку для героя Касселя. 

Есть в фильме и более значимый «русский след». Карш, чья жена была правоверной еврейкой (поэтому ее тело не было кремировано), однажды вспоминает о «деле врачей» и паранойе Сталина, решившего истребить еврейских докторов. После чего начинает подозревать онкологов Бекки — один из них когда-то был ее профессором, а потом любовником — в умышленном убийстве и использовании органов жены. Однако предполагаемый «убийца в белом халате» пропал без вести, предположительно, в Исландии, и узнать истину уже не получится. 

«Саван» начинается кадром с лежащей в гробу мертвой женщиной. Ракурс и фон отчетливо отсылают к «Мертвому Христу в гробу» Ганса Гольбейна-младшего, шедевру Северного Возрождения, который часто трактуют как возмутительно атеистическое высказывание — тело со следами разложения точно не сможет воскреснуть. Дополнительную славу полотну принесло его обсуждение Мышкиным и Рогожиным в «Идиоте» Достоевского: по мнению блаженного князя, «от этой картины у иного еще вера может пропасть». Трудно не вспомнить, что заканчивается роман встречей тех же двух героев у тела убитой женщины, которую любили они оба. 

Кроненберг свободно играет с двусмысленностями — например, обыгрывает родство понятий «крипта» (как захоронение), «компьютерное шифрование» (cryptography) и «криптография» (как тайнопись или теория заговора). Многозначен образ савана: он скрывает тело и одновременно показывает его, проникая буквально внутрь костей, а еще напоминает о Туринской плащанице. «То была фальшивка, мои саваны настоящие», — с гордостью замечает Карш. Перспектива воскрешения и жизни после смерти — такая же фальшивка. 

Бессмертия во вселенной Кроненберга не существует, над поисками глубинного смысла он горько смеется. Вся конспирологическая линия «Савана» нужна лишь для того, чтобы выразительнее описать нашу неспособность принять смерть близкого, смириться с ней, перестать искать причину и назначать виновных. Зато существует любовь до гроба, а вместе с ней — бесконечная пытливость искусства, лишенного стыда и ограничений в стремлении прикоснуться к самому ценному и важному, сохранить память об умершем. Хотя бы в форме изменчивого экранного образа.