разбор

Почему в Америке демократией недовольны все больше людей, а в России — все меньше? Максим Трудолюбов отвечает на этот вопрос и рекомендует книги самых видных политологов по теме

Источник: Meduza

Правящие российские политики редко говорят о «демократии» спокойно. Как правило, они сразу бросаются нервно доказывать, что в России с ней лучше, чем где бы то ни было. Но и на Западе это слово давно уже не нейтральное. Более того, в последние годы полемика там чуть ли не более нервная и жесткая, чем в России. Непрекращающийся конфликт вокруг президентских выборов в США только усилил ее. В либеральной прессе США чуть ли не каждый день кто-нибудь вспоминает, что американской демократии грозит авторитаризм и даже фашизм. Консерваторы, со своей стороны, обвиняют либералов в стремлении ограничить демократические свободы американцев, сделав государство «социалистическим». Если на Западе многие опасаются отступления и разложения либеральной демократии, то в России боятся (или ожидают) ее наступления. Колумнист The New York Times и редактор нашей новой рубрики «Идеи» Максим Трудолюбов приводит данные исследований об отношении к демократии в настоящем и советует, что почитать о ее развитии в будущем.

На спаде третьей волны

Обостренное внимание к проблемам демократии на Западе вызвано тем, что большинство западных комментаторов и исследователей помнят демократию на подъеме. С точки зрения сторонников либерально-демократических ценностей, рубеж 1980-х —1990-х годов был моментом исторического триумфа, после которого демократия должна была оставаться неоспоримым мировым стандартом.

Но если смотреть на это глазами политолога Сэмюэла Хантингтона, оптикой которого западные наблюдатели — часто по умолчанию — пользуются, вечного демократического «плато» быть не может. Демократизация идет волнами, а метафора «волны» предполагает подъемы и спады. После первой волны, длившейся, по Хантингтону, с двадцатых годов XIX века по двадцатые годы прошлого, наступил очень мощный спад: во множестве стран мира установились крайне правые тоталитарные режимы, в том числе фашистский в Италии, нацистский в Германии и националистический и милитаристский в Японии.

Конфликт той эпохи привел ко Второй мировой войне, а победа союзных держав дала толчок второй, короткой, волне демократизации с западной стороны «железного занавеса». При активном участии стран-победительниц и прежде всего США, демократические институты были установлены в Австрии, Западной Германии, Италии, Японии. Одновременно начавшийся процесс деколонизации привел к становлению демократических процедур в Индии, некоторых странах Африки и Латинской Америки. Спад, последовавший за второй волной, привел к власти диктаторов во множестве стран Латинской Америки и Африки.

«Третья волна» началась в 1970-е годы падением или демонтажом диктаторских режимов в Португалии, Греции и Испании. В 1980-е сменились выборной гражданской властью военные хунты в нескольких странах Латинской Америки, в том числе в Бразилии и Аргентине. Тогда же демократизировались авторитарные режимы Юго-Восточной Азии. К концу десятилетия один за другим пали социалистические режимы в странах Центральной и Восточной Европы, последовал распад СССР. Рухнул режим апартеида в ЮАР и начались демократические процессы в нескольких других странах Африки. В целом количество электоральных демократий в мире увеличилось с 46 в 1974 году до более чем 110 в 2014.

Вслед за третьей волной — если вообще принимать эту схему — неизбежно должен следовать спад. И мы видим его прямо сейчас, причем он затрагивает «колыбели демократии» — Британию и США. Спор о демократии идет в США на повышенных тонах. Опасения по поводу авторитарных и фашистских тенденций в стране звучат со стороны интеллектуалов и политиков. Это, например, одна из бывших госсекретарей — Мадлен Олбрайт, которая выросла в семье чехословацкого политика, вынужденного в 1938 году покинуть родину накануне нацистской оккупации. Публицист и писатель Маша Гессен в недавней книге и множестве статей в журнале New Yorker выступает с предостережениями об опасности установления в США авторитарного режима. Нынешние попытки действующего президента США подорвать доверие к результатам выборов его противники рассматривают как авторитарный путч.

Недовольство демократией в численном выражении

Финансируемая правительством США некоммерческая организация Freedom House, которая прибавляет или убавляет странам баллы в зависимости от уровня защиты политических прав гражданских свобод, в своем последнем докладе говорит, что состояние демократии в мире ухудшается 14-й год подряд. Справедливости ради, нужно заметить, что Freedom House стремится быть объективным и понижает положение США в том числе на своей демократической шкале. За 10 минувших лет Соединенные Штаты утратили восемь «демократических баллов»: если в 2009 США с индексом 94 находились рядом с Чехией, то теперь, с индексом 86, переместились к Аргентине и Польше. Для сравнения: у Финляндии 100 баллов, у России — 20.

Энтузиазм по отношению к демократии тоже снижается. В демократических странах доля тех, кто недоволен демократией, росла на протяжении двух с половиной минувших десятилетий. В среднем по всему миру доля недовольных выросла за это время на 10 процентных пунктов и превысила 57,5%: таковы данные сводного исследования «Удовлетворенность демократией в мире» (Global Satisfaction with Democracy). Вот некоторые из его результатов.

Довольные и недовольные

Единственный из больших мировых регионов, где динамика отношения к демократии была положительной — это Юго-Восточная Азия. Самая выраженная негативная динамика среди крупных демократий — в США, где доля недовольных выросла с середины 1990-х на 34% и превысила половину населения. Доля недовольных почтенной британской демократией превысила половину населения страны впервые с 1970-х годов. В целом в англосаксонском мире, в который включают еще Австралию, Канаду и Новую Зеландию, средняя доля тех, кто не доволен демократией, с середины 1990-х удвоилась.

Спад энтузиазма жителей развитых стран по поводу их общественного устройства пока не выглядит как настоящий и глубокий антидемократический откат. Напомним, что спад первой волны длился дольше 20 лет и привел к установлению десятков националистических тоталитарных режимов и глобальной войне. Откат второй волны длился около 15 лет и представлял собой установление десятков диктатур на двух континентах. Нынешнее недовольство демократией в США — пока еще не фашизм. Отдельные откаты от демократических стандартов в Европе, например, в Венгрии и Польше, связанные с подчинением медиа и судов интересам правящих партий, вполне серьезны, но пока не похожи на установление в этих странах полноценных диктаторских режимов.

Россия как зеркало Америки

Если мыслить в логике волн демократизации, то политические изменения в России на рубеже восьмидесятых-девяностых были частью «третьей», поэтому западные исследователи продолжают включать данные российских опросов в регулярные исследования удовлетворенности демократией. Российские специалисты по общественным наукам, конечно, читали Хантингтона, однако российская общественная дискуссия в целом живет вне его теории. Наши «волны» — это заморозки и оттепели, революции и контрреволюции, реформы и контрреформы. То, что, с западной точки зрения, было вершиной третьей волны демократизации, для большинства жителей России оказалось экзистенциальным и экономическим кризисом. Независимо от того, как люди относились к демократическим ценностям, их воплощение в повседневности не могло внушить большинству граждан больших надежд на безопасное и благополучное будущее.

Травматический опыт разочарований, связанный с развалом СССР и становлением постсоветских порядков, сделал слово демократия в России на некоторое время ругательным (возможно, это были последствия и более ранней, еще советской, идеологической полемики с «буржуазной» демократией западных стран).

В результате российская картина почти зеркально противостоит американской: россияне сильно не доверяли (более 80%) тому, что их правительство называло демократией в середине девяностых, и гораздо больше доверяют (около 50%) этой системе теперь. Американцы, ровно наоборот, доверяли тому, что у них принято называть демократией в середине девяностых (недовольных было менее четверти опрошенных) и гораздо меньше доверяют сейчас (недовольных более половины).

Но само слово при этом остается полемически окрашенным. Даже в обычных разговорах его произносят либо с пренебрежением, либо с укором. Если кто-то из российских правящих политиков говорит о демократии, то словно вступает в спор с невидимым оппонентом. Американская демократия — это «постановочное шоу», — сказал недавно председатель Госдумы Вячеслав Володин и, избегая называть российскую общественную формацию «демократией», продолжил: «Наша система более открыта, более эффективна, более легитимна». Президент Владимир Путин не боится слова «демократия», просто с каждым годом он произносит его все реже. Впрочем, с точки зрения президента, демократия — это нечто хорошее, потому что у России она в будущем, Россия к ней идет. Принятие поправок к конституции, по словам Путина, — это «еще один шаг вперед, к демократизации нашего общества».

Как ни странно, Путин прав — но не в том, что поправки принесли России больше демократии, а в том, что в перспективе десятилетий на развитие российской политической системы можно смотреть как на движение к демократии, а не от нее. Хантингтон в работе о демократических волнах замечает, что русская революция 1917 года была для многих антипримером перехода к демократии — «наивный» демократ Керенский вчистую проиграл диктатору Ленину. Зато в позднесоветское время, под прикрытием тоталитарной системы, в России начали происходить настоящие демократизирующие изменения — в частности, были установлены свободы слова и печати. В раннее постсоветское время была законодательно закреплена защита индивидуальных прав — до сих пор иногда работающая на практике.

Если оценить уровень демократизации России по методологии Polity IV, то ближе всего к стандартам развитых демократических институтов Россия подошла в поздние девяностые в начале нулевых, но быстро откатилась в зону авторитарных систем — и все равно не до самого дна. Когда российская политическая система перейдет в по-настоящему опасную для себя фазу, то это будет не кризис демократии, как на Западе, а кризис авторитаризма. Так что демократизация остается для России реальной, пусть и отдаленной, перспективой.

Что еще об этом почитать

Is Democracy in Danger? A Quick Look at the Data. Paper prepared for presentation at conference on «Democratic Backsliding and Electoral Authoritarianism,» Yale University, May 4-5.

На сигналы тревоги об авторитарном реванше хладнокровно отвечает профессор Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе Дэниел Тризман: доступные науке индикаторы говорят о том, что доля демократических систем в мире по-прежнему близка к самым высоким показателям за всю историю. Негативные изменения есть, но они в худшем случае возвращают статистику к уровням 1990-х, а то время считалось триумфом демократии. Конечно, распространение демократии затормозилось, но экспансия была невероятно мощной. Тризман напоминает, что в прошлом откат в форме массированной смены режимов происходил в течение 10-15 лет спада. С начала «демократической рецессии» прошло 14-15 лет. Впрочем, спад еще далек от завершения.

Foa, R., Klassen, A., Wenger, D. et al. Youth and Satisfaction with Democracy. Bennett Institute for Public Policy at the University of Cambridge. October 2020. 

От авторов метаисследования об удовлетворенности демократией — отдельная работа об отношении к демократическим системам молодых людей (от 18 до 34 лет). Одно из интересных наблюдений: если в Западной Европе и Северной Америке надежд на демократию в каждой возрастной группе становится все меньше, то в Центральной Европе с каждой возрастной когортой ожидания растут. Исследование использует уникальную базу данных, объединяющую опросы 4,8 миллионов людей в 160 странах за период с 1973 по 2020 год. 

Магун А. Демократия, или Демон и гегемон. СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2016.

Сильная сторона книги профессора Европейского университета в Санкт-Петербурге Артемия Магуна в том, что читатель получает не только историю отношения к демократии в разные эпохи и не только либеральную перспективу взглядов, но и левофланговую. Магун подробно разбирает критику либеральной демократии слева. Автор много внимания уделяет «патронажу» стран-гегемонов, прежде всего США, и считает, что демократизация в России возможна не как ответ на экономические проблемы, но как последствие вестернизации настроений элиты и молодых поколений.