новости

«Тебя гордыня начинает в круговорот дьявола брать и крутить тобой» Как белорусские спортивные функционеры убеждали бегунью Кристину Тимановскую сняться с Олимпиады и вернуться в Беларусь. Расшифровка разговора

Источник: Meduza

Белорусская бегунья Кристина Тимановская, приехавшая на Олимпиаду, 1 августа заявила, что ее пытаются насильно увезти из Японии в Беларусь. Прямо в аэропорту Токио спортсменка обратилась к полиции и записала видео с просьбой о помощи, адресованное Международному олимпийскому комитету. Тимановская рассказала, что на нее стали оказывать давление после критики белорусских спортивных чиновников, которые без ее ведома заявили ее на олимпийскую эстафету вместо отстраненной спортсменки, и что она опасается уголовного преследования на родине. Позднее анонимный телеграм-канал «Ник и Майк» опубликовал на ютьюбе аудиозапись, как утверждается, разговора Тимановской с главным тренером белорусской сборной по легкой атлетике Юрием Моисевичем и замдиректора белорусского Республиканского центра олимпийской подготовки по легкой атлетике Артуром Шумаком. Запись длится 19 минут; на ней представлен, очевидно, фрагмент разговора, в котором собеседники убеждают плачущую спортсменку уехать из Токио. Приводим расшифровку этой беседы (с некоторыми сокращениями).

Шумак: Такая ситуация возникла, которую как-то надо разрешать, потому что по-другому никак не получается. Поступило такое указание: ты сегодня вылетаешь домой. Дослушай до конца только, не делай никаких поспешных выводов. К тебе очень большая просьба: ты приедь домой, нигде ничего не пиши, не комментируй. Я тебе передам слово в слово как мне сказали, чтобы не было потом…

Если ты хочешь выступать дальше за Республику Беларусь, то послушай то, что тебе рекомендуют: приедь, поедь домой, к родителям, куда угодно. И просто отпусти эту ситуацию. Иначе чем ты больше будешь дергаться… Знаешь, когда муха попадает в паутину, чем больше она крутится, чем больше она запутывается. Так жизнь устроена: мы совершаем глупости, ты совершила глупость. Надеюсь, ты это понимаешь.

Тимановская: Вы мне скажите, вы считаете, что вы ничего не сделали?

Шумак: Я ничего не сделал.

Тимановская: То есть, не надо было меня в известность ставить?

Шумак: Еще раз тебе объясняю. Ты выступаешь за команду Республики Беларусь. Ты не виновата в том, [что участниц эстафеты отстранили], ты виновата в тех обвинениях и комментариях, которые ты дала. Ты ж пойми, ты на всю страну обвиняешь людей, не разобравшись, что и как. Твоя глупость, она могла знаешь на что повлиять? Люди потеряли бы работу. У людей есть семьи. Своей глупостью ты могла сломать судьбы людей. Но люди тебе прощают это, это не самое главное.

Мы хотим тебе помочь. Чтобы эта ситуация закрылась и закончилась. Каждый человек в своей жизни совершает ошибки. Не сообщали тебе, потому что никто не планировал, что ты побежишь. Тебя просто кто-то подначил, кто тебе прислал эту картинку. А ты поддалась на эти эмоции. Тебе нужно было дождаться, пока я смогу с тобой связаться или Юрий Викентьевич. У меня не было просто физической возможности. У меня нет интернета по всей Японии. А ты просто поторопилась. Вот в этом ошибка твоя была.

Как говорят, с мыслью надо ночь переспать. Вот когда эмоции схлынут, тогда человек принимает трезвое решение. А когда поддается эмоциональному порыву, то совершает глупости. Мы хотим тебе помочь, чтобы эта ситуация утихла, погасла. Ты сама прекрасно понимаешь, что в таком эмоциональном состоянии ты не сможешь успешно выступить.

Тимановская: Я выиграла Всемирную универсиаду, когда была в таком же состоянии.

Шумак: В таком состоянии ты не была. В данный момент ситуация вышла из-под контроля.

Моисевич: Понимаешь, оно вылетело. И чтобы это успокоить, надо просто замолчать и уйти из эфира. Дальше это будет просто ковыряние. Это будет против тебя, против национальной команды. Тебя потом многие люди, извини, будут плохим словом вспоминать.

Шумак: Юрию Викентьевичу 60, мне почти 60. Я тоже в жизни совершал глупости. И если раньше я думал, что прав, то сегодня на эти вещи смотрю совершенно по-другому. Мы можем адекватно оценить свои поступки, когда проживем какой-то отрезок времени. В молодости мы горячие все. Я такой же был, поверь ты мне. И я за это очень сильно поплатился. Я обижался на людей долгие годы. Сегодня я спасибо хотел бы сказать этим людям, которые со мной поступили жестко. Поэтому я тебя понимаю прекрасно. Никто тебя не собирается тут судить, казнить и так далее. Мы хотим помочь тебе выйти из этого положения. Самое лучшее лекарство — это время.

Моисевич: И спокойствие.

Шумак: Совет от искренне желающего тебе помочь человека — оставь эту ситуацию. Не подбрасывай дров в огонь — погаснет. Будешь подбрасывать, он будет гореть и разгораться больше. Обожжешься. И все обожгутся, не одна ты.

Моисевич: Это как болячка — ты не даешь ей зажить, опять ее ковыряешь. Оставь ее в покое, полюби болезнь, и она тебя отпустит. А не злись, что тебе там что-то… Это мудрые вещи. Люди ведь тысячелетиями наживали такие мудрые выводы, тысячелетиями. Веками, подмечали, говорили.

Шумак: Я знаю, ты думаешь, что тебе кто-то желает плохого, мстит тебе или какие-то политические моменты. Это полный бред. Кристина, если ты веришь кому-то, ты вспомнишь мои слова.

Моисевич: Мне надо ехать, Кристина, мне надо отчитываться. И там, получается, 350 долларов надо тебе сдать мне, потому что это подотчетные деньги. Это суточные, которые ты недобудешь.

Шумак: Честно, Кристина, ты просто не понимаешь серьезности этого момента. Вы молодые, просто глупые, не обижайся. Честно тебе говорю. Я прекрасно понимаю, что сейчас у тебя внутри. Ты думаешь: «Что вы мне сейчас тут лепите горбатого, я умнее вас всех» (вместе с Моисевичем пытается посчитать сумму суточных).

Моисевич: Кристина, 150 долларов [суточных надо отдать]. Дай мне. Если что не так, я тебе верну их. Слышишь? Кристина, я опаздываю.

Тимановская: Да вы классно прикрыли свои задницы.

Моисевич: Мне надо отчитаться, 150 долларов отдать.

Тимановская: М-м-м, 150 долларов, без разницы мне на все.

Моисевич: Это же не мои деньги. Неужели не понимаешь? Я не боюсь уже, мне седьмой десяток. Придет оловянный солдатик, который будет: «Есть! Разрешите выполнить». Он почистит так национальную команду, что перья будут лететь. И потом ты войдешь в историю — вот это началось с Тимановской, она всю эту кашу заварила, смена руководства, навести порядок. Понимаешь? Ну что, послушаешь меня в последний раз? Мою просьбу выполнишь?

Тимановская: Я думаю, что это ничем не закончится хорошим для меня.

Моисевич: А чем тебе закончится хорошим, если ты останешься?

Тимановская: В любом случае это закончится одинаково.

Моисевич: Кристина, нет. Поверь мне, нет. Ты слышала, как министр сказал? Ну, он мне потом сказал. Это будет неподчинение. Сегодня подвешен даже не только я, сегодня подвешен вице-президент [Национального олимпийского комитета Беларуси Дмитрий] Довгаленок. Я тебе говорю, ты хочешь войти в историю? И он тоже за, чтобы [ты была] до конца [Олимпиады], но когда уже тема развилась до такого варианта, что уже невозможно. Он меня попросил с тобой поговорить по душам. Я еще думаю, что, может, министр… Но это не все от него зависит уже, к сожалению.

Вот выброшенное слово. Как в народе говорят: «Слово не воробей, вылетит — не поймаешь». Это же народная мудрость, тысячелетиями складывалась. Вот все успокоится. Высшее руководство успокоится. Пойдут дальше дела, пойдут, дай бог, медали, и все это забудется. Если ты останешься вопреки воле, понимаешь, ничего хорошего не будет. Потому что сегодня это рассматривается как прецедент, мешающий команде дальше действовать, выступать. Это прецедент.

Ну ради команды ты можешь это сделать, ради нас? Ничего тебе не даст бег на 200 метров, ничего не даст. Это не та ситуация, чтобы ходить и доказывать обратное. Она уже против нас направлена. Сейчас единственное, что мы можем, это только пойти вот этим путем, которым нас направляют. Подчиниться тому, как оно должно быть.

Кристина, послушай меня. Вот ты опять наступишь на те грабли, потому что это очень далеко ушло. На все виды спорта ушло. Я вот сегодня иду, поднимаюсь здесь, они ж не знают, что я здесь, поэтому идут там, я не знаю, представители какой-то команды и начинают обсасывать. Я уж не хотел тебе говорить: «Это ж надо, *****, такие вещи заявлять». Понимаешь? Это далеко пошло, это круг пошел, он уже пошел далеко. Напряжение было — медалей не было. Сегодня спасение — медаль, еще одна — немножко сняло, нивелировало. Но это надо сделать, Кристина.

Я тебя просто вот прошу это понять и принять. Вот вера говорит православная, она говорит так: смирись. Смирение человека растет. Смирись. Не выставляй свою гордыню. Тебе гордыня будет говорить: «Не надо, ты чего» — и начинает тебя в круговорот дьявола брать и крутить тобой. Вот так люди суицидом заканчивают, к сожалению. Вот их дьявол захватывает и говорит: «Ты должен доказать кому-то, выпрыгни с балкона. Ай, как они будут хвататься за голову и сожалеть потом, это ж мы довели». Знаешь, что самое интересное? Народ скажет: «Ну, дура, могла бы жить. Кому ты что доказала?»

Давай я сейчас пойду договорю. Мы красиво снимемся по травме, и ты спокойно поедешь домой. Я тебе даю голову на отсечение, Кристина, что с тобой будет все нормально, ты слышишь меня? Вот своими детьми клянусь. И мы загладим этот инцидент. Такова воля сегодня, понимаешь? Надо смириться. Для спасения, понимаешь, остальной ситуации надо смириться. Успокойся, все будет хорошо, я тебе обещаю.

Я не за свою задницу трясусь, я за команду и за всю обстановку здесь. Ты просто не представляешь, я тебе не все еще говорю. Лучше тебе сейчас, знаешь вот, сесть и уехать. Все будет спокойно: билет, завтра сядешь и уедешь, забудешь, на время отвлечешься. Потому что вот в этой обстановке тебе даже нельзя оставаться просто в такой обстановке моральной, понимаешь? Ну нельзя оставаться. Ты этим ничего никому не докажешь, ни себе, ни другим. Просто усугубишь ситуацию.

Вот эту штуку сейчас вообще не трогай. С мужем, с родными поговори, но тоже не ставь в известность. Ты сильный человек, понимаешь, сила человека — отступить. Ты знаешь, почему мы французов победили в 1812 году? Потому что был мудрый руководитель Кутузов, было Бородинское сражение, оно не закончилось ничем, то есть встретились, набили друг друга, отступили. Что делает Кутузов? Кутузов говорит: «Надо отдать Москву». Ты знаешь, какой там был переполох? «Да вы что! Москву! Французам!» Он говорит: «Надо отдать, отойти». И русские войска ушли за Москву. Правда, спалили Москву. Представляешь, сожгли Москву? Она тогда деревянная была. Ты знаешь, почему Наполеона победили? Потому что Наполеон пришел со своими войсками в Москву, они награбились, накушались, разграбили все эти церкви, золото набрали, а дальше это уже не воин, который награбился. Он уже думает, как бы домой это все отвезти. Вот понимаешь, что такое ход назад? И потом Кутузов вошел в историю и до сих пор как человек, который мудро победил французов.

Поэтому когда бывает вот такая ситуация, это как в дзюдо — использовать силу соперника. Он на тебя прет, ты уходишь, и он своей же силой себя валит. Вот эта ситуация, когда тебе надо поступить мудро, я тебя прошу послушать меня.

Вот видишь, даже хорошо получилось, что я вот… Хорошо получилось, что ты извинилась перед министром. Вот на сегодняшний день он будет боец наш. При любой ситуации он скажет: «Вот она молодец, позвонила, извинилась». Ты сделала такое большое дело! Но ты сделала первый шаг, надо сделать второй, который просят. Тебя просят. Мы тебе не угрожаем, не приказываем. Мы тебя не пугаем, мы тебя просто просим послушать нас.

Довгаленок там ждет — и он тоже душой за спортсменов, душой за тебя, но он понимает, что уже сделать ничего нельзя. Надо вот это сделать, понимаешь? Правильно поступить.

Мы спокойно подаем туда в оргкомитет, что у тебя травма, и решаем этот вопрос, и ты спокойно уезжаешь. А там будем… И я тебе обещаю, что ты останешься в легкой атлетике.

Тимановская: Я не верю в это.

Моисевич: Кристина, ну понимаешь, другой путь еще хуже. Ну ты поверь мне, другой путь еще хуже. Сегодня нам надо сгладить ситуацию, убрать раздражающий момент, понимаешь? Если мы не послушаемся, мы его оставляем, и тогда вообще отходных путей нет у нас. Знаешь, как говорят: если гангрена — отрезают полноги, иначе мы не спасем весь организм. Да, жалко ноги, жалко. Ну, тогда оставайся с ногой и умирай.

Ну, ты же умная девочка. Ну, ты же понимаешь. Я же вот сердцем тебя чувствую. Кристина, я настолько к тебе отношусь — ты даже не представляешь. И настолько мне тебя тоже жалко. И я знаю, что у тебя там внутри творится. Но ты поверь, я не свою жопу спасаю и не жопу кого-то. Я просто… Просто мне уже седьмой десяток, я уже многие вещи понимаю, как и что, понимаешь? Мы ничего не докажем. Раз нам предложено так — мы должны подчиниться и поступить так, понимаешь? Подчиниться и поступить так.

Давай ты можешь тут еще немножко поплакать. Я пойду Довгаленку скажу, что все нормально, мы согласны на это решение.

Тимановская: Я не сказала, что я согласна.

Моисевич: Ну сколько тебе надо подумать? У нас времени нет.

Тимановская: Вы думаете, если я сейчас так сделаю и вернусь домой, я захочу дальше заниматься спортом? Если даже вы меня оставите?

Моисевич: А почему нет? Подожди. Ну хорошо. Подожди, ты дальше доказываешь? Кому и что? Кому и что ты доказываешь?

Тимановская: Я ничего не доказываю, я хочу просто пробежать. При чем здесь доказывать?