истории

«Мегалополис» — то ли грандиозный, то ли чудовищный фильм Фрэнсиса Форда Копполы (а может, все сразу) Зрители в Каннах и нервно аплодировали, и кричали: «Буууу!»

Источник: Meduza

На Каннском кинофестивале прошла премьера «Мегалополиса» — фильма Фрэнсиса Форда Копполы, над которым он работал в последние 40 лет. По сюжету гениальный архитектор Цезарь Катилина (Адам Драйвер) пытается превратить Нью-Йорк в утопический город, но ему мешает мэр Цицерон (Джанкарло Эспозито), который мечтает уничтожить соперника. Фильм получился настолько странным, что кинокритик Антон Долин с трудом нашел слова, чтобы его описать.

Обновление. 18 июня стало известно, что фильм «Мегалополис» Фрэнсиса Форда Копполы все-таки нашел прокатчика — им стала студия Lionsgate. Но рекламную кампанию фильма режиссеру предстоит оплатить из личных средств, сообщает The Hollywood Reporter. Сумма может составить $15–20 миллионов долларов. Lionsgate в свою очередь обязуется выпустить фильм в 1500 кинотеатрах, в том числе и в формате IMAX.

Плохие фильмы встречаются значительно чаще хороших, но самая большая редкость — фильмы, ставящие в тупик даже опытного рецензента. Чудовищен «Мегалополис» Фрэнсиса Форда Копполы или изумителен? Неповторимо оригинален или нестерпимо претенциозен? Может, настолько плох, что уже хорошо? Или все-таки плох до той радикальной степени, где переход в иное качество невозможен?

Одно ясно: забыть опыт этой премьеры не удастся никогда и никому. Недоверчивый смех в зале: «Он это всерьез или издевается?» Злобные дружные «буууу!», смешанные с яростными аплодисментами. Перформанс в середине сеанса, когда на сцену внезапно вышел человек с микрофонной стойкой и стал задавать вопросы персонажу Адама Драйвера, а тот с экрана отвечал. Причем в содержательном смысле этот эпизод проходной, его исчезновения никто бы не заметил. В этом весь Коппола: устроить что-то необъяснимо мудреное на том месте, которое обычный человек счел бы пустым. 

Попробуем снизить градус эмоций, бурление которых само по себе говорит в пользу фильма, а не наоборот. Прежде всего, «Мегалополис» невозможно воспринимать как попытку рассказать внятную и правдоподобную историю. Коппола, тщеславно вынесший свое имя на титр с названием (когда-то он так же вписал его в заголовок «Дракулы» Брэма Стокера), дал фильму и подзаголовок — «A fable». То ли басня, то ли притча. 

При первом выходе на публику герой Адама Драйвера читает монолог Гамлета. Смиряться под ударами судьбы ни он, ни Коппола не намерены, оба выбирают «быть»: гордыни им не занимать. Но и в Шекспиров не рядятся. Куда больше драматургия картины похожа на мистерию в средневековом или барочном духе, где каждый персонаж не столько живой человек, сколько аллегория или персонификация. Например, обожаемый и не раз воспетый Копполой Нью-Йорк — на сей раз снятый в Атланте, штат Джорджия, — здесь воплощает Римскую империю и окрещен Новым Римом. Формальной основой для интриги стал заговор Катилины.

Драйвер, цементирующий звание важнейшего американского артиста своего поколения (Коэны, Джармуш, Скорсезе, Спайк Ли, Майкл Манн, Гиллиам, «Звездные войны» — кто больше?), здесь носит гордое имя Цезарь Катилина. Он не столько предатель и властолюбец, сколько визионер и романтик, следующий Фрэнку Ллойду Райту и Роберту Мозесу, но живущий по заветам Руссо и Эмерсона. По профессии — изобретатель, архитектор и, прости господи, урбанист, получивший Нобелевскую премию за изобретение новаторского стройматериала мегалона. При его помощи он планирует возвести Новый Рим заново, предварительно уничтожив предыдущую версию. 

А мэр города (Джанкарло Эспозито из сериала «Во все тяжкие») носит имя Цицерон и олицетворяет разумный скепсис и прагматичный консерватизм. Вместо мегалона он выбирает бетон и сталь. Цицерон радеет за граждан и думает прежде всего о предоставлении им различных сервисов, амбиции Катилины его пугают и отвращают. Одна беда: родная дочь градоначальника Джулия (ослепительная Натали Эмманюэль, лучше всего известная по роли Миссандеи в «Игре престолов» и серии гоночных боевиков «Форсаж») по уши влюбилась в Цезаря и готова завоевать его любой ценой. Кого воплощает Джулия? «Я хочу стать статуей Свободы», — беззастенчиво признается она. Одновременно с этим Цезарь оплакивает гибель своей жены Санни Хоуп (его обвиняли в ее убийстве, но потом оправдали). Санни, видимо, аллегория безвозвратно ушедшего на дно прошлого, с которым хочет, но никак не может порвать Цезарь Катилина. 

Что-то подобное можно сказать о самом Копполе, также разрывающемся между страстью к стильному ар-декошному ретро (штаб-квартира героя расположена в верхушке Крайслер-билдинга) и футуристическим визионерством. В образе Цезаря 85-летний режиссер предлагает нам не слишком замаскированный автопортрет. Ведь стоивший 120 миллионов и придуманный 40 лет назад фильм, ради которого автор продал свои виноградники, — такой же утопический проект, как идеальный Мегалополис Катилины. Цицерон язвительно предупреждает: нет той утопии, которая не превратилась бы в антиутопию. Быть может, но ни Коппола, ни Цезарь не боятся воплощать свои грезы, чего бы это ни стоило.  

В фильме есть обаятельно-кустарная компьютерная анимация, гигантская массовка — сцена парада в Новом Риме неожиданно отсылает ко второму «Крестному отцу», вырвиглазные декорации и сюрреальные костюмы Милены Канонеро (она работает с Копполой со времен «Клуба „Коттон“»), напоминающие не о Древнем Риме или Нью-Йорке 1930-х, а о клипах гангста-рэперов. А еще очень много нервической музыки любимца Копполы — аргентинско-еврейского композитора Освальдо Голихова (без самых помпезных тактов Седьмой симфонии Бетховена тоже не обошлось). 

Кроме упомянутого треугольника персонажей в событиях фильма принимают участие и другие. Старый патриций-банкир Хамильтон Красс III (Джон Войт, ровесник Копполы), чей персонаж воплощает крупный капитал; телеведущая и инфлюэнсерка Вау Платинум (Обри Плаза), олицетворяющая продажные массмедиа; хитрая весталка и поп-певица Веста Свитуотер (Грейс Вондервол) и подлый завистливый кузен Катилины по имени Клодио (Шайа Лабаф большую часть фильма ходит густо накрашенным, в женском платье) — аватар Трампа и прочих популистов. Он равно ненавидит Цицерона, Катилину и Красса, каждому из которых завидует. Хотя Клодио настолько карикатурен, что всерьез считать его злодеем не получается.

Настоящие враги главных героев — собственные непомерные амбиции. Иных конфликтов в фильмах Копполы, творца Майкла Корлеоне и полковника Курца, никогда и не бывало. 

В титрах и на экране вы также встретите Дастина Хоффмана, соблазн приглашения которого был, видимо, непреодолимым, но толковой роли для него Коппола не придумал; по первоначальному замыслу вместо него должен был сниматься недавно скончавшийся Джеймс Каан. Сестра режиссера Талия Шайр и его племянник Джейсон Шварцман попали в «Мегалополис» по знакомству, что они делают на экране — тоже неясно. Зато можно уверенно сказать, что Лоренса Фишберна взяли за его выразительный глубокий голос, которым он время от времени комментирует происходящее, играя роль «от автора» — и одновременно служа персональным ассистентом Цезаря Катилины. 

Коппола утверждает, что вдохновлялся «Игрой в бисер» Гессе, но даже следа внутренней дисциплины магистра Кнехта в нем нет. Напротив, он весь состоит из мальчишеского бунтарства и подросткового протеста, столь странных и прекрасных для патриарха кино. Сотворенное им восхитительное безобразие быстро устает притворяться кинематографом, сначала перенося действие в Колизей и делая его откровенно цирковым, а к финалу переизобретая жанр сатурналий. Тем больше пространства для оператора-экспериментатора Михая Малаймаре — младшего, с которым Коппола так полюбил сотрудничать в фильмах последней четверти века. 

Ютьюб-шоу «Радио Долин» просит о помощи. Власти РФ запретили размещать рекламу у «иноагентов», и теперь команда проекта может рассчитывать только на зрителей. Все варианты, как поддержать шоу, — по этой ссылке.

Персонажи переходят на латынь, экран троится в глазах, Джулия шпарит наизусть Марка Аврелия, а Клодио выступает перед народом с пня, вырубленного в форме свастики. Звучит лозунг «Вся власть народу», и это уже совсем некрасивый троллинг. До зрителей или избирателей в фильме, отогнанных за сетчатые заборы, ни Копполе, ни Катилине, очевидно, нет никакого дела. Слишком долго отец-основатель Нового Голливуда пытался ублажить публику, разлюбившую его после великих шедевров 1970-х. Теперь он от души отвечает ей взаимностью. 

Вряд ли возможно судить о «Мегалополисе», само название которого разоблачительно, в терминах успеха или провала. Какими бы ни были кассовые сборы, картина — самое высокобюджетное авторское кино за всю историю — не имеет шансов окупиться. Критики ее, вероятно, раздавят: интересно, побьет ли она антирейтинг «Джека», самого ненавидимого фильма Копполы. Вряд ли она получит приз в Каннах. Но режиссер, который и без того первый в истории дважды лауреат «Золотой пальмовой ветви», явно не пытается никому понравиться. И уж точно не рассматривает «Мегалополис» как бизнес-проект. Он хотел одного: осуществить мечту, к которой бескомпромиссно и безудержно стремился полжизни. И вот она, длиной два часа восемнадцать минут. Чего еще можно желать? 

Разве что обретения магической способности Цезаря Катилины — приказать времени остановиться и в самом деле его заморозить. Из всех своих безумных идей Коппола дольше всего одержим этой — застрять во времени, преодолеть старение и смерть. О борьбе с этими процессами вся трехчастная сага «Крестный отец», ей же посвящены такие непохожие друг на друга «Дракула», «Джек» и «Молодость без молодости». «Мегалополис» выглядит таким невероятным усилием остаться в истории, что будто замораживает и останавливает саму карьеру Копполы на пике не растраченного им до сих пор подросткового максимализма. Трудно себе представить, что после этого режиссер снимет что-то еще. 

По мысли автора, эликсиром вечной юности способно стать лишь подлинное искусство: архитектура, литература или музыка. И уж тем более кино, когда-то названное Тарковским «запечатленным временем». Коппола и не думал переносить на экран то время, которое проживаем, обдумываем и чувствуем мы с вами. У него оно свое собственное — из изобретенного им стройматериала, вполне пригодного для постройки экранной утопии. Романтизм побеждает прагматизм. Пусть Рим или Канны — название которых ведь родилось в той самой Римской империи — обратятся в руины, Коппола будет только рад создать вместо них собственный, лучший воображаемый мир.