истории

«Обещание» Деймона Гэлгута — роман о семейном проклятии на фоне политических потрясений в ЮАР А еще — о том, как важно бороться с несправедливостью в самые темные моменты истории

Источник: Meduza

Впервые на русском языке вышло «Обещание» южноафриканского писателя Деймона Гэлгута, в 2021 году получившего за эту книгу Букеровскую премию. В романе нарушенная клятва запускает цепочку трагических событий на несколько поколений одной семьи. Сюжет разворачивается на фоне пейзажей ЮАР и пересекается с историческими потрясениями, охватившими страну в связи с падением режима апартеида. Литературный критик Галина Юзефович рассказывает, как на первый взгляд роман о конкретном месте и конкретном времени становится универсальной историей о бесконечной борьбе с несправедливостью.

Деймон Гэлгут. Обещание. М.: Inspiria, 2022. Перевод Л. Мотылева

Не секрет, что в последние годы британская Букеровская премия перестала быть надежным ориентиром для читателя. Решения ее жюри стали (или, во всяком случае, стали казаться) настолько конъюнктурными и тенденциозными, что непоколебимая прежде вера в тождество понятий «букеровский лауреат» и «великолепная проза» если не полностью развеялась, то изрядно пошатнулась. На этом фоне роман южноафриканца Деймона Гэлгута «Обещание», получивший Букера в прошлом году, выглядит как долгожданная реабилитация престижной награды. В нем буквально возрождается ее величественный постколониальный дух со всеми привычными и значимыми для нас атрибутами — локальной проблематикой с одной стороны и эмоциональной универсальностью с другой.

В 1986 году, за восемь лет до падения режима апартеида, на смертном одре Рейчел Сварт, жена состоятельного фермера из Претории Мани Сварта, берет с мужа обещание отдать хижину, в которой уже много лет живет чернокожая служанка Саломея, той в собственность. Свидетельницей, а затем и невольной блюстительницей клятвы оказывается младшая из трех детей Свартов, замкнутая и странноватая 13-летняя Амор. Сначала она будет требовать исполнения обещания от отца, а после его смерти — от старших брата и сестры, раз за разом наталкиваясь на отказы, то раздраженно-недоумевающие, то равнодушно-пренебрежительные, но всегда предельно однозначные. Нет, земля не должна принадлежать чернокожей — даже речи об этом быть не может. И думать забудь — не было никакого обещания, а если и было, то грош ему цена. 

Нарушенная клятва темным проклятием ложится на семью Сварт: один за другим все ее члены умирают до срока, успев перед смертью сполна вкусить безумия, одиночества и бесчестия. Рушится — в прямом и переносном смысле слова — дом, выстроенный предками Свартов на земле Высокого Велда, а территорию их фермы захватывают скваттеры. Рушатся или оборачиваются форменным кошмаром браки, отношения и проекты каждого из них. Бизнес Мани Сварта обратится в пыль и в конечном счете убьет своего создателя. Роман, начатый старшим из детей Мани, истеричным и одаренным Антоном, так и останется незаконченным, а его брак оказывается бесплодным. Грех прелюбодеяния, совершенный средней сестрой, Астрид, не будет прощен и отпущен. И только Амор, вечный «человек с молоточком», будет год за годом стучаться в сердца родных, а Саломея — молча ждать справедливости под крышей своей ветшающей лачуги. 

Нетрудно догадаться, что все это «Падение дома Эшеров» на южноафриканский лад служит метафорой глубочайшего кризиса и распада страны, построенной на принципах несправедливости и в некотором символическом смысле погрязшей в грехе невыполненных обещаний точно так же, как погрязла в нем семья Сварт. Фоном для их растянувшейся на три десятилетия семейной трагедии служит деградация и упадок ЮАР в целом. На смену бесчеловечному режиму жесткой расовой сегрегации приходит радостный подъем межрасового единения при Нельсоне Манделе, но он оказывается недолгим — уже к концу 1990-х страна погружается в пучину криминального беспредела, коррупции и глубочайшего экономического кризиса. И кажется, что в самом сердце всех этих бед, в центре туго закручивающейся воронки национальной катастрофы лежит нарушенное пустяшное обещание, данное некогда умирающей белой женщине и молчаливой чернокожей старухе.

Впрочем, широкими мазками живописуя безрадостное прошлое и тревожное настоящее своей страны, Деймон Гэлгут не уходит в обезличенный политический памфлет. Его герои — не маски, призванные в доступной форме транслировать общественно-политические тезисы автора, но настоящие живые люди — несовершенные, трогательные, отталкивающие и притягательные. Следуя за каждым вплоть до его или ее преждевременной кончины, Гэлгут выступает для обреченных Свартов скорее в роли плакальщика и летописца, чем судьи или палача. Его взгляд исполнен сострадания и любви, и именно поэтому рассказываемая им история торжествующего рока оказывается настолько универсальной и эмоционально близкой даже жителям стран, лишенных специфического южноафриканского опыта.

Говоря об «Обещании» Деймона Гэлгута, трудно не вспомнить творчество другого великого южноафриканца, нобелевского лауреата Дж. М. Кутзее, и конкретно его роман «Бесчестье». Так же не идеализируя ни чернокожих, ни белых, Кутзее, как и Гэлгут, рассуждает в этой книге о заложенном в самом основании ЮАР первородном грехе несправедливости, отравляющем ее изобильную землю и проникающем в кровь каждого из ее жителей. 

Однако, в отличие от написанного 20 лет назад «Бесчестья», беспросветного и предельно пессимистичного, «Обещание» содержит в себе зерно надежды: Гэлгут видит шанс на изменение к лучшему там, где Кутзее созерцает лишь мрак. Сколько бы лет ни длилось ожидание, обещание еще может быть исполнено, и белая женщина и чернокожая старуха обнимутся посреди Высокого Велда. «Они близки, но далеки. Соединены, но разъединены. Одно из странных простых слияний, скрепляющих эту страну воедино. Едва скрепляющих, кажется порой». То светлое, чего не было видно из 1999 года, когда писалось «Бесчестье», из 2020 года, когда писалось «Обещание», все же просматривается. И для страны вроде нашей, замершей, пожалуй, в худшей за долгие годы точке своей истории, в этом хочется видеть некоторое персональное обещание — без всяких кавычек.