истории

Почему ты не смогла меня спасти? Спецкор «Медузы» Ирина Кравцова рассказывает историю школьника из Перми, который устроил нарколабораторию в обычной квартире

Источник: Meduza

В январе 2021 года пермские полицейские задержали 16-летнего школьника и его «помощниц-близняшек»: по версии силовиков, они торговали запрещенными веществами. В полицейском пресс-релизе утверждалось, что подросток отдельно от родителей снял квартиру в обычном многоквартирном доме, чтобы «выращивать там клубнику», но в итоге оборудовал в ней нарколабораторию. В новостях отмечали, что задержанный прилежно учился и был отличником по биологии. Его близкие и учителя говорили, что он интересовался наукой; никто не мог предположить ничего дурного. Спецкор «Медузы» Ирина Кравцова съездила в Пермь, чтобы выяснить, как все было на самом деле.

Имена и фамилии героев этого текста изменены.

Вечером 4 января 2021 года маленькая худая блондинка Екатерина Степановна беспокойно ходила туда-сюда по своей крошечной комнате. За окном валил снег. Ее 16-летний сын Илья обещал вернуться к ужину, но его не было ни в шесть часов вечера, ни в девять, ни в полночь. Сначала он не брал трубку, а потом голос робота сообщил, что телефон выключен.

В два часа ночи Илью привели домой четверо полицейских. Екатерина Степановна обрадовалась, обняла сына, прижала его голову к себе. «Илюшка, ты что-то увидел?» — спросила она, предположив, что сын стал свидетелем какого-то происшествия. Илья и полицейские молча смотрели на нее. «Илюш, ну ты ведь ничего плохого не делал?» — испуганно спросила Екатерина Степановна. «Мам, я делал», — ответил Илья. 

«Шоколадку украл?» — опешив, спросила Екатерина Степановна. Не дождавшись ответа сына, посмотрела на полицейских: «Он шоколадку украл? Давайте я заплачу за нее? Или как-то отработаю, пол в магазине вымою?» Молчавший все это время полицейский с недоумением произнес: «О какой шоколадке вы ведете речь?» После чего сообщил, что Илью подозревают в продаже наркотиков. 

Позднее Екатерине Степановне пришлось отправиться вместе с оперативниками в другую квартиру на соседней улице — чтобы произвести досмотр и там. Пока силовики ходили с собаками по чужой трехкомнатной квартире «бомжовского вида», Екатерина Степановна стояла у порога, вцепившись в сына — готовая его защищать.

На столе она увидела десяток больших пыльных химических колб. В голове у нее пронеслось воспоминание, как они с еще 11-летним Илюшей ходили на барахолку: сын тогда увлекся наукой и мечтал ставить опыты. Мама купила ему маленькую колбу. Увидев, как сильно он обрадовался, по пути домой пообещала: «Илюшка, раз ты так рад, я со следующей зарплаты еще куплю!» Но потом «что-то все денег не было». 

О том, что сын снимает квартиру, Екатерина Степановна не знала, но догадывалась. Однажды даже хотела проследить за ним, но Илья сказал: «Мам, никакой квартиры нет, а если ты пойдешь за мной, я тоже тебе доверять перестану, тоже не буду тебя уважать потом». Она проплакала весь вечер. 

В разговоре с «Медузой» Екатерина Степановна вспоминает: когда они с Ильей стояли в этой чужой квартире во время обыска, то вели немой диалог — одними взглядами. Она тогда посмотрела на сына и «спросила»: «Ну что, закончим тот разговор? Все-таки снимал квартиру?..» Сын опустил глаза и моргнул утвердительно. Мать попыталась «сказать» ему: «Илюша, зачем же ты все это натворил?»

Их немой диалог прервал полицейский: «Без сигналов, пожалуйста».

Илюше не хватило котлеты

Мироновы — учительница начальных классов Екатерина и сотрудник ГИБДД Дмитрий — вместе с двумя сыновьями жили в одной комнате двухкомнатной квартиры в хрущевке на окраине Перми. Комнату Дмитрию «выделили» как сотруднику полиции, соседнюю занял его сослуживец.

Когда старшему сыну Роману было десять лет, а Илье четыре, они развелись. Перед тем, как съехать, Дмитрий упрекнул жену, что она какая-то «не пробивная». Екатерине Степановне велели сдать ключи от комнаты, потому что она перестала быть членом семьи сотрудника полиции. 

Она запаниковала, побежала к старшему по дому, и он разрешил ей жить в этой комнате вместе с сыновьями — до тех пор, пока младшему не исполнится 18.

В их маленькой комнате друг напротив друга стоят два дивана, еще в ней поместились два маленьких стола и шкаф. Мать спала на одном диване, сыновья — на другом. Вечерами с соседом по квартире толклись на крошечной кухне.

В семье был компьютер. Чтобы заработать на него, Роман после десятого класса ездил в Петрозаводск и все лето там «вкалывал». И, как владелец компьютера, сам распределял, кто и когда к нему подойдет. Матери он отводил два часа в воскресенье: «Мам, два часа твои, порадуйся». В эти часы Екатерина Степановна искала материалы для учеников и быстро выставляла оценки в электронном дневнике. Илья, по ее словам, редко имел доступ к компьютеру и был в этом плане «бесправным».

Через некоторое время сосед по квартире съехал из своей комнаты, и Екатерина Степановна стала иногда заходить в нее: «Постоять, просто территорию почувствовать». Иногда туда заходили и сыновья: что-нибудь попаять, поиграть на гитаре. Старший по дому сказал Екатерине Степановне, что занимать эту комнату она не имеет права, но может «заходить в нее посидеть». Со временем Екатерина Степановна «вытолкнула» в эту комнату часть мебели, чтобы в их комнате стало хоть чуть-чуть посвободнее.

Поступив в институт, Роман привел домой девушку Юлю, и всем им уже просто не было места в одной комнате. Решили, что в соседней комнате будут жить по очереди. Месяц — Илья (по ночам он там играл на компьютере; редкая возможность). Еще месяц — Роман с подругой. «Выходили оттуда счастливые», — вспоминает Екатерина Степановна. 

Сама она всю жизнь прожила «то в общагах, то еще где-то» и сыновьям сказала, что согласна быть третьей в очереди, но тоже хочет иногда жить в этой комнате: «Мне тоже хотелось утром потянуться по-женски, встать, в трусиках походить и свою музыку послушать, которая мне нравится».

Екатерина Степановна вспоминает, как однажды прожила в этой комнате целый месяц и была очень этим довольна: «В этой отдельной комнате я была такая, какая я есть, сама себе нравилась. Кукол везде рассадила, музон врубала, Ирину Круг, она мне очень нравится». Говорит, что стала «чуть глуховата» и сыновья часто ругали ее за громкую музыку — но все равно она была счастлива, потому что «наконец настало счастливое время, когда все были довольны и как-то уживались».

Потом начались скандалы. Роман и Юля подрабатывали, но денег в семье было в обрез, и даже еды часто на всех не хватало. Уходя на работу, Екатерина Степановна оставляла три котлеты: Илье, Роману и его девушке Юле. «Вдруг узнаю, что Илюше котлеты не хватило», — вспоминает она. Рома говорит, что хотел есть, съел две. «А младший брат есть не хочет?» — выговаривала ему мать.

Екатерина Степановна работала в школе в две смены и приходила домой около девяти вечера. И узнавала, что старший сын и его девушка «грубовато» обращались с Ильей: «Сюда не заходи, отсюда выйди — тут взрослая жизнь». Екатерина Степановна потребовала от Романа «прекратить эту семейную жизнь». Тот возразил: «Ты сама одинокая и другим жить не даешь!»

Когда наступала очередь Ильи жить в отдельной комнате, брат уже через неделю начинал говорить: «Слушай, пусти нас в ту комнату? Что мы с Юлей — будем спать с мамой на соседнем диване?» Илья уступал, но злился. Вечером Екатерина Степановна возвращалась домой и видела, что Илья напряжен: сидит за компьютером и у него «спина стальная». «По спине всегда можно определить, что ребенок себя нехорошо чувствует», — говорит она.

Неприятно жить с мамой

Во время нашего разговора Екатерина Степановна часто беззвучно плачет, очень стесняясь, что из-за этого выглядит «некрасиво, как Баба-яга». Говорит, Илья всегда ругал ее, когда она, проиграв ему очередной спор, от бессилия начинала плакать: «Терпеть не мог моих слез. Всегда говорил: „Мама, пойди успокойся, потом продолжим разговор“».

До восьмого класса у Ильи не было друзей. «Мне с ними не интересно», — объяснял он. Мать волновалась: «Сынок, тебе с людьми жить, ты о людях-то плохо не отзывайся». И велела, чтоб Илья «нормально с людьми общался».

Екатерина Степановна видела, что «сын себя любит», но чувствует себя неуверенно. В лицее он учился средне, уважением сверстников и учителей не пользовался. Никто, по словам матери, не говорил ему: «Илюшка, ты вообще крутой». Мать понимала, что для мальчика это плохо, и старалась его хвалить при каждом удобном случае. (Впрочем, восхищалась им она искренне.)

Когда Илья что-то паял, мать бежала к нему: «Илюшка, канифолью пахнет. Что паяешь? Слушай, как здорово у тебя получается!» Когда играл в видеоигры, восхищалась: «Илюш, ты как так уровни проходишь? Ты такой молодец!» Эта похвала, по мнению матери, была ему очень приятна. «Мам, посиди со мной», — звал ее сын, садясь играть. «Он в компьютере, а я тетрадки проверять с ним за край стола. Мне казалось, это и есть отношения, о которых я мечтала. Пацан с мамой время проводит, не сказал „пошла вон“, не отматерил», — вспоминает Екатерина Степановна. 

В восьмом классе Илья подружился с одноклассником — Алексом. И вскоре сказал матери, что хочет снять квартиру и жить отдельно (ему тогда было 15 лет). Екатерина Степановна приняла это на свой счет и очень расстроилась: «Сынок, а чего жить отдельно? Я не пью, не курю, с мужчинами не общаюсь, с утра до ночи на работе. Ты можешь пацанов домой приводить, на гитаре играть, тусоваться с ними». Но сын настаивал, и Екатерина Степановна сдалась. Накопила денег на один месяц аренды квартиры, сама подписала договор, решив: «Буду запрещать — только еще больше разожгу в нем желание. Пусть месяц поживет один, а там замучается убираться и готовить, сам прибежит».

В съемной квартире Илья поселился вместе с Алексом. Мать переживала: «Илюша, тебе будут в школе неприятные вопросы задавать. Два молодых парня живут вместе. Зачем?» Сын отвечал, что ему «пофиг». Она и мать Алекса привезли детям в квартиру их велосипеды. Затащив в квартиру велосипед сына, Екатерина Степановна торжественно объявила: «Парни, вот ваши велики, будете спортом заниматься!» «А парни заржали неприятным таким смехом», — вспоминает она.

Переехав, Илья изменился. «Раньше был такой душевный, говорил: „Мама, все будет хорошо, мы с тобой нормально жить будем“. А теперь постоянно „пофиг“, „пофиг“ и смех этот дурацкий. „Илюшка, ты стал какой-то другой“», — расстраивалась мать.

Она все время искала повод навестить сына: «Сижу в школе на переменке, хлеб с маслом жую, и трясти начинает — а вдруг он не ел?» После уроков срывалась к сыну. Илья говорил, что «это лишнее», еда у них есть — и «есть даже вкусная еда». И правда: она видела у них авокадо и ананасы, которые сама никогда не покупала. «Ни фига вы тут круто живете», — радовалась мать.

Сын говорил, что они с Алексом покупают все это и платят за аренду квартиры на деньги, которые зарабатывают производством роликов для ютьюба — хотя сами ролики Екатерине Степановне не показывали. Однажды она попросила ребят смонтировать ей видео для урока о правилах дорожного движения: «Парни, вы же у меня в этом асы». Они в ответ «заржали».

Однажды Илья рассказал матери, что Алекс «умеет воровать». Та сразу заплакала, сказала, что воровать не надо. Спросила: «А что вы воруете?» «Шоколадки», — ответил сын. «Как воруете?» — «Проходим мимо полок, Алекс кладет в рукав шоколадку, а за другую расплачивается». 

Мать испугалась, пообещала пожаловаться бабушке, которую «Илюша очень уважает». Он сказал: «Мам, зачем ты бабушку расстраиваешь? Я ведь не воровал. Просто это так прикольно, когда выходишь через турникет и понимаешь, что ты обманул государство, — чувствуешь себя сильным-сильным». 

Екатерина Степановна возмутилась: «Ты дурак? Сильным себя чувствует человек, когда бабушке помог. Приходи к нашей бабушке, она там одна в огороде колбасится. Вскопай грядки, ей очень тяжело. Приди мне помоги, да просто хоть мусор выкинь». Он отвечал: «Мам, это неинтересно, это такие подвиги, которые никто не заметит. А там я прямо чувствую, что я мужик».

Когда через некоторое время Илья пришел к матери и заявил, что больше в магазинах они с Алексом не воруют, та со слезами бросилась обнимать его: «Сынок, правильно, не делай этого! Я куплю тебе шоколадку, все деньги, какие есть, отдам, только не занимайся этим».

Потом Екатерина Степановна решила, что сын хочет жить отдельно, чтобы встречаться с девушками. Приходя в съемную квартиру, она бегло проверяла, не стоит ли где женская обувь, не лежат ли в ванной женские вещи, нет ли бутылок из-под спиртного. Говорила Илье: «Я все понимаю, я сама молодая была. Но возвращайся домой. Меня все равно дома нет целый день. Я вам тортик даже куплю, чтобы это все было романтично. Приходите. Обнялись, тортик покушали… Только предохраняться! Чтобы все было нормально».

Илья смеялся, говорил: «Мам, не в девочках дело». Мать не отставала: «Тогда почему? Почему в чужую квартиру?». «Я прямо его тюкала, и он даже злился. Придет ко мне голодный — перекусить. Я за свое, говорю: „Илюш, почему?“ Он говорил: „Мам, ты меня уже достала со своими вопросами почему. Мне с тобой неприятно жить. Поэтому я живу отдельно“».

Илья нашел форму заработка

Через два месяца, в конце восьмого класса, Илья вернулся жить домой. К этому времени он сильно сполз по учебе. Учителя в лицее, с которыми мать обсуждала успеваемость Ильи, говорили ей: «Екатерина Степановна, не переживайте. Илюшка хороший парень. Вы его пнете, мы со своей стороны пнем — выправится». А еще одна учительница сказала: «Он совсем перестал учиться. Ищите причину в чем-то третьем».

Летом 2020 года, после восьмого класса, Екатерина Степановна попросила Илью пожить у бабушки в деревне, потому что та умеет «через природу и разговоры привести ум в порядок». Илья провел у нее три дня, а потом заявил: «Дорогие мои женщины, мне надо в город. Я нашел форму заработка».

Мать снова начала переживать и сказала, что просто будет отдавать сыну немного денег из каждой своей зарплаты. Но тот настаивал, хотя не мог вразумительно объяснить, чем именно решил заняться. «А я Илюшке доверяю», — сказала бабушка. И он уехал.

Однажды Илья принес домой пять противогазов. Матери объяснил, что стащил их вместе с пацанами с заброшенного военного склада на улице Лядова. Примерял противогаз перед зеркалом и радовался, рассказывает Екатерина Степановна. Она говорит, что поняла тогда, откуда эта любовь к противогазам. Отец как-то принес с работы противогаз и показал его Роме и совсем еще маленькому Илье; они втроем играли, «и это было смешно, потому что не было опасно — противогаз болтался на мальчуковых детских головах». 

«Когда у пацанов была игра, они противогаз по очереди надевали, один типа захватывал. Ну, выигрывал всегда старший, потому что он сильнее. Он у Илюши отбирал противогаз, Илюшка всегда ревел. Для него это было больно». В домашнем альбоме даже осталась такая фотография — с противогазом.

Вернувшись из деревни в город, сын снова попросил снять ему квартиру. Мать «восстала против этого», но старший брат решение поддержал и сам подписал договор об аренде квартиры. «Старший [сын] был доволен, потому что они с девочкой жили в той комнате и им хотелось, чтобы дома было поменьше ушей», — с пониманием говорит Екатерина Степановна.

Квартиру — в ней снова поселился и Алекс — сняли в доме возле исправительной колонии № 32, расположенной прямо в Перми. Екатерина Степановна расстраивалась: «Илюшка, у вас колючая проволока за окном. Мне неспокойно». «А мы в окно не смотрим», — отвечал Илья. Окна у них всегда были зашторены.

Как и прежде, на попечении Екатерины Степановны дома остались животные Ильи: кот Паша и ящерица Катя. Корм для Кати она собирала на полянке возле дома. «Весь дом смеялся: „Что делаешь?“ — „Кузнечиков ловлю“. — „Для кого?“ — „Ящерицу кормить“», — рассказывает Екатерина Степановна.

Вскоре после того, как летом 2020 года Илья переехал на вторую съемную квартиру, ящерица убежала. Это к беде, решила склонная верить в приметы Екатерина Степановна. Сын это никак не прокомментировал, только упрекнул: «Плохо, что ты за моими животными не следишь». «Мальчишки у меня строгие», — констатирует мать.

Екатерина Степановна вспоминает, как однажды приехала к сыну, «вся нарядная красотка, после праздника в школе», а дверь ей никто не открыл. В растерянности она сидела на лавочке возле подъезда, а соседские старушки докладывали ей, что «парни там весело живут, поздно ночью уходят и ночью [же] возвращаются». 

На следующий день она приехала снова — на этот раз ребята оказались дома. Первым делом Екатерина Степановна «рысцой» пробежалась по всем комнатам. «Мам, ты чего носишься по чужой квартире?» — ошарашенно спросил Илья. «Я по вашей квартире, сынок, ношусь. Что у вас тут? Девчонки? Спиртное?» — допытывалась она. Потом спросила: «С вами живет посторонний мужчина?» — «Мам, ты нормальная, нет?» — не выдержал Илья.

В квартире валялся мусор, была разлита какая-то жидкость. Екатерина Степановна велела подросткам прибраться, а про себя сделала вывод: они «не пьяные и не под наркотой, но взгляд у них какой-то нехороший». После этого стала еще чаще навещать их: «Забегала, а сама зыркала по сторонам».

Иногда Илья с Алексом сами приходили к Екатерине Степановне. Она кормила их — обычно картошкой и бабушкиными грибами; «изысков» дома никогда не было. Сын — теперь — часто говорил ей: «Плохо ты, мама, живешь». «Илюш, да вроде нормально, я привыкла, потерплю, ты выучишься, будешь зарабатывать, поможешь мне квартиру купить или обустроить», — отвечала мать. «Ты вообще, мама, жить не умеешь», — вспоминает Екатерина Степановна, как на это реагировал Илья.

К началу девятого класса он отрастил длинные волосы и перестал их мыть. Носил только черные рубахи и раздобыл себе в секонд-хенде черную куртку: «Почему-то посчитал, что именно так он теперь должен выглядеть». Мать говорила ему: «Илюша… Я не знаю, как сказать, но тебе некрасиво. Ты худенький, у тебя очень узкое лицо, бледная кожа, длинные рыжие волосы — ты как поп выглядишь. Носи лучше бойцовскую стрижку».

Сын огрызнулся: «Мам, ты вообще не имеешь права по внешности высказываться. Ты тоже не красавица».

Илья обещает подарить большой подарок маме

Екатерина Степановна уходила в школу рано утром и возвращалась домой около девяти вечера. Работу свою она любила: по ночам проверяла ученические тетради, ставила с детьми спектакли, шила им наряды из всех тряпок, которые находила у себя, — «полдома изрезала им на костюмы».

Работая в две смены, она получала около 25 тысяч рублей — на эти деньги жила с сыновьями и еще помогала своей матери. Но еще ей хотелось доказать всем — и особенно бывшему мужу, — что «она тоже что-то может». Поэтому она купила «Ладу». В кредит, который потом выплачивала целых шесть лет и из-за которого часто говорила сыновьям: «Пацаны, сегодня без вкусного. У меня кредит не оплачен».

Зато на машине Екатерина Степановна гоняла в деревню и привозила оттуда еду, которую готовила вместе со своей матерью, овощи, фрукты и курятину. Она говорит, что всегда хотела заслужить уважение сыновей и ей казалось, что покупкой своей машины она его добьется. Сыновья в ответ укоряли ее, говорили, что «Ладу» она купила зря и больше для себя, а не для них. «Получается, они меня как бы ставят на место. Конечно, мне удобно, что я себя, королеву, на работу вожу», — расстраивается Екатерина Степановна.

Старший сын Роман начал работать еще школьником и «перепробовал все виды заработка»: был официантом, рекламировал и продавал сигареты, на старших курсах института устроился в техподдержку «Билайна». Там он сидел за компьютером по 12 часов в день, отвечал на звонки, помогал клиентам решать проблемы и жаловался, что в течение дня у него нет времени даже чаю попить, потому что отлучаться можно только на короткие промежутки времени, а за опоздания штрафовали. В шутку он просил мать провести ему через стену трубочку к чайнику. «В конце рабочего дня его всего трясло от злости. Он говорил: „Мам, как с вами, пожилыми людьми, трудно, вы такие бестолковые“», — вспоминает Екатерина Степановна. 

Илья посмеивался над братом. «Ромка, это плохой заработок», — говорил он. Брат отвечал: «Подожди, отучишься в институте и тоже будешь за копейки батрачить».

Наблюдая, как вернувшаяся вечером мать до середины ночи сидит за проверкой тетрадей, Илья выговаривал ей: «Ты так пашешь, вся выкладываешься и получаешь копейки. Государство наше плохое, мам, если оно не видит, как ты работаешь, и за твои старания не платит». Екатерина Степановна отвечала: «Зато люди меня уважают. Родители здороваются, ребятишки обнимают — это ведь тоже очень важно, чтобы чувствовать, что я нормальный человек». Но сын продолжал с ней «бодаться».

Денег на праздники в семье никогда не было, поэтому, когда Екатерине Степановне исполнилось 50, они с сыновьями и бабушкой просто собрались вместе, «вскипятили чайник». Старший сын подарил матери блокнот: «Мам, я дарю тебе этот блокнотик, чтобы ты все успевала». Глядя на это, младший засмеялся и сказал: «Мама, я тебе скоро подарю очень большой подарок». 

Екатерина Степановна, как всегда, решила ободрить его. «Конечно, подаришь», — обняв, поблагодарила. «Мам, очень большой подарок подарю тебе, — очень серьезно сказал Илья. — Квартиру подарю тебе». «Конечно, сынок, квартиру подаришь», — продолжила подыгрывать мать.

Вскоре после этого Екатерина Степановна заметила на тумбочке большую кучу крошечных полиэтиленовых пакетиков. Спросила у сына, откуда они взялись. Тот замешкался, потом сказал: «Мам, у тебя же всякие пуговки, бусинки для куколок. Так я для тебя заказал 100 штук». «Илюш, ты нормальный, нет? Зачем мне их сто?» — спросила мать. «Будешь на технологии для своих детей выкройки раскладывать», — нашелся сын. «Илюшка, и ведь правда! Какой ты молодец». Правда, в итоге сын выдал ей всего 20 пакетиков. Про остальные сказал, что потерялись.

Осенью 2020 года Илья, который уже учился в девятом классе, снова принялся просить брата, чтобы он заключил для него договор на съем квартиры (Илья и Алекс хотели жить там же, где и прежде). Роман отказался: сказал, что перебирается в другой город и ему неудобно ездить каждый месяц в Пермь, чтобы передавать хозяину квартиры деньги. Илья пришел с той же просьбой к матери. Екатерина Степановна ответила: «Нет, Илюш, ты уже нажился. Я реву, переживаю, по ночам не сплю, тем более учеба у нас пошла вообще по нулям. Я против. Возвращайся домой, не дури». И в сентябре Илья опять поселился дома.

Спустя пару месяцев, в ноябре, Екатерина Степановна заметила, что Илья часто где-то пропадает. Матери он говорил, что подружился с ребятами, они вместе гуляют и играют на гитаре. Мать успокоилась и даже обрадовалась, потому что боялась, что сын растет одиноким: «Думаю, ну слава богу, все-таки нормальный парень у меня, убрал свое высокомерие».

При этом она признается, что подозревала: сын опять начал снимать квартиру. Он отрицал, но мать настаивала: «Илья, я все равно найду эту квартиру. В нашем районе живут 60 моих родителей [учеников], тебя все равно увидят и мне все передадут. Они же все тебя в лицо знают», — говорила мать. «Ну попробуй», — отвечал Илья. 

Потом Екатерина Степановна решила «блефовать», потому что с детьми такое часто работает. «Илюша, тебя видели в доме около „Пятерочки“», — сказала она наугад. Сын вдруг испугался: «Около какой?» Мать почувствовала, что «горячо-горячо», «все-таки в какой-то квартире он и болтается» — но, заметив ее смятение, дальше он стал все отрицать.

Как-то Екатерина Степановна позвонила сыну, чтобы попросить подключить ее к зуму на школьное собрание в его классе. Илья ответил, что не придет, потому что занят. Мать в шутку пригрозила: «Так, я не знаю, где ты снова пропадаешь, но, если ты сейчас не прибежишь и все мне не включишь, я позвоню в милицию!» Илья появился на пороге через пять минут с перепуганным лицом. «Мам, так ты про милицию, и я скорей…» — пытаясь отдышаться, объяснил Илья свой быстрый приход. Екатерина Степановна не поняла: «Сынок, а ты чего так милицию-то боишься? У нас же папа милиционер».

Но запомнила, что этот метод работает. И когда оставшийся ночевать у друга Илья утром заявил ей, что в лицей не пойдет, потому что устал и очень хочет спать, мать — вновь наугад — сказала ему, что знает, что он «крутится» возле одного дома, и что она вызовет к этому дому полицию: пускай они выясняют, почему он «постоянно теряется, уроки не делает и тройки получает». 

«Мам, все, не психуй, уже идем в школу», — резко передумал Илья.

Все ищут миллионы

Новый, 2021 год Роман отмечал со своей девушкой в другом городе, бабушка была в деревне, и Екатерина Степановна с Ильей остались вдвоем. Мать уложила волосы, нарядилась, накрыла стол. Подсела к Илье и обняла его: «Илюша, слава богу, ты со мной. Это очень важно, значит, все будет хорошо». Говорит, что всегда верила в примету: как год встретишь, так его и проведешь, — и решила тогда, что раз они с сыном вдвоем, то в новом году он перестанет где-то пропадать и будет жить дома (Екатерина Степановна до сих пор в это верит).

2 января Екатерина Степановна поехала в деревню к бабушке. Вернулась утром 4-го и легла отсыпаться. Сын ушел гулять. Днем Екатерина Степановна проснулась, ходила по дому, жуя мандарины и подпевая телевизору. Съездила в магазин и купила себе сережки. «Подумала: „Имею право — заработала!“ И все было хорошо». А вечером суетилась у плиты, ждала Илью и не могла ему дозвониться.

Днем 4 января пермские полицейские задержали сестер-близняшек Марину и Ольгу, когда те, по их мнению, пытались сделать крупную закладку около подъезда одного из жилых домов. У полиции есть оперативная съемка, на которой видно, что они прячут в снегу большой пакет. Экспертиза показала, что в нем было около 50 граммов мефедрона.

Около четырех дня на подходах к своему дому задержали Илью. Его увезли в участок, где продержали до глубокой ночи — без родителей и адвоката. Только около двух часов ночи 5 января Илью доставили к матери. Обыскали квартиру. Пытались найти в тетрадях и записных книжках пароли от компьютера и телефона (сам Илья называть их отказывался). Потом повезли на экспертизу — проверить, употребляет ли Илья наркотики. Екатерина Степановна села в свою машину и отправилась вслед за ними. 

Экспертиза установила, что наркотики Илья не принимал. После этого его отвезли в СИЗО (позднее он рассказал, что «сидел там на стульчике в коридоре»), а мать отправили домой. Екатерина Степановна попросила: «Можно я с ребенком поеду?» Полицейские ответили: «Нет. Сидите, ждите новостей». 

В шесть утра 6 января Екатерине Степановне позвонили. Ей сказали ехать в квартиру, которую снимал несовершеннолетний Илья, — чтобы в ее присутствии провести там осмотр. 

Как следует из полицейской справки (есть в распоряжении «Медузы»), в этой квартире оперативники нашли более 100 граммов мефедрона. По версии полиции, Илья «произвел» это вещество «с целью незаконного сбыта». Кроме того, тут же изъяли около восьми граммов гашиша. Гашиш, по версии силовиков, Илья пытался «сбыть в составе группы». Также в квартире обнаружили три грамма МДМА.  

Пермское управление Следственного комитета завело уголовное дело по статье о производстве и сбыте наркотических средств в особо крупном размере. Илью суд отправил под домашний арест.

Екатерина Степановна вспоминает, что, пока оперативники проводили осмотр, они давали ей и Илье на подпись «целую кучу бумаг». Что было написано в этих документах, она даже не читала — но все подписала, потому что «полицейские попросили» — и потому что «даже подумать не могла, что это может навредить сыну». Адвокат позже ее за это ругал.

Защитник Ильи Николай Кизик, с которым связалась «Медуза», «в интересах своего клиента» отказался комментировать его дело. «Я бы вас понял, если бы вы обратились за комментариями, когда дело бы в суд поступило, когда приговор бы был постановлен. А что мы сейчас будем комментировать? Обсуждать действия сотрудников я не буду. Обсуждать то, что вам наговорила мама, я тоже не буду. Возбуждено уголовное дело, предъявлено дежурное обвинение — о покушении на сбыт. Все. Признал не признал — я сейчас вам ничего комментировать не буду», — заявил адвокат.

* * *

Екатерина Степановна утверждает, что при полицейских Илья сказал ей: «Мам, ты не переживай, но я им признался, что передавал наркотики. Но я несовершеннолетний, все будет нормально». Тогда она позвонила своей матери и «проревелась». Бабушка велела ей: «[Ну-ка] Катя, забыла о своей гордости — поклонилась отцу (бывшему мужу, который служил в полиции, — прим. „Медузы“). Проси помощи. Он мужик, он решит эту ситуацию. По крайней мере, хоть совет даст».

Дмитрия Миронова, отца Романа и Ильи, Екатерина Степановна в разговоре всегда называет «папой». Говорит, что в молодости он был красивым и харизматичным — и дослужился до должности заместителя командира полка в ГИБДД. Иногда выпивал. А еще у него случались конфликты на работе, и со службы его уволили. Сейчас Дмитрий живет в деревне в Пермском крае. Связаться с ним «Медуза» не смогла.

Когда Мироновы разводились, они договорились, что отец будет помогать сыновьям деньгами и общаться с ними. Но после развода «папа зажил своей жизнью», говорит Екатерина Степановна: разве что иногда возил сыновей на дачу, но в квартиру заглядывал очень редко. А если и заходил, то с вопросом: «Ты почему опять написала на меня заявление по алиментам?» 

Однако с детьми папа был приветливым. А когда «пацаны» уходили за компьютер, он, стараясь говорить тише, высказывал Екатерине Степановне: «Ты что так принципиально денег добиваешься?» Та отвечала: «Дима, нам не хватает моей зарплаты на жизнь. Я и так стараюсь сама шить-вязать вещи, я себя ничем не балую». Папа советовал: «Зарабатывай, крутись».

Платить алименты папа не хотел, говорит Екатерина Степановна. Она снова и снова подавала заявление, проходила серию судов, они выносили решение, что алименты Миронов платить обязан. Но потом раз за разом «эти дела почему-то терялись». Екатерина Степановна даже подозревала, что это происходит потому, что «папа же бывший милиционер».

После звонка бывшей жены, которая рассказала о задержании Ильи, Дмитрий нашел адвоката. Папа сообщил Екатерине Степановне, что она сама должна оплатить услуги защитника: по отдельности за каждое заседание суда — 50, 30 и 40 тысяч, а за итоговый суд — еще 100. Екатерина Степановна «встала в позу» и сказала, что, поскольку бывший муж должен ей 300 тысяч алиментов, то будет так: он заплатит первую часть гонорара, она — те самые 100 тысяч за итоговое судебное заседание.

Полицейские, помимо прочего, искали в съемной квартире деньги, которые, по их версии, Илья выручил от продажи наркотиков. Не найдя их, пришли к Екатерине Степановне еще раз и спросили у собравшихся в маленькой комнатке матери, отца, бабушки, старшего брата и самого Ильи: «А где у вас миллионы-то?» Вскоре с тем же вопросом явился полицейский психолог. 

Екатерина Степановна уверяла, что миллионов у них нет. А когда все разошлись, сама начала приставать к сыну: «Илюша, может, объяснишь, у тебя сколько миллионов?» Сын сказал, что этих денег не существует. Тем не менее папа с братом абсолютно серьезно просили его: «Илюша, ты нам отдай миллионы. Тебе все равно сидеть». «Брат, тебе сидеть, а мне машину покупать надо. Отдай мне сколько накопил», — говорил Роман, слова которого пересказывает Екатерина Степановна.

«Ребят, у меня нет миллионов. У меня только срок впереди», — отвечал Илья. Екатерина Степановна не выдержала: «Илья, никому никакие миллионы ты не передаешь! Они с наркотиками связаны, они счастья не принесут. Пусть горят синим пламенем».

Перед уходом Дмитрий шепнул Екатерине Степановне: «Ты поспрашивай. Может, он где-то закопал? Пусть эти деньги переведет нам на карту».

И только позже Илья признался матери, что заработал «очень много денег». Часть из них, по утверждению Екатерины Степановны, он потратил на оборудование для химической лаборатории; остальное отдал на хранение «своему руководителю», имя которого он отказался назвать и ей, и полиции.

Оказывается, мы ничего об Илье не знаем

Оказавшись в родной хрущевке под домашним арестом, Илья постепенно рассказал матери, что с ним происходило в последний год. 

В восьмом классе он часто размышлял, как заработать денег. Поискав в очередной раз на эту тему в интернете, Илья наткнулся на сайт, предлагавший продавать чай. «В первый раз там поручают отнести и продать чай. Потом — не чай», — объяснял матери Илья. На вопрос, почему он пошел на это, отвечал: «Мам, так мне деньги за это платили хорошие».

Адвокат потом спрашивал Екатерину Степановну: «Слушайте, а вы замечали, что сын у вас бледный ходил? Это потому что он подолгу раскладывал вещества по пакетикам в противогазе, а недостаток кислорода так сказывается на цвете лица».

Как раз после того, как Екатерина Степановна отчитала Илью и Алекса за то, что у них в квартире грязь и бардак, друзья решили вызвать клинеров. Выполнять заказ пришли две высокие длинноволосые близняшки Марина и Ольга. Они познакомились, завязался разговор. Девушки рассказали, что им по 18 лет; начальник в их клининговой компании часто не платит им зарплату и «домогается». Илья предложил Марине и Ольге другую работу.

Когда приходил «нерасфасованный товар», близняшки в противогазах раскладывали его по пакетикам («за вредность» Илья им доплачивал), а потом отправлялись по точкам — делать закладки. Со временем ребята подружились, Марина даже приходила к Илье домой «не для работы»: они пили чай и играли в компьютерные игры. 

Осенью 2020 года, как позднее Илья объяснял матери, он захотел зарабатывать больше. Поэтому купил колбы, оборудование и начал пытаться самостоятельно производить наркотики. 

По словам матери, на допросе Илья подробно описывал процесс производства — «как учитель». Мать даже удивилась: «Илюшка, как же ты делал все это — у тебя же трояк по химии?» Сын объяснял, что заниматься химией в лицее ему было скучно, потому что учителя требовали «не новых открытий», а всего лишь учить то, что уже исследовано. Наедине он признавался матери, что, смешивая вещества в своей лаборатории и получая нужный результат, радовался, потому что чувствовал себя «настоящим ученым».

Впрочем, Екатерина Степановна отмечает, что ее сын не успел научиться делать наркотики. (Хотя полицейские заявляли, что Илья производил наркотики и продавал их.)

Когда осенью 2020 года вещества начали производить прямо в съемной квартире, в ней стало нечем дышать. Илья с Алексом попытались оборудовать примитивную вытяжку в окно и договорились, что больше не будут там жить — только работать (поэтому Илья ночевал дома). «Мне потом сотрудники милиции объяснили, что, когда производят наркотики, стоит очень тяжелый запах и он очень хорошо ощущается даже за пределами квартиры. И удивительно, что соседи не пожаловались, что там делают наркотики», — говорит Екатерина Степановна.

Квартиру Илья снимал на восьмом этаже. Сосед с девятого этажа — из квартиры, что находится прямо над съемной квартирой Ильи, — рассказал «Медузе», что запахов не чувствовал, «но ребята снизу зимой в морозы постоянно проветривали квартиру так, что у него замерзал пол». Соседи из квартиры на той же лестничной клетке, где находилась нарколаборатория, сказали «Медузе», что читали об этой истории в новостях. Но даже не догадывались, что нарколаборатория располагалась прямо за стенкой.

У Ильи все получается

Илью поместили под домашний арест с условием, что с ним там будет постоянно находиться кто-то из взрослых. Сидеть с Ильей приезжала из деревни бабушка — 75-летняя Ольга Юрьевна. 

Всю жизнь Ольга Юрьевна проработала воспитательницей в детском саду. В семье ее уважают, считают мудрой и справедливой. Когда между матерью и сыновьями случался конфликт, тот, кто считал себя незаслуженно обиженным, звонил за поддержкой бабушке. Она помогала восстановить справедливость и помириться.

Родные задавали Илье много вопросов. На некоторые он отвечал, но больше отмалчивался. Обычно рассказывал что-то после того, как после встреч со следователями к нему с вопросами приходил адвокат. «Вы не удивляйтесь, [полицейские] будут звонить часто, информация будет приходить самая разная. Оказывается, мы ничего о нем [об Илье] не знаем», — готовил Екатерину Степановну адвокат.

Однажды защитник сам позвонил Екатерине Степановне и попросил передать трубку Илье. «Илья, куда ездил?» — спросил адвокат. Тот засопел в трубку. «Илья, куда на самолете летал? Говори», — настаивал адвокат. Оказалось, в ноябре 2020 года (тогда ему было 15) Илья по заданию «руководителя» ездил в Казань, чтобы привести оттуда «большую партию товара». Это был первый в его жизни полет на самолете. Чтобы мать не заметила, Илья должен был прилететь туда и сразу же вернуться обратно. 

Однако, когда ему уже предстояло идти на досмотр багажа с «товаром», Илья испугался, что его арестуют — поэтому избавился от груза и зашел в аэропорт пустым. «Илюша, а дальше ты не понял, что тебя арестуют?» — спросила мать. «А дальше, мам, все получалось», — отвечал он.

(Илья вернулся из Казани в тот самый день, когда сказал матери, что не пойдет в лицей, потому что «устал» — а она в шутку пригрозила ему полицией.)

Мать спрашивала: «Илья, куда еще летал?» Сын не отвечал. А потом снова позвонил адвокат. «Илья, ты был еще в одном городе, говори», — сказал защитник. «Да, я еще был в Тюмени», — признался он.

МВД опубликовало пресс-релиз, где, помимо прочего, сообщалось, что Илья — отличник по биологии, который рассказывал матери, что выращивает в съемной квартире новые сорта клубники, тогда как в действительности он там производил наркотики. 

Екатерина Степановна говорит, что в восьмом классе Илья действительно занимался выращиванием клубники методом гидропоники вместе с одним из одноклассников — это была проектная работа для лицея. Но делал это не на съемной квартире. Когда им с напарником надо было провести онлайн-защиту своего проекта, брат отказался дать Илье компьютер, и его друг защитил проект самостоятельно.   

* * *

Пока Илья был под домашним арестом, Екатерина Степановна договорилась с парикмахером, чтоб та постригла Илью на дому. Когда парикмахер пришла, мать с бабушкой уселись рядом и старались уговорить Илью согласиться постричься. Впереди суды, говорили они, «или, не дай бог, заключение», где ему с длинными волосами придется непросто. Сын наотрез отказывался. И только парикмахер смогла как-то уговорить его. Мать с бабушкой вздохнули с облегчением.

«Я много чего умею, вы даже не знаете», — вдруг похвастался Илья во время одного из разговоров с адвокатом и матерью. Екатерина Степановна испугалась: «Илюшка, ты убивал людей?» Нет, никогда, ответил тот — но адвокат с ним не согласился: «Илья, ты убивал людей. Только ты их не резал, не душил — ты по-другому их убивал». Илья разозлился: «Я не убивал людей. Я хорошо выполнял свою работу. Меня за это ценили, меня за это хвалили». И, помолчав, добавил: «Мне за это премии давали». Илья искренне не понимал, за что его хотят наказать. 

А мать беспокоилась, что сын у нее очень худой, «даже ненормально для подростка». «Скажи, что ты [хотя бы] съел кусок мяса на свою премию!» — сказала Екатерина Степановна. «Мама, я не успевал покушать. Ночью надо было разложить, днем в лицей сходить, вечером разложить, отнести», — отвечал Илья.

«Все этим занимаются, почему я должен десять лет сидеть? Мам, у нас в лицее две трети людей с наркотиками связаны», — говорил Илья матери и школьным учителям (когда именно произошел такой разговор, «Медузе» выяснить не удалось). Учителя, по словам Екатерины Степановны, просили: «Илюша, скажи кто». Он говорил: «Нет, я не буду говорить. Одна треть закапывает. Одна треть откапывает. Остальные наблюдают». 

После задержания Екатерине Степановне велели привезти сына на психиатрическую экспертизу. Как вспоминает мать, Илья зашел в здание «королем». 

Они устроились в коридоре и ждали, когда его вызовут. Рядом сидели мальчики, которых Екатерина Степановна в своей школе привыкла называть «социальными». «Там были парни, которые повидали много чего: такие крутые, побитые, мятые. Мамочки с ними были тоже алкогольной наружности», — говорит она. Илья спросил: «Мам, это кто?» Та ответила: «Илюша, это пацаны, с которыми тебе придется сидеть. В тюрьме — такие люди. Высший свет, который был у тебя в лицее, закончился. Тебе же они не нравились, ты говорил, что они неинтересные». «Мам, я не буду с ними сидеть», — с испугом сказал Илья. 

«И он, высокий, худенький пацан, который все время был таким дерзким, как ребенок ко мне придвинулся, прижался — так по-детски, — вспоминает Екатерина Степановна. — Я поняла, что все еще хуже, чем я думала».

В коридор вышла сотрудница полиции и сказала Илье: «За мной пошли!» «Как преступнику», вспоминает Екатерина Степановна: «А Илюша у меня общается только с теми, кто его уважает». Он сказал: «Мам, я не буду с ней разговаривать, я ничего ей не скажу». Мать отвечала: «Сынок, ты теперь у нас никто. Куда позовут — пойдешь и будешь делать. Ты там поспокойней, теперь крылья-то убрал, нос в землю опустил, на вопросы отвечаешь».

Потом Екатерину Степановну вызвали на комиссию по делам несовершеннолетних. Бабушка «благословила ее» и сказала внуку: «Илюша, ты должен маму обнять, она идет на линию фронта». Тот взял мать за плечо — для нее «это было важно» — и обнял: «Мам, держись. Мам, извини, пожалуйста, держись».

«Давайте рассказывайте», — сказали Екатерине Степановне на заседании комиссии. Она «со слезами» рассказала, как все было. Ее выслушали и сказали, что «замечаний по воспитанию у них нет». Екатерине Степановне вынесли административное предупреждение, штрафовать не стали. Вернувшись домой, она радостно сообщила: «Ребят, три тысячи [рублей штрафа] у меня не взяли, пойдемте выпьем». Они втроем тогда решили, что это их маленькая победа — «не везде наказывают, где-то прислушиваются», — и договорились, что будут в этот день «хохотать». 

Решили купить чего-нибудь вкусного — такого, чего Екатерина Степановна обычно не покупала. Ее мать всегда была строгой в отношении денег: сама откладывала для внуков, а дочери запрещала тратить «на баловство». Но в тот день бабушка разрешила: «Шикуем». А Илья попросил: «Можно мне „Балтику“ нулевку? У меня впереди трудная жизнь». Екатерина Степановна спросила у матери: «Мам, можно?» Та разрешила и это. Себе мать с бабушкой купили маленькую бутылочку водки. Перед тем, как ее выпить, Екатерина Степановна спросила у сына: «Нам водки можно?» Тот разрешил: «Можно сегодня». 

«И мы так водочку налили с мамой, дыньку купили, ели, хохотали, — вспоминает Екатерина Степановна. — И потом Илюшке-то даем понять, что, Илюша, что бы ни случилось, мы рядом». Илья обнимал их и говорил: «Вы у меня классные». 

«Это было очень важно, потому что я думала, что он нас ненавидит», — объясняет мать.

Илья не хочет в тюрьму

«Ты бы доучился, пошел в химическую промышленность, был бы руководителем химического предприятия и там бы отрывался с этими колбами, — говорил Илье адвокат во время одной из бесед. — Получал бы удовольствие. Ты бы все это делал законно, для государства. Открыл бы новое вещество. Ты зачем, Илья, этой фигней занялся?»

«Не поверите, я себя чувствовал ученым, — отвечал подросток. — Мама, я был ученым. Ты видела колбы? Мам, они такие крутые». Он рассказывал, как смешивал вещества, как они вступали в реакцию, как получался нужного цвета осадок. «Илья, это не просто вещество, это наркотик», — говорила мать. «А это не важно», — отвечал он.

Илья говорил своему защитнику: «Николай, а можно меня наказать армией?» Тот переспросил: «Как это?» — «Дайте мне десять лет служить в армии». Адвокат засмеялся и сказал: «Илюша, сейчас ничего не будет так, как ты хочешь. Будет так, как скажет государство».

Екатерина Степановна вспоминает, как однажды решила подбодрить сына — после разговора с отцом одного из ее учеников, работающим в системе исполнения наказаний. «Илюша, он обещает подстраховать тебя там. Он договорится, чтобы тебя там не били каждый день. Тебя там не будут сильно избивать. Давай будем радоваться хотя бы этому. Мне будет разрешено раз в месяц приезжать к тебе с едой! Илюша, может, вот так отсидим?» Сын отвечал: «Мам, почитай про подростковую колонию. Мам, там же дети-то дебилы, что попало вытворяют. Они, мама, насилуют, они режут на куски. Я туда не хочу».

Сразу после задержания полицейские сказали Илье: «Ну что, пацан, на десятку сядешь». Но тот был поначалу уверен, что ему дадут меньший срок — из-за несовершеннолетия. Ходил по дому, пел блатные песни, отпускал тюремные шутки. Однако на заседаниях суда Илье все настойчивее говорили, что ему грозят десять лет лишения свободы, — и он как-то сник. «Я сидеть не буду, — сказал он как-то раз матери. — Я сделаю все возможное, но сидеть не буду». Екатерина Степановна переживала, что у сына случится срыв и он покончит с собой.

А однажды, в конце апреля 2021 года, Илья начал кричать на мать: «Почему ты, как родители Алекса, не смогла меня спасти? Почему ты не сказала, что нельзя меня допрашивать без адвоката? Почему вы с папой не можете мне помочь? Почему я никогда ничего не видел? Почему мы жили бедно? Я хотел тебе квартиру подарить, чтоб ты делала в ней что захочешь!» 

«Стоит на меня кричит-кричит, и я понимаю, что наконец случился срыв, о котором я думала, — вспоминает Екатерина Степановна. — И он на меня кричит, а я думаю: слава богу, пусть срыв в такой форме, чтобы он ничего с собой не сделал, чтобы не побежал никуда. Я его даже не останавливала. Он кричал, что ему не нравилось, что мы бедно жили, что я с папой рассталась. Что Алекс и дайвером был, и на пианино играл, что у парня все это было. И сказал: „Я этого всего не видел. Я тоже мог быть. Я тоже мог нырять“». 

Потом Илья спросил: неужели мать ничего не подозревала, ничего не почувствовала? Заявил, что она должна была догадаться. Рассказал, как отец Алекса осенью приехал в их съемную квартиру, собрал вещи и за шкирку увел его домой. Екатерина Степановна спрашивала: «Сынок, а ты мне дал шанс себя вывести за шкирку? Ты же не сказал, где эта квартира». Он говорил: «Я думал, ты психанешь, позовешь папу на помощь. Пусть папа бы меня стукнул». 

«Я, говорит, ждал от вас действий каких-то родительских. А вы, говорит, оба наблюдали. И сказал, что мы плохие родители, что не помогли ему вернуться», — вспоминает Екатерина Степановна.

«Илюша, ты в жизни везде пытаешься встать в позицию, доказать, что ты самый лучший, а ты пока не показал себя как самый лучший», — упрекнула она сына. Тот обиделся: «Мама, а ты что доказала? Жили впроголодь». На это Екатерина Степановна отвечала: «Я доказала, что я честная женщина, что я работаю, зарабатываю честные доходы и одного сына уже выучила». А Илья сказал: «Мам, ты бы больше доказала, если б стала счастливой». «А я действительно работой была измучена и мало радовалась», — соглашается теперь с той репликой сына Екатерина Степановна.

В конце этого разговора Илья заявил: «Мам, я недоволен нашим государством, я не верю нашему государству». Она ответила: «Сынок, мы здесь живем, здесь твоя мама, здесь твоя бабушка, здесь эти законы — ты будешь жить по этим законам». 

«Я что-нибудь придумаю», — пообещал Илья.

* * * 

Всю прошлую осень Илья тщательно и с восторгом продумывал устройство будущего компьютера и заказывал в интернете детали. Он копил на него несколько лет: откладывал деньги, которые родня дарила ему на праздники (бабушка и мама в преддверии праздников «зажимали себе рты на месяц» и дарили по пять тысяч, отец давал десять). Илья отказывался их тратить — даже когда дома не на что было купить еду и мать просила немного из его копилки, обещая потом вернуть.

В декабре 2020 года он наконец получил все детали для системного блока и уговорил мать позволить ему не пойти в этот день в лицей, чтобы собрать его. Говорил: «Это моя мечта, ты же знаешь. Пожалуйста, один раз в жизни разреши не пойти в школу. Я очень сейчас счастливый». Екатерина Степановна разрешила: «Подумала, что ребенок ничего хорошего в жизни не видит, так пусть один день счастье будет».

Весь день Илья собирал его, радовался, пел песни. Компьютер весь «светился, крутился», выглядел как нечто очень дорогое. Мать спрашивала: «Сколько это все стоит?» Илья сказал только, что «для тебя — дорого», и заверил, что деньги на компьютер он накопил за несколько лет. Екатерина Степановна поначалу поверила — но потом, тем не менее, эта покупка сына не давала ей покоя. Чеки Илья сложил в пакет, а когда мать хотела заглянуть в него, отобрал и запретил смотреть. Они даже поссорились.

Илья успел попользоваться компьютером меньше месяца: полицейские его изъяли — потому что с него он заходил в интернет и «совершал преступления». Потом сын признался матери, что купил его на «нехорошие деньги» (так их называет сама Екатерина Степановна).

Сидя под арестом, Илья каждый день делал домашнее задание, а мать утром перед работой отвозила тетрадки к нему в лицей. Руководители лицея решили, несмотря на арест и суд, допустить Илью до майских экзаменов, «чтобы после тюрьмы он вернулся и мог пойти учиться или на работу устроиться».

В последних числах апреля Илья замкнулся, почти перестал разговаривать с близкими. «Вижу: думает, думает, думает, — вспоминает мать. — А потом внезапно вечером 25 апреля говорит: „Мам, что надо сделать?“ — „Математику“. — „Сейчас все сделаю“». 

В первом часу ночи мать зашла к нему в комнату, в ней было темно, Илья сидел на кровати с учебником. Екатерина Степановна споткнулась о тяжелый рюкзак, стоявший у стенки. «Мам, что ты ищешь в темноте?» — раздраженно спросил Илья. «Я за твоей тетрадкой пришла», — отвечала она. Сын смотрел на нее каким-то тяжелым взглядом. Когда она вышла из комнаты, у нее было чувство, будто она «под пулями побыла».

Утром 26 апреля Екатерина Степановна ушла из дома в семь утра. После первых уроков позвонила сыну, чтобы разбудить его и заставить сесть за уроки. Илья не брал трубку, и она занервничала: вдруг он что-то с собой сделал. В пять вечера не выдержала и приехала домой. Поднявшись на свой четвертый этаж, увидела, что дверь ее квартиры приоткрыта. На полу в коридоре валялся срезанный браслет — рядом лежала пила по металлу, еще какие-то инструменты Ильи. 

«Видимо, у него не получалось разрезать браслет, он долго пыхтел. Испугался, что долго разрезает и полиция уже скоро должна приехать. Даже чай на кухне заварил себе перед уходом и совсем не выпил — и бутерброд приготовил и не съел», — вспоминает мать. Видимо, впопыхах Илья надел легкую ветровку (хотя в то время все еще ходили в зимних куртках). Взял только рюкзак, о который накануне споткнулась мать, и свой дорогой монитор от компьютера.

У Екатерины Степановны затряслись губы и полились слезы, она позвонила адвокату, а тот сразу сообщил о побеге в Следственный комитет. Вскоре приехали полицейские. Они сказали, что сигнал с браслета Ильи перестал поступать в районе восьми-десяти утра, но они не насторожились, потому что сигнал несколько раз пропадал и раньше — из-за того, что устройство «барахлило».

Оперативники и приехавшая позже следователь обыскали квартиру, предполагая, что Илья мог где-то спрятать для матери записку. На верхней полке в прихожей нашли кнопочный телефон и спросили у Екатерины Степановны: «Это вы вызывали такси сегодня в восемь утра?» «Нет», — ответила она. Оказалось, Илья вызвал такси и даже оставил на этом телефоне сообщение для полицейских: «Ну что, взяли [меня]?»

«Вы не имели права давать ему телефон!» — ругал мать полицейский. «Но нам разрешали оставить ему кнопочный телефон для связи со мной», — отвечала она.

Полицейские изучили историю просмотров на смартфоне самой Екатерины Степановны. Объявив, что Илья в последние недели с его помощью по ночам выходил в интернет, забрали гаджет — «потому что он побывал в руках преступника». Обещали отдать, когда Илья вернется.

Под столом у Ильи нашли длинный список вещей, которые он собрал для побега: упоминались спички, жгут, таблетки от зубной боли. «Я-то по каждому предмету понимаю, что он на улице, без крыши, без денег, без всего [собрался жить]. А в милиции сказали: „Вот видите, он у вас насколько прожженный преступник“. Получается, он все продумывает, люди его считают уже матерым. А для меня-то он пацан бестолковый, который со мной бодался», — говорит Екатерина Степановна.

Как позже выяснила полиция, Илья сел в такси и доехал до мединститута. Куда он отправился после этого, неизвестно. Полицейские предположили, что монитор от компьютера он забрал, чтобы продать и какое-то время жить на вырученные деньги.

Екатерина Степановна не виновата

В Следственном комитете Екатерине Степановне рассказали, что Илью и близняшек Марину и Ольгу сдал Алекс. Еще летом — в тот самый день, когда сбежала ящерица Катя, — Алекса взяли с закладкой. А позже отпустили — якобы в обмен на то, что он будет сотрудничать со следствием. Адвокат Ильи отказался комментировать ход следствия.

Позже в телефонах задержанных девушек и в телефоне и компьютере Ильи полиция нашла переписку, в которой он давал близняшкам указания, что, сколько и куда они должны разложить (об этом известно со слов матери). 

«Алекс вышел из следствия, так как ему [было] 15, и с тех пор, несмотря на то, что он как бы продолжал работать на Илью, для полицейских — он отдельно, Илья с близняшками — отдельно. Потому что девочкам 22 года оказалось», — говорит Екатерина Степановна.

Она уверена, что Илью специально задержали только в январе, когда ему уже исполнилось 16 (его день рождения — в конце ноября). Полицейские якобы сказали ей, что «намеренно дожидались его 16-летия, чтобы можно было его заставить отвечать по полной за свои поступки». По словам Екатерины Степановны, в суде адвокат Ильи указывал, что большую часть предполагаемых правонарушений его подзащитный совершил как раз до того, как ему исполнилось 16.

Екатерина Степановна также выяснила, что ее сын — уже третий человек, работавший с одним и тем же «руководителем». Полиции Илья сказал, что «руководителя» он никогда вживую не видел, они общались с помощью инструкций, которые тот присылал.

Летом 2021 года, уже после побега сына, Екатерина Степановна видела Алекса из окна автобуса. Говорит, что раньше он ходил «с кудряшками», а тогда сидел на остановке побритый почти наголо и «ржал с ребятами». Екатерина Степановна предположила, что его в наказание обрили родители. Ей захотелось выйти из автобуса и «тряхануть» его. Но она тут же остановила себя: «Ты что делаешь? Ты порядочный человек. Нельзя ведь так на ненависти отношения строить».

Близняшки тоже были под домашним арестом (их задержали в тот же день, что и Илью) — но после того, как Илья сбежал, обеих отпустили под подписку о невыезде. Они работают и могут свободно передвигаться по городу.

Еще когда Илья находился дома, к Екатерине Степановне приходила знакомиться мать девушек. Оказалось, что их семья очень бедная; отца нет, мама набожная, а сами девушки, со слов их матери, показались Екатерине Степановне «очень скромными и воспитанными». 

Потом одна из близняшек — Марина, с которой Илья особенно подружился, — пришла к ним в гости сама. И только в этот момент узнала, что Илья сбежал. Весь вечер они с Екатериной Степановной болтали «по-женски», а ночью она решила отвезти девушку домой на своей машине. И тут ей показалось, что за Мариной следят — полицейские в гражданском, стоявшие около автомобиля, припаркованного возле дома.

Когда они тронулись, люди в гражданском быстро залезли в машину и поехали за ними. «И тут что-то сработало, — рассказывает Екатерина Степановна. — Я же тоже живой человек, кино смотрела. [Понимаю, что] погоня, я за рулем». 

Она сказала: «Марина, сейчас мы оторвемся от полиции». Екатерина Степановна говорит, что пыталась вести себя смело: ей было важно, чтобы сыну потом сказали, что «мама не боялась, она молодец» — хотя от страха у нее тряслись руки и ноги. «Я очень боюсь полиции», — признается она. 

С перепугу ее «переклинило», и она поехала не в ту сторону — на выезд из города. Марина сказала: «Вы не туда едете». «А куда надо?» — спросила Екатерина Степановна. «В город», — ответила Марина. Екатерина Степановна совладала с собой и довезла Марину до дома. А полицейские, по ее словам, поняли, что Ильи с ними нет, и уехали.

Однажды Екатерине Степановне приснилось, что она поехала к матери в деревню — а за ней кто-то следит на другой машине. И тогда она остановилась, вышла и сказала: «Люди, я не виновата».

* * * 

В первый день после каникул учителя Ильи собрались на педсовет. Одна из преподавательниц, присутствовавшая на том совещании, рассказала «Медузе», что известие о том, «что именно Илья связан с наркотиками, всех шокировало». Больше всего педагогов удивило, что «этот ребенок не вызывал вообще никаких подозрений, даже малейших»: исправно делал уроки; приходил, может быть, не всегда подготовленным, но не прогуливал школу; интересовался физикой, химией, биологией — хотя не всегда получал хорошие оценки. 

По словам другой сотрудницы лицея, учился Илья «не на одни пятерки, но вообще никаких проблем с успеваемостью у него не было — с мозгами у него все в порядке». Когда после ареста Ильи в лицей явились проверяющие, они выяснили, что «на учете у социальных педагогов он не стоял» и не числился в «группах СОП» (социально опасное положение), рассказывает учительница.  

По словам еще одного сотрудника учебного заведения, с которым поговорила «Медуза», «когда все случилось, оперативники трясли весь лицей, чтобы найти виноватых среди учителей и понять, замешан ли кто-то еще среди лицеистов». Одноклассники Ильи, которых опрашивали учителя, убедительно заявляли, что ничего не знали о его деятельности. В одном классе с Ильей учились двое сыновей учительниц из этого лицея: «Они поклялись своим мамам, что ничего не знали об этом». 

В лицее стараются сохранить в секрете то, что у них учился «такой ребенок». Заместитель директора по учебной работе в ответ на просьбу «Медузы» прокомментировать ситуацию пригрозила: «Если вы выпустите эту статью и там будет хотя бы что-то порочащее лицей, вот просто хоть один нюанс какой-то будет, я приглашу адвокатов из Москвы».

* * *

Илья в бегах уже семь месяцев. Первое время Екатерина Степановна пыталась разыскать его сама. Спрашивала у старшеклассников, в каких подвалах они обычно собираются, потом проверяла эти подвалы и подворотни; разговаривала с подростками, «которые там терлись», — но сына нигде не было.

В комнате Екатерины Степановны под иконами висит его фотография. Она несколько раз ходила к экстрасенсам, чтобы «узнать хотя бы, жив ли он». Старший сын ее ругает, потому что это стоит «больших денег» — две-три тысячи рублей за сеанс. Коллеги-учительницы посоветовали ей знакомого пермского экстрасенса «всего за тысячу». Он рассказал Екатерине Степановне, что ее сын остался без денег и что у него, видимо, были какие-то «финансовые договоренности, но его подвели».

«Кать, да не переживай. Он придумает, как заработать», — утешают ее коллеги. «Нет, этого мало, мне бы увидеть, что он кушает», — не успокаивается Екатерина Степановна.

Она попросила у полицейских разрешения пойти в съемную квартиру, где Илья работал, и забрать оттуда его вещи. «Люди сказали мне, что одежду, которую он носил на теле, нужно забрать домой, постирать и сложить. Иначе, по суевериям, говорят, что у человека будут неприятности». Ей разрешили; она сходила, «его трусы, майки собрала». 

Иногда Екатерину Степановну вызывают на допросы. Из-за того, что полицейские забрали у нее телефон, у нее «потерялась связь с родителями учеников и вся работа полетела комом». 

А еще Екатерина Степановна где-то слышала, что женщинам, которые приезжают к своим детям в тюрьму, разрешают увидеть ребенка и побыть с ним один час «в обмен на украшения», которые те отдают надзирателям. Теперь она с каждой зарплаты покупает себе по украшению. Летом ей даже позвонили из полиции и спросили: «Екатерина Степановна, вы там что, на бал собираетесь? Третье украшение покупаете». «У меня свои виды. Мне нужно в школе хорошо выглядеть», — ответила она им.

В полиции ей говорят, что сын жив, потому что не был найден среди мертвых. И что он не сможет бегать вечно: «Побегает год-два максимум и сядет». «К тому времени у меня уже будет мешок с украшениями», — говорит Екатерина Степановна.

Она рассказывает, что, несмотря на то, что настоящее имя Ильи никогда не называлось в СМИ, каким-то образом «почти весь город» узнал, что ее сын — преступник. Екатерина Степановна предполагала, что родители учеников будут говорить ей, что она «мама-сволочь», но они только сочувствовали и поддерживали ее. 

Со своей матерью она договорилась, что, если однажды Илья придет к ней, та должна обязательно успеть его накормить — перед тем, как его арестуют. Пока Екатерина Степановна считает своей миссией ухаживать за котом Пашей — чтобы, когда сын вернется, он ее похвалил и заодно понял, что когда-нибудь сможет доверить ей и своих детей. Бывают дни, когда ей приходится выбирать, кто сегодня поест — она или кот. Тогда она открывает свою банку тушенки и отдает ее коту.