истории

Если вас гонят в одном городе, бегите в другой Запрещенные в России свидетели Иеговы ищут убежища в Беларуси. «Медуза» рассказывает, как им там живется — и чего они боятся

Источник: Meduza

«Свидетели Иеговы» после запрета организации в России в 2017 году бегут в Беларусь. Известно как минимум о двух россиянах, которых Генеральная прокуратура уже просила экстрадировать из Беларуси на родину — но оба раза встречала отказ. Сколько иеговистов переехали в соседнюю республику, спасаясь от преследования, точно неизвестно. В Беларуси иеговисты чувствуют себя почти в безопасности: там их деятельность никак не ограничивается. «Медуза» рассказывает несколько историй беженцев, которые уезжают, чтобы продолжать верить.

37-летний россиянин Николай Махаличев 21 февраля 2020-го выехал на машине из Санкт-Петербурга и отправился в Минск. В белорусской столице должен был пройти «районный конгресс» — однодневный сбор свидетелей Иеговы, который проходит два раза в год и где участникам рассказывают, как применять библейские принципы в жизни. Туда Махаличев и направлялся.

«Ехали вместе с друзьями на двух машинах к своим соверующим. Планировали вместе попариться [в бане], — вспоминает он. — Как раз на выходные: чисто на субботу-воскресенье — и обратно [в Петербург] вернуться».

Через 20 километров после пересечения российско-белорусской границы автомобиль Махаличева остановил инспектор ГАИ. Милиционер, рассказывает россиянин, «такой добросовестный инспектор»: тормозил всех подряд. Сначала он проверил водительское удостоверение Махаличева, а потом попросил и паспорт.

«Пошел в машину. Не было его минут пять, наверное. Потом вернулся, попросил ключи от машины, сказал, что надо перейти в его автомобиль. Выяснилось, что я в розыске», — вспоминает Николай.

Махаличева отвезли в ИВС в Городке — городе Витебской области, который находится примерно в 20 минутах езды от поста ГАИ. В изоляторе оперативный сотрудник сообщил ему, что российская Генпрокуратура ищет его и требует экстрадировать на родину как обвиняемого в финансировании и «организации экстремистской деятельности» одного из филиалов свидетелей Иеговы в России.

В изоляторе россиянин по совету адвоката попросил предоставить ему политическое убежище — и следующие полтора месяца, пока белорусская прокуратура решала, выдавать ли иеговиста России, провел в СИЗО.

«Бабушка боялась репрессий еще в 1990-х»

Махаличев родился в Череповце в семье учителей: православной Натальи и атеиста Андрея. «И поэтому у меня с детства был вопрос: а все-таки есть Бог или нет Бога? Потому что мама верующая и говорит: есть. Папа говорит: нет, — рассказывает он. — А бабушка в 1990-х годах все еще боялась репрессий и, когда ее спрашивал [о Боге], говорила, что нельзя такое спрашивать».

Когда Махаличеву было девять, ему «в руки попала» Библия. Уже на третьей главе, рассказывает он, у него появились вопросы, на которые не смогла ответить его мать. Тогда Наталья пошла к соседям по подъезду — свидетелям Иеговы, с которыми до этого уже несколько раз говорила о Библии. «Ей самой стало интересно, она пошла с ними разговаривать. И так я с ними познакомился, начали изучать Библию вместе. В 11 лет принял крещение», — вспоминает Махаличев.

Молодой иеговист защитил диплом по юриспруденции и принялся изучать жестовый язык, чтобы можно было общаться с тремя слабослышащими женщинами, которые посещали череповецкое собрание свидетелей Иеговы. В 2007 году он переехал в Москву. Продолжая изучать жестовый язык, Махаличев начал посещать собрание иеговистов с нарушением слуха. Там он познакомился со слабослышащим гражданином Таджикистана, вместе с которым стал подрабатывать укладчиком плитки.

Через год Махаличев переехал в Петербург, где тоже подрабатывал строительными работами, но большую часть времени проводил в управленческом центре свидетелей Иеговы — головной организации иеговистов, которая находилась на месте бывшего пионерского лагеря в поселке Солнечное. Как волонтер он делал уборку, мыл посуду, разгружал религиозную литературу, которую привозили в центр.

В 2016-м Махаличев переехал в город Урай, который находится в 400 километрах от Ханты-Мансийска. «Узнал, что там маленькое собрание свидетелей Иеговы, нужна помощь. И просто поехал, чтобы с ними проповедовать, собрания посещать, поддержать их», — рассказывает он.

В апреле 2017 года Верховный суд России объявил свидетелей Иеговы «экстремистской организацией». Через два месяца Махаличев уехал из Урая в Красноярск, затем обратно в Петербург. За несколько месяцев до задержания, говорит он, в квартире его родителей в Череповце прошел обыск — по какому именно делу, он не знает. Постановление об обыске, утверждает Махаличев, силовики не показали. Они забрали ноутбук, флешки и детские фотографии. Родителей иеговиста не задерживали.

Уже в витебском изоляторе, куда Махаличева перевели из ИВС в Городке через три дня после задержания в Беларуси, Махаличев узнал, что дело за «экстремизм», из-за которого его задержали, возбудили против него и его друга иеговиста Андрея Сазонова в конце января 2019 года. По его словам, материалы дела его белорусскому адвокату не передали, но разрешили переписать ключевые моменты во время суда, на котором россиянину избрали меру пресечения.

«Там [в российской Генпрокуратуре] такое обстоятельное написали прошение, [мол] что „мы позаботимся“, что „о людях думаем“, что „у нас все предусмотрено, пусть не переживает и вы не переживайте за него, предоставим защиту“, только отдайте», — вспоминает запрос о выдаче российской Генпрокуратуры Махаличев.

Из материалов дела, о которых рассказал россиянину его адвокат, известно, что на встречи собрания свидетелей Иеговы в Урае (в собрании, по словам Махаличева, состояли около 30–40 человек) приходили люди, которые «делали вид, что интересуются» и записывали выступления верующих на видео.

«[По их версии] мужчины — главари организации продолжали осуществлять деятельность организации [после объявления ее „экстремистской“], хотя там никогда не было организации как юридического лица. И поскольку мужчин на пальцах сосчитать можно легко, возбудили [дело] против меня и моего друга тоже», — говорит Махаличев.

В каком статусе и по какому именно делу проходит Махаличев, неизвестно. В апреле 2020 года Следственный комитет по Ханты-Мансийскому автономному округу утверждал, что друг Махаличева, первый заместитель генерального директора коммунальной компании «Урайтеплоэнергия» Андрей Сазонов, в 2017-м «организовал в Урае деятельность религиозной группы» в составе «Управленческого центра Свидетелей Иеговы в России». Члены «экстремистской организации», утверждало следствие, «проводили беседы с гражданами с целью привлечения к участию в деятельности религиозной группы, участвовали в конспиративных собраниях, проводимых в форме коллективных религиозных богослужений, распространяли среди населения запрещенную литературу, осуществляли сбор финансовых средств с прихожан под видом пожертвований».

«За период деятельности обвиняемый собрал в виде пожертвований и израсходовал на нужды запрещенной организации более 100 000 рублей. Расследование в отношении еще двух участников религиозной группы продолжается», — писал Следственный комитет. Суд над Сазоновым идет в закрытом режиме.

Отказ в экстрадиции

7 апреля, через 46 суток после задержания, вспоминает Махаличев, к нему в камеру пришел сотрудник СИЗО и попросил расписаться в финансовой ведомости за деньги, которые он тратил на покупки в местном ларьке. Потом сотрудник попросил уточнить домашний адрес «для выписной справки».

«Подумал, что либо провокация, либо что [происходит что-то нехорошее]. Не знал, что можно им говорить, что нельзя, кто интересуется, с какой целью, — вспоминает иеговист. — Ребята рядом говорили, что, может, хотят выпустить. Подумал, что, может, выйду, а кто-то из правоохранительных органов из Российской Федерации ждет на выходе. В общем, разные мысли. В какой-то момент [сотрудники изолятора] пришли и сказали: все, вещи собирай, выходи».

Ни адвокат, ни друзья россиянина, по его словам, не знали, что его выпускают из СИЗО. Постановление об отказе в экстрадиции ему показали перед самым выходом, в коридоре изолятора. 

«Помню, на стене подписывал прямо там, в этом коридорчике, — вспоминает Махаличев. — У меня, конечно, духовный взгляд на этот вопрос. Я верю в чудеса — как верующий человек. Поэтому, конечно, прежде всего [в этой ситуации] я вижу заботу моего Бога, которому я верно служу. Другие причины для меня загадка».

Махаличев говорит, что после освобождения «журналисты и юристы предупреждали, что [российские силовики] могут приехать и украсть» его. Но из-за ковидных ограничений и закрытых границ он все же не отправился дальше — и остался на несколько месяцев в Беларуси. А в августе белорусская миграционная служба предоставила иеговисту статус беженца. 

«Сказали, что по религиозным причинам, — утверждает он. — Первое, что я сделал, — переехал подальше от границы [с Россией], чтобы себя чуть защитить. Какое-то время заняло оформление документов, вид на жительство, [водительские] права надо было менять. Работа… У меня есть строительные навыки по отделке, поэтому периодически находил работу. Но здесь, конечно, расценки не такие, как в России. Работы много, а вот платят мало». 

Эмиграция свидетелей Иеговы в Беларусь

Председатель религиозного объединения свидетелей Иеговы в Беларуси Павел Ядловский возглавляет его уже 24 года. Он рассказывает, что иеговисты переезжали из России в Беларусь и до объявления организации «экстремистской» в 2017-м — но после стало «больше движения». 

«Поток стал чуть больше, чем в предыдущие годы, но не скажу, что слишком большой, — говорит он. — Близость с Россией, экономическое положение немножко хуже, политическая обстановка тоже настораживает наших [российских] верующих, поэтому такого большого потока не было и нет».

Точное число свидетелей Иеговы из России, которые переехали в Беларусь, Ядловский не назвал, сказав, что такую статистику организация не ведет. Но, по его словам, количество в 6238 иеговистов, живущих в Беларуси, которое указано на сайте свидетелей Иеговы, верное — и включает в себя в том числе эмигрировавших россиян (в 2016 году, согласно последнему доступному отчету на сайте организации, в России проживали 171 828 «свидетелей»).

«Конгрессы [иеговистов], которые проходили в Минске на стадионе „Трактор“, собирали до десяти тысяч человек при общем количестве свидетелей в Беларуси в шесть тысяч, — говорит 26-летний Даниил Алениус. — Конечно, [на эти конгрессы] едут все [иеговисты Беларуси], но остальные четыре тысячи откуда?»

Алениус был иеговистом почти всю жизнь и вышел из организации в 2020 году. По его словам, немногие посетители минских конгрессов признаются в том, что приехали из России. «Им говорят, как, что, кому говорить, у них там тоже свои инструкции есть. Некоторые говорят, что они из России, но бейджики они не надевают, например, чтобы их никто не прочекал», — вспоминает Алениус.

Одним из эмигрировавших в Беларусь россиян стал 45-летний Игорь (попросил не называть его фамилию из соображений безопасности). Игорь переехал в Минск с Дальнего Востока летом 2018-го вместе с женой и двумя сыновьями, одному из которых на тот момент было три года, а второму — 11.

Игорь стал свидетелем Иеговы в 1995 году, в 17 лет. «[Молодость — это] бурные 1990-е, там у меня была такая неопределенная жизнь, тяжелые условия, — вспоминает он. — Кто-то из моих друзей разбился на мотоцикле, кто-то утонул, другого зарезали. Жил в неблагополучном районе. Задумывался, а правильно ли вообще так жить. Это меня мучило с детства. Попалась Библия под руку. [Сначала] доходил только [до того, как] вначале Бог сотворил небо и землю. Ничего там [в Библии] не понимал. А потом встретил свидетеля Иеговы и [сам] им стал. Причем я сам, они не оказывали никакого давления».

Игорь рассказывает, что еще до отъезда из России, в 2016 году, в квартиру, где он прописан на Дальнем Востоке, приходили люди в штатском. Они искали Игоря: говорили соседям, что он попал в аварию и скрылся — поэтому его разыскивают.

«Потом есть документ — запрос [управления] по борьбе с экстремизмом в транспортную компанию, через которую мы [иеговисты] получали литературу. Свидетели Иеговы используют [ее] во всем мире: журналы „Сторожевая башня“ и „Пробудитесь“. [Центр „Э“ запросил] чтобы транспортная компания предоставила перечень груза, который я получал на свое имя — я добровольно согласился его получать, — рассказывает россиянин. — Ну и каким-то чудесным образом в транспортной компании работала наша соверующая, и она потом мне этот документ показала».

После того как организация стала в России «экстремистской», семья Игоря «не знала, что ожидать»: они предполагали, что «в любое время могут прийти, какие-то незаконные действия произвести».

«Главным образом это затронуло мою жену. Когда человек испытывает постоянный стресс, это сказывается на его эмоциональном состоянии, — вспоминает Игорь то время. — Потом к моим друзьям [иеговистам] реально пришли [силовики]. Не исключено было, что могли прийти и ко мне. Такое состояние неопределенности побуждало к тому, чтобы все-таки уехать. Хотя мы оседлые люди, привыкли жить на одном месте».

В Беларусь семья Игоря решила переехать из-за «менее сложной интеграции»: языка и культуры. «У меня двое детей, в школу было бы сложнее [отдать их] в другой стране, главным образом из-за языкового барьера. [Мы] много путешествовали, в разных странах были, но поняли, что язык серьезное имеет значение, русский язык, — уверен он. — Украину не рассматривали. Может, у нас такое предубеждение, но, думаю, к русским отношение там не очень».

Вторая попытка экстрадиции

По словам Игоря, за три года жизни в Беларуси он встречал «возможно, десятки — не сказать, что прямо сотни» иеговистов из России; в том числе и «единицы» тех, кто уехал от уголовного преследования.

Одним из эмигрировавших в Беларусь россиян, которому угрожало уголовное преследование, был 44-летний Олег Лоншаков. Его задержали в Бресте 29 сентября 2021 года как фигуранта уголовного дела об организации «экстремистской организации».

В Беларусь Лоншаков приехал из родной Находки. Свидетелем Иеговы он стал там же в 23 года. Лоншаков вспоминает, что незадолго до знакомства с иеговистами читал с отцом книгу «Диагностика кармы» Сергея Лазарева, в которой были в том числе и цитаты из Библии.

«Не столько сама книга, сколько вот эти цитаты побудили задуматься о самом Боге: есть ли он, как он относится к нам, к людям, в чем смысл жизни, — говорит Олег. — И как-то, находясь на работе, обратился к Богу: если он есть, чтобы он помог разобраться. Буквально через два дня моего отца встретили на улице свидетели Иеговы и предложили пообщаться на эту тему. И он согласился поговорить, пригласил к нам домой. Вижу, что в этом была рука Бога».

В Находке Лоншаков крестился как свидетель Иеговы и жил до 2013 года, пока не переехал в поселок Тавричанка в 50 километрах от Владивостока. Там он начал проповедовать в местном собрании иеговистов. В нем, по словам Лоншакова, было 40 человек.

«В Библии говорится, что Бог наведет порядок на земле, что будут хорошие условия. И он поручил об этом говорить по всей земле. Особенно стараться в тех территориях, где люди еще мало знают или вообще не слышали», — объясняет переезд Лоншаков.

Через три года после признания свидетелей Иеговы экстремистами, в семь утра 2 июля 2020-го, в дома Лоншакова и еще 12 иеговистов в Тавричанке пришли с обыском по статье об организации «экстремистского сообщества». После обыска, вспоминает Лоншаков, его увезли на допрос в Следственный комитет в селе Вольно-Надеждинское. 

«Я не отвечал, использовал 51-ю статью, — утверждает Олег. — Они понимали, что говорить не буду, поэтому предложили сделку. Спрашивали, кто еще свидетели Иеговы, [говорили] „расскажи, не будем дело возбуждать“».

Статус Лоншакова по делу, говорит он, ему никто не назвал, подписок о неразглашении или невыезде он не давал. «Понимал, что будет заведено дело на меня — по тому, как вели себя следователи, ФСБ, по их словам. Было понятно, что будет заведено дело и будут какие-то дальнейшие действия», — рассказывает иеговист. Через полтора месяца Лоншаков уехал из Тавричанки.

«Мой друг показал мне библейский стих, в котором записаны такие слова Иисуса Христа: „Если вас гонят в одном городе, бегите в другой“. Я понял, что это нормально — и по отношению к Богу, и к организации, поэтому решил немедля отправиться», — говорит он.

В августе 2020 года Лоншаков уехал в Беларусь. Сначала он пять дней жил в деревне под Минском, название которой не помнит, затем переехал в Брест, где «переместился в местное собрание» иеговистов. Около половины членов собрания, по словам Лоншакова, состоит из россиян — «около 40» человек, в том числе и тех, кто уезжал «по причине того, что их преследуют».

«Здесь, можно сказать, вторая Россия. Все так же. Такие же люди, максимально близкие по менталитету. По крайней мере, русский язык здесь, — объясняет переезд в Беларусь Лоншаков. — Я понимал, что здесь пока было безопасно, [но] не стопроцентная безопасность. [Из Беларуси] могут выдавать [в Россию] тех, на кого завели дела [в России]. До этого не знал, что вот так выдают».

Почти год жизни россиянина в Бресте прошел спокойно. Но 2 июля 2021 года Лоншакова вызвали в Ленинское УВД Бреста, где он узнал, что объявлен в межгосударственный розыск. В милиции Лоншакова попросили дать объяснительную и отпустили. «Сказал, что меня преследуют за чтение Библии», — вспоминает он.

В начале августа Лоншакову позвонил следователь из Московского РОВД Бреста и сообщил ему, что «есть вопросы, которые задали из Российской Федерации, и нужно просто дать ответы на эти вопросы».

«Я спросил, какие вопросы, на что он сказал, что „ерунда такая“, глупые вопросы, непонятные. Я, конечно, понимал, что что-то не так. Поэтому пошел сразу же в отдел миграции и подал заявление на получение статуса беженца», — говорит россиянин.

После этого встреча со следователями несколько раз переносилась: то они были на задании в другом городе, то не мог прийти сам Лоншаков. В семь утра 29 сентября следователи пришли в квартиру россиянина в Бресте и задержали его. Сначала отвезли в отделение, затем, в тот же день, в ИВС. Через пять дней Лоншакова перевели из изолятора в брестское СИЗО, где он находился до решения белорусской Генпрокуратуры об экстрадиции в Россию.

Через две с половиной недели после задержания, 17 октября, Лоншакова выпустили из СИЗО. Генпрокуратура отказалась его экстрадировать.

«Если смотреть с духовной точки зрения, за меня просто многие просили, обращались в молитве к Богу — и в России, и в Беларуси. Поэтому думаю, что это [освобождение] ответ был на их просьбы, молитвы. Если смотреть с политической точки зрения, то я вообще даже удивился, конечно, потому что я уже готовился к перемещению в РФ», — говорит Лоншаков.

«Бабушка до сих пор не знает, что у меня были какие-то приключения»

Отказы в экстрадиции председатель белорусской организации Павел Ядловский связывает с тем, что свидетели Иеговы в Беларуси действуют законно: в стране зарегистрирована республиканская организация иеговистов и 27 общин в разных городах республики.

«Трудно сказать [почему белорусская сторона отказалась экстрадировать иеговистов в Россию]. Может, в самой формулировке этих экстремистских статей в российском и белорусском законодательстве есть какие-то отличия, которые позволяют прокуратуре принять такое решение, — предполагает Ядловский. — Может быть, есть какие-то другие причины, но мне они неизвестны».

Задержания Лоншакова и Махаличева россиянин Игорь, переехавший в Беларусь с Дальнего Востока, воспринял «немного волнительно», но, когда свидетелей Иеговы отпустили, испытал чувство облегчения. «Приятно, что учитывалось право на свободу», — говорит он.

Семья Игоря планирует остаться в Беларуси, россияне готовятся подать документы для получения вида на жительство. Домой, в отличие от жены, Игоря не тянет. «Беларусь — хорошая страна, достаточно спокойная, мирная, нам нравится. Интеграция, так сказать, прошла успешно. Менталитет людей нам тоже нравится, похожи очень [на жителей России]», — говорит он.

Махаличев, который давал интервью по телефону, из соображений безопасности попросил не называть страну, в которой он находится после отказа Генпрокуратуры экстрадировать его в Россию. 

«Мама очень переживает до сих пор, не спит ночью, так и не восстановилась, — говорит Махаличев. — В СИЗО приезжала на свидание на два часа и потом на несколько дней, когда освободился. А уже [прошло] полтора года. [Близкие] боятся ехать, чтобы [за ними] не проследили, не узнали, где я. Бабушка до сих пор не знает, что у меня были какие-то приключения. Не понимает, почему я ее не навещаю».