истории

Это не митинг — это траур Репортаж спецкора «Медузы» Лилии Яппаровой из Еревана, переживающего поражение в войне за Нагорный Карабах

Источник: Meduza

7 ноября 2020 года войска Азербайджана заняли город Шуша, который с 1992 года находился под контролем сил непризнанной Нагорно-Карабахской Республики. Через три дня лидеры Азербайджана, Армении и России подписали договор о прекращении огня, по которому Азербайджану отходит почти половина всей территории Нагорного Карабаха, занятой в ходе войны 1992 года. В регион входит российский миротворческий контингент, который будет охранять Лачинский коридор — теперь единственный наземный путь из Армении в Степанакерт, столицу непризнанной республики. Объясняя причины подписания мирного договора, который фактически означает капитуляцию Армении, премьер-министр Никол Пашинян сказал, что альтернативы ему не было — иначе под угрозой оказалась бы обороноспособность всей страны. Новости об утрате значительной части Нагорного Карабаха вызвали шок в Армении. В Ереване начались протесты, в ходе которых митингующие ворвались в Дом Правительства и избили на улице спикера национального парламента Арарата Мирзояна. Спецкор «Медузы» Лилия Яппарова отправилась в Ереван и узнала, как армяне переживают поражение в войне за Карабах.

«Мы воевали не с азербайджанцами»

Вечером 11 ноября 2020 года небольшой армейский автобус высадил на обочине ереванского проспекта Аршакуняц вернувшихся с фронта армянских солдат. На этом импровизированном перевалочном пункте шумно; солдат Тигран Хамисян то и дело отвлекается от разговора с корреспондентом «Медузы», чтобы обнять на прощание очередного сослуживца, за которым уже приехали родственники, чтобы забрать домой.

Армения проиграла не Азербайджану, считает Хамисян. «Против нас воевали террористические группировки из Сирии, — переходя с армянского на русский, торопится объяснить Тигран. — Я с ними непосредственно был в столкновении — даже видео снял: тела, которые были уничтожены нашей ротой. От Азербайджана воевали наемники — а потом уже азербайджанские солдаты приезжали и фотографировались [на передовой] с флагами. Типа „мы завоевали“».

«У нас в кармане можно найти только Библию, — тут Тигран выхватывает из нагрудного кармана формы крохотное, чуть больше ногтя на его большом пальце, Евангелие. — А [сирийские] боевики использовали наркотики: у них в карманах, у этих бессовестных тварей, были только наркотики и одноразовые шприцы».

В ответ на просьбу рассказать о боях Хамисян замыкается. «Это все страшно, это все описать невозможно, — отводит он глаза. — Эти фосфорные бомбы в 50 метрах от нас упали — и все сгорело!» Солдату легче показать видео со смартфона. «Смотрите, — показывает Тигран, — тут очень видно, как они обстреливают нас этими снарядами». Ролик прерывается: на телефоне остался 1% заряда.

Этих солдат привезли в Ереван из-под Капана — армянского города на границе с Азербайджаном. Отступили они туда с территории самопровозглашенной Нагорно-Карабахской Республики, из-под Кубатлы, захваченного противником еще две недели назад, объясняет Тигран.

Если бы война продолжилась, то за несколько дней мог быть потерян весь регион, признался 9 ноября президент Нагорно-Карабахской Республики (НКР) Араик Арутюнян. К тому моменту истощенные дизентерией и COVID-19 силы Армении и НКР оборонялись уже на окраине Степанакерта, объяснял он.

Победу Азербайджана закрепило подписанное 10 ноября обеими воюющими сторонами и Россией соглашение о прекращении огня. К моменту, когда Тигран уезжал с фронта, там уже начали разворачиваться российские миротворцы, которые следующие пять лет будут контролировать соблюдение достигнутых договоренностей. «Мы им даже сигналили [из автобуса], — улыбается Тигран. — Хорошие люди, что сказать».

По трехстороннему соглашению под контролем Азербайджана сейчас оказалось больше половины территории непризнанной НКР. Подпись армянского премьера Никола Пашиняна, поставленная под такими договоренностями, в Армении была воспринята как капитуляция: именно Пашиняна разыскивали в ночь после подписания бумаг ворвавшиеся в здание правительства протестующие. Не найдя премьера, они вытащили из машины и сильно избили спикера армянского парламента Арарата Мирзояна.

«В окопах много свободных мест»

В какой-то момент прощающиеся друг с другом солдаты собираются в небольшую толпу: в начавшемся на армянском споре корреспондент «Медузы» может разобрать только одну фамилию — «Пашинян».

Следящий за спором мужчина — он тоже еще две недели назад был на передовой — вызывается быть переводчиком. «Ребята говорят, что вот сейчас народ в городе митингует против Пашиняна — а Пашинян тут ни при чем! — объясняет он. — Говорят, „пусть [митингующие] не здесь стоят кричат, а пусть, сколько ни есть мужчин, едут на фронт. Мы готовы каждого митингующего проводить до Шуши!“»

«На фронте они не были, но на митинг собрались за минуту! — возмущается Тигран. — Где они были, когда нам нужны были пацаны? Могли бы с нами там воевать, раз они такие духовные. Я видеообращение уже сделал к ним — сказал, что у нас в окопах очень много мест свободных: на пост нужны 12 человек, а нас стоит только пять. Если вы такие хорошие, то приезжайте и воюйте с нами». Раздается одобрительный гул — оказывается, видео с телефона Хамисяна уже многие видели.

10 ноября парикмахер из Мецамора Давид Маргарян был в окопах на линии фронта. О подписании соглашения и прекращении огня им объявил командир; воспринято это было не как повод для протеста, а как приказ. «Стрельба закончилась в этот же момент, — серьезнеет Маргарян. — А что делать? 70% мира — христиане — и они не помогли нам. Это грех ведь».

«Если это решение принято, то принято. Дальше могла быть уничтожена вся армия [Армении], — рассуждает Тигран. — Но теперь они [силы Азербайджана] смогут, например, через три года начать обстреливать близкие к границам города и села Армении! И смогут это себе позволить, потому что международным организациям всем наплевать: они, видимо, кормятся деньгами из нефтяных скважин Азербайджана и Турции».

Свою реакцию на новости о прекращении огня Тигран описал только одним словом — «фрустрация». «Ты воюешь, ты видишь, как твои друзья погибают ради этой земли — а эту землю просто отдают. Мне очень жаль, что мне 23 года, что я — студент университета, спортсмен — бросил все и вышел на фронт… То есть самому мне не жалко ничего, — тут же поправляется Тигран. — Я и погибнуть могу ради своей Родины — это святое! Но я не хотел воевать, понимаете? У меня натура такая, что я не хочу воевать — я хочу жить спокойной жизнью!»

«У моей мамы сегодня день рождения, если честно, — вдруг продолжает он. — И еще очень хорошо, что меня сегодня отпустили».

На праздник Хамисян сегодня опоздает: нужно заехать в республиканскую больницу к раненому сослуживцу. Пуля снайпера насквозь прошила ему щеку и вывернула челюсть.

«Народ в прострации»

Невысокий седой мужчина, молча слушавший рассказы собравшихся на обочине солдат, начинает говорить, когда почти все они расходятся.

«Я в 1991 году только-только приехал на свою историческую родину после службы в спецназе в Тюмени, — вспоминает Армен начало первой карабахской войны. — Приехал — и записался в ополчение, чтобы воевать против этих азеров. А в январе 1993 года поступил на действительную службу — замкомандира полка — и прослужил до 2008 года».

На акции протеста в центр Еревана ветеран первой карабахской не ходит — ему это почти физически тяжело. «Сейчас люди в мандраже. В эйфории, — объясняет Армен. — Очень удручающее будущее ждет армянскую нацию. Нельзя даже словами объяснить: вы не представляете, какая прострация происходит у народа. Тем более у тех матерей и семей, у которых погибли сейчас 18-летние, 20-летние».

«Вот у моего товарища погиб буквально на третий день войны [2020 года] офицер, очень хороший пацан с большими перспективами, — перед тем, как назвать возраст, Армен медлит, — 23-летний. Два года как он окончил военное училище — и вот ушел в мир иной как герой. Спасая своего товарища. Его однокашника [по училищу] снайпер снял на посту — он хотел его тело перенести в блиндаж, но снайпер по нему тоже сработал».

В нынешнем поражении Армен винит в том числе предыдущее армянское правительство, которое «не занималось армией». «Что Серж Саргсян, что Роберт Кочарян — продажные сволочи. Они предатели изнутри, понимаете? — говорит офицер запаса. — Вместо того, чтобы закупать технологичное современное оружие и укреплять наши дальние рубежи, вместо того, чтобы делать там укрепрайоны и блиндажи, они все это клали себе в карман и делали прекрасное будущее для своих ублюдков».

В 2016 году, за день до четырехдневного обострения в Карабахе, у Армена умер отец. «Но я буквально на четвертый день после похорон взял оружие и поехал [добровольцем], — вспоминает ветеран. — И дали они [Азербайджан] заднюю, потому что у них ни духа, ни силы воли, ни профессионализма не хватило». Если бы не оказанная противнику другими странами военная поддержка, уверен Армен, так же закончился бы и нынешний конфликт — сейчас же подписанное тремя странами соглашение выглядит в том числе как полная победа азербайджанских союзников из Турции, рассуждает ветеран.

Согласно договоренностям, в зоне конфликта будет создан центр миротворческих сил — примут ли в его работе участие, кроме российских, еще и турецкие миротворцы, пока не может сказать никто.

При этом Армения от России помощи не получила — несмотря на взаимные обязательства двух стран в рамках Договора о взаимопомощи и Договора о коллективной безопасности. Здесь ветеран просит отключить запись. «Потому что вы приехали из Москвы, — объясняет свое предложение Армен. — Но я хочу, чтобы вы знали: Россия совершила предательство».

«Это пройдет»

Сорванный с полицейской формы погон лежит у здания армянского МИД на площади Республики уже двое суток: его хозяин — судя по серебряному шитью и звезде, в звании майора, — видимо, решил за ним не возвращаться.

10 ноября 2020 года, после объявления о прекращении огня и передаче части территорий Карабаха Азербайджану, на главной городской площади начались беспорядки. Не встретив сопротивления, протестующие ворвались в Дом Правительства: на видео, записанных в ту ночь, многие из них плачут, вместо того чтобы кричать, а охрана здания просто молча отступает.

Сутки спустя разбитые стекла в дверях Дома Правительства уже затянуты целлофаном; протестующие собираются уже в другой части города, но полиция продолжает дежурство. Узнав о брошенном погоне, один из сотрудников переспрашивает корреспондента «Медузы», где его можно подобрать. Идти нужно на другой конец площади Республики — оглянувшись туда, офицер ежится от усталости. «Это пройдет», — отвечает он на вопрос о массовых акциях.

Протестующая на улицах Еревана оппозиция добивается отмены трехстороннего соглашения по Карабаху. «Надо на оперу пойти», — уверенно говорит Артур (имеется в виду здание Ереванского оперного театра на площади Свободы, — прим. «Медузы»); на заканчивающийся митинг у оперы он спешит добраться после своей смены в автомастерской.

Отношение к протестам у Артура смешанное: он не исключает, что организаторы акций просто эксплуатируют исторический момент. «Сейчас они борются не за фронт, а за свой стул — это все политические игры, простые граждане в этом не виноваты, в этих играх, — рассуждает Артур. — Они в связи с этим соглашением [по Карабаху] подбивают людей на то, чтобы сделать еще одну революцию в Армении. Я не за Пашиняна и не за них — я просто хочу независимо смотреть на то, что происходит на моей родине».

Дневной митинг Артур уже пропустил. 11 ноября, несмотря на массовые задержания, полиции не удалось зачистить акцию вокруг площади Свободы — и позже днем колонна направилась к зданию кабмина Армении, требуя провести заседание парламента для отставки Пашиняна. К вечеру протест там начали разгонять; на въезде в Ереван появился новый пост военных, проверяющих все машины: собеседники «Медузы» считают, что так людей пытались не пустить на протесты в столицу.

И к девяти вечера 11 ноября у здания парламента на проспекте Баграмяна — напротив смятого толпой протестующих забора, который с позапрошлой ночи не успели поменять, — оставались только полиция, сотрудники в штатском и всего около полусотни участников митинга.

В центре остатков толпы, пытаясь сказать речь, рыдает мужчина. Еще один кружок собрала вокруг себя кричащая женщина.

«Это не митинг — это траур. Столько человек погибло — и все зря. Почти семь тысяч. А сколько еще без вести — уже месяц не звонят [домой], — у наблюдающего за происходящим мужчины по имени Грант гуляют желваки. — Нам просто очень стыдно, это позор».

«Горечь очень большая, — соглашается стоящий тут же Артур. — Я просто не мог в это поверить: как будто страшный сон — и надо заснуть и проснуться, чтобы этого ничего не было. Это же наша Родина, наши земли: наши храмы — седьмой, девятый, четырнадцатый век — доказывают это!»

«Это не протест — это мое государство! Мы хотим уважать свою нацию — это мое государство, это мой дом!» — продолжает свою речь один из протестующих, прямо в тот момент, когда его с трудом, тычками и уговорами, уводит в сторону полиция. Когда он снова вырывается, то продолжает кричать уже на армянском.

«Давайте вместе соберемся — хотя бы три тысячи человек, — причем не завтра, а сегодня, сейчас — и надо ехать на передовую! — быстро подсказывает корреспонденту „Медузы“ перевод кто-то из остатков толпы. — Мы хотим, чтобы, если есть силы, которые здесь устраивают митинги, — чтобы они собрались все вместе и приехали на фронт».