истории

«Мой фильм — политический» Одри Диван сняла фильм об аборте и получила за него главную награду Венеции. Мы поговорили с ней перед российской премьерой

Источник: Meduza

Французская журналистка, писательница и постановщица Одри Диван неожиданно для многих получила «Золотого льва» — главную награду Венецианского кинофестиваля — за драму по роману Анни Эрно «Событие». Эта жесткая психологическая картина — рассказ о студентке, решившейся сделать аборт во Франции начала 1960-х, когда аборты в стране были запрещены. С режиссером фильма накануне его премьеры в России (в прокате с 20 января) поговорил Антон Долин.

— Каким образом вы пришли к замыслу этой картины, основанной на автобиографической книге Анни Эрно? Вы с писательницей как минимум принадлежите к разным поколениям. Как и с актрисой.

— Между нами возникла очень чистая и интересная связь. Чтение текстов Эрно, по сути, сформировало меня — именно как личность, а не «как женщину». Читая «Событие», я практически сняла фильм в своем воображении, настолько остро переживала книгу. Хотя тогда о конкретном планировании визуального стиля и общей эстетики мыслей еще не было. Но общее ощущение было сильнейшим, как и желание сделать фильм своеобразным физическим переживанием для зрителя — таким для меня стало чтение текста. Сначала я хотела передать это ощущение моей главной актрисе, Анамарии Вартоломей, и она тоже отреагировала на чтение сильно: как и я, узнала что-то новое о себе самой и изменилась.

— О каких изменениях вы говорите?

— О смелости, которая была необходима мне и ей, чтобы снять «Событие». О новом уровне честности. По-моему, этот опыт и соединил Анамарию и меня с Анни Эрно. 

— Как вообще вы выбрали Анамарию Вартоломей на эту роль?

— Главная героиня — студентка, изучающая литературу и мечтающая стать писательницей. Мне была нужна не просто исполнительница — мне был нужен интеллектуальный партнер. Встретив Анамарию, я сразу поняла, что она улавливает задачу: надо больше прятать в себе, чем показывать, играть иногда одними глазами. Я моментально решила взять ее на роль. Анамария — уникальная актриса и личность. Она человек счастливый и радостный, с очень сильной волей, она очень умна… Мечтала бы я обладать этими качествами в ее возрасте! 

— Сегодня во Франции аборты легализованы, это произошло еще в 1970-х. Но эта проблема остается серьезной для огромного количества стран. Что именно заставило вас снять этот фильм в 2021 году?

— Дело было так. Мой друг знал, что я когда-то сама прошла через аборт, и сказал мне: «Ты любишь Анни Эрно, тебе просто необходимо прочитать „Событие“». Только тогда я осознала гигантскую пропасть между тем, через что прошла я — аборт в медицинском заведении, — и нелегальным абортом в 1960-х. Мне казалось, что у меня есть об этом представление, но я ошибалась. Об этом так мало сказано, написано, снято… Это замалчивание, разумеется, носит политический характер.

Анни Эрно сказала мне, что из всех ее книг «Событие» была самой непрочитанной, не обсуждаемой вслух. Мне хотелось что-то противопоставить молчанию. Физическая боль и необходимость ее проговорить передались мне от героини книги. Мне необходимо было поделиться этим со всеми, вне зависимости от поколения и гендера.

Я понимаю, что для многих зрителей по всему миру рассказанная в «Событии» история более чем актуальна, пусть действие и происходит во Франции 1960-х. Поэтому мой фильм — политический, хотя он, надеюсь, художественное произведение, а не манифест. 

— Существует множество фильмов о нелегальных абортах, некоторые — в частности, «4 месяца, 3 недели и 2 дня» Кристиана Мунджиу, «Вера Дрейк» Майка Ли, «Никогда редко иногда всегда» Элайзы Хиттман — побеждали на международных фестивалях. Что помогло вам не испугаться повтора при обращении к теме?

— Я не способна думать над подобными вопросами. К тому же не так много снято фильмов об абортах, если сравнить их, например, с фильмами о Второй мировой. А ведь жертв было тоже немало.

Конечно, меня одолевали сомнения. Картину Мунджиу я очень уважаю, она мне близка интеллектуально, и поначалу я спрашивала себя, отважусь ли браться после нее за свой фильм. Но это глупый вопрос. Мунджиу рассказывает совершенно другую историю, ее время и место — Румыния при Чаушеску. Зачем сравнивать? Осознав это, я поняла, что во мне говорили предрассудки и страх. А раз уж книга меня настолько растрогала, что я буквально не могла перестать о ней думать, то важно только это, а не опыт других режиссеров. В этом я позволила себе быть эгоисткой. 

Мне самой необходимо было освободиться, преодолеть собственное желание молчать. Мы выросли, твердо зная, что аборты не тема, о которой следует говорить. Садясь на самолет, чтобы лететь в Венецию на пресс-конференцию к премьере «События», я задумалась: стоит ли мне упоминать о моем собственном аборте? Три года я не позволяла себе об этом даже заикаться. И только услышав, как свободно и открыто разговаривает об этом актриса Анна Муглалис, я поняла свою ошибку. Необходимо говорить. Нельзя бояться. 

— Одно дело решиться, другое — осуществить. Как вы и ваша актриса «присвоили» личный опыт Эрно, описанный в ее книге?

— Единственным способом добиться желаемого была предельная честность. Дошло до того, что съемки некоторых сцен причиняли нам нешуточные страдания. Когда мы снимали болезненную сцену со спицами, через объектив камеры я видела только лицо Анамарии. Но звук этой спицы ужасал меня, и я начала плакать — в какой-то момент настолько явно, что звукорежиссер попросил меня уйти с площадки и не мешать съемкам.

Ключевым же вопросом при съемках и монтаже для меня был ритм, выдерживание необходимых временных промежутков, индивидуально определяемых для каждой сцены. Нельзя быть слишком сентиментальной, сокращая страдания героини или актрисы на несколько секунд, но нельзя и продлевать их, иначе зритель увидит в этом нарочитую провокативность. Где-то между этими двумя неверными решениями и скрывается истина.

— Обращает на себя внимание и тонкая работа оператора Лорана Танжи. Временами она кажется почти документальной. 

— Главным было держать в центре кадра тело, не давать забыть, что за фильм мы снимаем: это вам не костюмное кино. «Событие», прежде всего, фильм о теле. С самого начала мы с оператором следуем за Анамарией, это своеобразный танец — согласованная хореография движений актрисы и камеры. Мы пытались передать ощущения героини, ее опыт, чтобы зритель вообще забыл об операторе.

В фильме много длинных планов, и актриса следует моим указаниям, а оператор уже идет за ее взглядом, фокус подчинен видению героини, а не наоборот. Мы смотрим на то, что видит она, но уже вслед за ней. Зритель должен ощутить то, что чувствует она. В сценах с Анной Муглалис это игра, в которой внимание переключается с одной актрисы на другую, следуя за взглядами героинь.

Все это репетировалось и прорабатывалось заранее, очень тщательно, и все равно во время съемки приходилось перестраиваться на ходу и отвечать на миллион крохотных вопросов, принимая то или иное спонтанное решение. Схожим образом мы работали и со звуком. Мы то внутри ее головы, то во внешнем мире со всеми его раздражающими шумами. 

— Музыку для «События» создавали композиторы из России Евгений и Саша Гальперины.

— Да, я была под огромным впечатлением от оригинального саундтрека, который они написали для «Нелюбви» Андрея Звягинцева. Эти темы были незабываемыми, и я подставила их под кадры моего фильма — казалось, что у нас нет времени, чтобы заказывать новую оригинальную музыку. А потом отправила это Гальпериным: «Ребята, мы не могли избавиться от ощущения, что ваша музыка идеально подходит для нашего фильма». И получили ответ: «Обычно мы ненавидим, когда кто-то использует нашу киномузыку для другой картины, но, надо признать, в этом случае у вас получилось!» Так они взялись за работу над «Событием». 

— Чем стал для вас венецианский «Золотой лев»?

— Колоссальным шансом. Фильму он был необходим. Когда я сняла «Событие», продюсер мне сказал: «Нам придется побороться за право показать этот фильм — и показать его не только во Франции». Но приз в Венеции открыл нам двери к кинотеатрам всего мира. Неожиданная судьба для такой картины, как моя.