«Оккульттрегер» — новый роман Алексея Сальникова На этот раз не о чертовщине в реальной жизни, а наоборот: о ведьмах, ангелах и бесах, которые тоскуют по серости и быту

Литературный критик Галина Юзефович рассказывает о новом романе автора «Петровых в гриппе и вокруг него» Алексея Сальникова — «Оккульттрегер». В этой истории мистика выходит на первый план: главные герои книги — ангелы, бесы и ведьмы, которые живут в обычных хрущевках и мечтают о «нормальной» жизни.

Алексей Сальников. Оккульттрегер. М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2022

Для екатеринбуржца Алексея Сальникова таинственная, магическая изнанка реальности — территория, в общем, привычная. И в «Петровых в гриппе», самом известном и успешном его романе, и в более раннем «Отделе» присутствовало что-то волнующе иррациональное, отсылающее не то к древним мифам, не то к современным городским легендам. Однако если раньше магический субстрат присутствовал в прозе Сальникова на правах неясного мерцания где-то на периферии читательского зрения (при большом желании и «Петровых», и «Отдел» можно было интерпретировать в сугубо реалистическом ключе), то в новом романе писателя «Оккульттрегер» он впервые выходит на поверхность предельно явно, полно и свободно. Главные роли в истории, которую Сальников рассказывает нам на сей раз, исполняют ангелы, демоны и ведьмы (последних и именуют в просторечии оккульттрегерами), более или менее комфортно обжившиеся в небольшом безымянном городе на Урале и занятые там своим, если так можно выразиться, традиционным промыслом.

Впрочем, традиционность этого промысла и вообще верность героев своим амплуа может поначалу показаться читателю несколько сомнительной. Подобно булгаковской нечистой силе, сальниковские демоны (также известные как черти или бесы) хотят зла лишь в теории — в основном же довольствуются тем, что пробуждают в людях зависть, блистая своим нечеловеческим обаянием в социальных сетях.

Ангелы (на земле они представлены стратой херувимов) тоже не слишком похожи на ангелов в общепринятом понимании: особого добра они не творят — все больше сварливо проповедуют да по мере сил жгут глаголом сердца тех, кто готов их слушать. Выглядят же они и вовсе как бездомные — от несовместимости ангельской природы с земными обстоятельствами ангелы подсаживаются либо на алкоголь, либо на сахар: от первого страдают характер и мозг, от второго — зубы и эндокринная система.

Ведьмы-оккульттрегеры, пожалуй, единственные из всей этой странной публики заняты чем-то полезным: вместе со своими напарниками-гомункулами они подогревают города, в которых живут, «переосмысляя», трансформируя в тепло накапливающуюся в городе разрушительную энергию, а также изгоняют с подведомственной им территории опасную субстанцию — так называемую муть.

Между ангелами, демонами и оккульттрегерами за долгие века сформировался симбиоз, порой напоминающий обычную человеческую дружбу, а то и родство. Только херувим может оживить умершего или убитого оккульттрегера. Только черт может помочь оккульттрегеру — бессмертному, но, на манер Доктора Кто из одноименного сериала, с определенной периодичностью меняющему внешность и привычки — обустроиться в человеческом мире. Только оккульттрегер может обеспечить теплолюбивому демону нужную температуру, и только ему под силу развеять «муть», лишающую херувимов их специфического всепроникающего зрения. Но, как водится, в мирной до поры жизни нечисти на Урале возникает сразу несколько связанных между собой турбулентностей неясной природы, разбираться с которыми придется главной героине романа — оккульттрегеру Прасковье, живущей со своим гомункулом в небольшой хрущевской двушке и для прикрытия работающей диспетчером в принадлежащем чертям таксопарке.

В «Оккульттрегере» читатель с радостью встретит знакомые, полюбившиеся нам еще по «Петровым в гриппе» фирменные сальниковские приемы. Есть здесь и хитрой улиткой завернутый сюжет, в самом финале резко меняющий курс и вынуждающий немедленно вернуться к началу, чтобы заново сконструировать всю историю, попутно гадая, что же делать с недостающими или, напротив, лишними ее элементами (сюжет в «Оккульттрегере», как и в «Петровых», можно собрать сразу несколькими способами, на выбор). Есть здесь и пространные диалоги, которые у любого другого автора смотрелись бы утомительно, но у Сальникова беззаконно расцветают чудесными остроумнейшими пассажами, идеально приспособленными для цитирования и зачитывания вслух.

Знаменитый, безошибочно узнаваемый сальниковский язык тоже на месте: каким-то магическим — иначе не скажешь — способом по всем меркам избыточные, невыносимо подробные описания тривиальных действий (поставить на стол кружку, надеть варежку, заказать пиво) складываются у него из слов, явно не предназначенных для соседства, но при этом образующих безупречно гармоничные сочетания. Даже антураж остается если не в точности таким, как в прежних вещах писателя, то во всяком случае очень схожим.

На этапе без преувеличения всенародной славы «Петровых» популярной была дискуссия, что же все-таки представляет собой созданное Алексеем Сальниковым пространство — рай это или ад, беспросветная безнадега или нагретый человеческим теплом обжитой мир. В принципе, для обоих вариантов прочтения в романе имелись предпосылки, поэтому кто-то отшатывался от нарисованной писателем картины с омерзением, кто-то, напротив, зачарованно высматривал в ней родные черты. У обеих точек зрения были свои сторонники и противники — так, на стороне «адской» трактовки в дискуссию включился режиссер Кирилл Серебренников, в своей экранизации романа представивший русскую провинцию максимально убедительной, но при этом предельно жуткой и отталкивающей. 

В сущности, «Оккульттрегер» — продолжение той же скрытой полемики, только развернутой к читателю принципиально иной стороной. Если в «Петровых» материальная обыденность подсвечивалась изнутри зыбкой, почти призрачной инфернальщиной, то на сей раз Сальников делает нечто прямо противоположное: сквозь трансцендентный и в силу этого выморочный мир чертей, херувимов и оккульттрегеров у него проступает мир привычный, плотный, бытовой. 

Запертая в своем бессмертии и особой миссии Прасковья испытывает сосущую, неутолимую тоску по серенькому, тривиальному человеческому существованию, в котором есть место капризным детям, сварливым мамашам, скучной работе, мокрым носкам и трехлитровым банкам на подоконнике. И глядя на все это убогое житье глазами героини, навечно его лишенной, мы невольно начинаем видеть в нем красоту и утешительную надежность. Что может служить лишним доказательством того, что все же нет, конечно, выдуманный Сальниковым мир — осиянный любовью рай, а не ад.