истории

«Если я не могу сказать, что думаю, на фига я вообще нужна?» С 24 февраля Ева Морозова из ШКЯ рисует только антивоенные комиксы (вы наверняка видели их в соцсетях). Мы поговорили с художницей — о Путине и людях «с буквой Z в глазах»

Источник: Meduza

«ШКЯ (Шутки, Кайф, Яшперица)» — проект новосибирской художницы Евы Морозовой. Она рисует абсурдные комиксы с «уродливыми человечками», которые тонут в снегах Сибири, ругаются в троллейбусах и едят бабушкины макарошки с котлетками. С начала российского вторжения в Украину Ева публикует в соцсетях только антивоенные комиксы. Теперь персонажи ШКЯ спорят из-за политики, отказываются верить в проблемы в стране и попадают под дубинки ОМОНа. «Медуза» поговорила с художницей о том, как она отказалась от привычки быть «вне политики».

— Как персонажи ШКЯ пережили 24 февраля?

— За персонажей не скажу, я их не выделяю в отдельных личностей. Если меня спросят, я даже не сразу вспомню какие во вселенной есть герои.

— А вы? Где вас застала война?

— В этот день я болела и была слегка отупевшая. Про войну и до этого говорили, поэтому я сильно не удивилась тому, что произошло. Мой мозг даже не смог в полной мере понять, что это такое. Да и сейчас не понимает. Просто навалилось бессилие. Я ничего не планировала на 24 февраля и в итоге бо́льшую часть дня провалялась. Можно сказать, все прошло по плану. 

— Раньше ШКЯ был «вне политики». Сомневались ли вы — выкладывать антивоенные высказывания или нет? 

— Да, я раньше только изредка постила социальные штуки, и то не в виде картинок, а в виде ссылок на видео [Максима] Каца или на экологические петиции. Мне не очень нравится рисовать на социальные темы. Есть ощущение, что если начнешь этим заниматься, то увязнешь навсегда, а мне не хочется. Я говорю именно про творческую часть, а не про социально-политическую активность в целом. У каждого человека есть обязанности перед миром вокруг. Не может быть посторонних на планете Земля, мне кажется. 

24 февраля политика буквально ворвалась в мою жизнь и заняла все мысли. В комиксы всегда попадает то, о чем я думаю, так что смена тематики закономерна.

На самом деле не столько сама война пошатнула мой ум, сколько реакции людей, особенно близких. Если бы в моем окружении не было поддерживающих войну, то и картинок бы этих не было. Но дискуссия продолжается, мой мозг круглосуточно только и делает, что пытается найти аргументы, объяснить очевидное. Я каждый день просыпаюсь с этими мыслями.

Мне проще всего объяснить свою позицию через метафоры, а метафоры так и просятся быть нарисованными. У меня не было цели сделать социальный контент, картинки как-то сами «придумались», и пришлось их выложить. Кстати, тех, кому я адресовала мысли в комиксах, переубедить мне так и не удалось.

Я не сильно сомневалась перед тем, как что-то выложить. Если я не могу сказать, что думаю, на фига я нужна вообще? Меня так трясло от злобы, что невозможно было не выразить это физически.

Про последствия своего творчества я особо не думаю. То есть думаю в целом, но жизнь такая короткая и хаотичная! Можно постоянно просчитывать риски и бояться Путина, но умрешь ты, скорее всего, в ДТП или от болезни. Это может случиться даже через месяц. Поэтому незачем отказываться от возможности порадовать себя. Ну, это я сейчас так думаю — возможно, я еще огребу и пожалею. 

Какое-то время я переживала, что выкладывать социальные зарисовки от ШКЯ «не в тему». Это непривычный формат для группы. Темы картинок стали как бы более личными. Это уже скорее высказывания от первого лица.

Некоторые сотрудники магазина злились на меня: «Сейчас все отпишутся, что ты творишь?!» Поэтому я переименовала ШКЯ в Instagram и Telegram в «Ева Морозова». Так мне больше нравится вести канал. Количество форматов для меня расширяется, теперь не обязательно каждую мысль обличать в «жирняков».

— Многие другие исполнители и художники стараются отгородиться от войны. Как думаете почему? 

— Учитывая волну агрессии, которую поднимает такой контент, их можно понять. Комментаторы нанесли непоправимый урон моему сознанию.

С другой стороны, мне как будто открылся новый мир, отчасти ужасный. Однако, когда ты уже посмотрел в эту бездну, тебя мало что испугает. К тому же эти сюжеты просто сами «народились» у меня в голове, а кто-то, может, и не знает, что сказать в ответ на этот ужас.

Другие, возможно, более живо видят последствия таких высказываний. Не все хотят разбежавшись прыгнуть со скалы.

Конечно, я была бы рада, если бы больше людей хоть как-то реагировали. Ко всем неравнодушным я чувствую огромный прилив любви, который перевешивает ужас и разочарование от равнодушия.

— Есть ли эпизоды и комиксы ШКЯ, которые вы не выпустили из-за войны?

— У меня воз и маленькая тележка разных зарисовок, они ждут своего времени. Надеюсь, оно настанет. 

— Что изменилось в вашей жизни после войны?

— Географическое положение и отношение ко всяким бытовым неурядицам. Вспоминаешь проблемы, которые беспокоили тебя до февраля, и невольно смеешься. И, конечно, начинаешь радоваться простым вещам: понимаешь, что хоть ты на чемоданах и не знаешь, что будет завтра, но ты живой и на твой дом не падают бомбы.

На людей я тоже теперь смотрю по-другому — у каждого прохожего боюсь в глазах увидеть букву Z. Зато к остальным ощущаю обостренное чувство любви. 

После 24 февраля многое, можно сказать, «выкристаллизовалось», хотя делить все на черное и белое не стоит. Именно поэтому я так люблю Каца и часто его выкладываю. Он не теряет надежду донести до людей позицию дружелюбно и терпеливо, каким бы безнадежным ни казался мир. Многие говорят, что не нужно спорить, что можно просто назвать человека «ватником», отнести его в категорию безумцев и успокоиться. Это неправильно, от такой позиции нет положительного эффекта.

Тема войны важна для меня хотя бы потому, что я сама долго не видела проблем с правительством РФ и не понимала, почему люди паникуют, даже в 2014 году. Аргументированные объяснения подействовали на меня, а значит, могут подействовать и на других. 

— Вы за месяц, кажется, стали одной из главных антивоенных художниц. Комиксы ШКЯ путешествуют по социальным сетям. Главная иллюстрация, которой удалось передать происходящее, — тонущая лодка. Ее даже перевели на английский. Расскажите о ней.

— Картинка с лодкой была одной из первых «военных» картинок. Думаю, в ней самая удачная и понятная метафора — поэтому она так и разошлась, но я не ожидала такого размаха. Помню, я ее нарисовала после разговора с родственниками. У меня тряслись руки, а лицо горело от температуры. До сих пор, когда я выкладываю такие рисунки, у меня поднимается температура. 

— Еще один популярный комикс в последнее время — «как спорит Максим Кац и как спорю я». С кем вам спорить тяжелее всего?

— Ох, с родителями. Происходящее — это полезный урок, мне кажется. После таких событий невольно начинаешь присматриваться к себе, улавливать бескомпромиссные радикальные идейки и расформировывать их еще на стадии зародыша. Задаешь правильные вопросы себе, критически относишься к новым знаниям. Жить, когда почти ни в чем не уверен, тоже нехорошо, но зато ты вряд ли сгоряча отправишь войска в Украину. 

— В некоторых эпизодах вы показываете грустные российские реалии и серые пейзажи (например, «Сибирский Ромком» и «Моложе я не стал»). В России грустно жить?

— «В России грустно жить» — это одна из тех категоричных формулировок, которые я как раз пытаюсь расформировывать. Мне может быть грустно где угодно и весело где угодно. Критериев так много, что в одном предложении не уместить.

Декорации российских городов могут подталкивать к унынию, да, но лучше чтобы вместо этого — к неравнодушию и активной волонтерской деятельности! Кстати говоря, так и происходит. У нас в России много волонтерских организаций, именно волонтеры заставляют гордиться страной. Я восхищаюсь этими людьми. В глухом сибирском поселке стоят сортировочные баки для мусора, и стоят, конечно же, не потому, что это инициатива сверху. Такое мало где встретишь! 

— Как ШКЯ помогает вам пережить происходящее? 

— Благодаря картинкам и высказываниям я чувствую, что я не одна в пустыне безумия. Нас много, и есть надежда что-то изменить.

Обратный эффект от этого тоже есть, нередко хочется сбиться в стаю и начать ненавидеть людей «по другую сторону». Процитирую своего любимого Каца: «Когда вы решаете ненавидеть кого-то вместо того, чтобы вести диалог, вы начинаете работать на пропаганду». Люди, которые ощущают ненависть к себе с «противоположной стороны», убеждаются, что там находятся злодеи, и вряд ли начнут сомневаться в своей позиции. Мне грустно, когда люди презирают выборочную «категорию» людей. Это и есть зародыш нацизма. В него легко упасть и не заметить этого.  

— Как вообще появился этот стиль рисования?

— Я с детства рисую таких чувачков. Деформации мне более интересны для рисовки, да и к тематике подходят больше. Персонажи вечно вялые и тупые, они не заслужили быть красавчиками. Зрителю должно быть смешно от этих лиц, а уродливое обычно более смешно, чем красивое. Мой стиль сильно изменился за 10 лет, но остался уродливым — тут без изменений. 

— Почему люди смеются над ШКЯ?

— Чаще всего смешат несовпадения ожидания и реальности, контрасты, конфликты. Благо вся жизнь состоит из этого, готовые сюжетики лежат на поверхности — бери и используй на здоровье! В России, кажется, этих несостыковок особенно много, поэтому не исключаю, что жизнь тут может быть даже повеселее, чем много где. 

— Как сами персонажи ШКЯ изменились за время, что существуют?

— Опять же я не различаю персонажей. Мне, по сути, все равно, какие именно у них рожицы. Любого персонажа я могу перестать рисовать прямо сейчас и даже не замечу. Для меня важны рисовка и формат. Рисовка изменилась сильно, я не могу смотреть на комиксы 2017 года без ужаса. В 2030 году, наверное, с такими же чувствами посмотрю на то, что рисую сейчас. Если доживу. 

Я хочу экспериментировать с новыми форматами, потому что не люблю рисовать. Для меня комиксы — это вынужденная форма, она самая простая для моих целей. Я больше люблю видео со звуком, с музыкой. Я как раз начала осваивать эту форму, но президент России слегка подвинул мои планы. Не знаю, можно ли у вас материться, поэтому говорю без мата, но мысленно добавляю его. 

— Многие боятся, что из-за войны всем нам станет намного тяжелее понимать друг друга.

— Я думаю, что тяжелые времена могут делать людей лучше. Могут привести к последствиям, которые сложно представить. Это не обязательно будет плохо. Я говорю не про экономику, а про что-то метафизическое. В голове крутится «Мы как будто в легенде очутились, мистер Фродо».

— В одном из ваших комиксов герои спрашивают: «Как перестать так часто думать про Владимира Путина?» Вы часто о нем думаете? 

— Не особенно часто. Интересно думать о чем-то противоречивом, тут есть поле для размышлений. А персонаж вроде Путина слишком обычен, чтобы занимать ум.