истории

В Иваново восьмилетний мальчик умер сразу после визита врача. Теперь педиатра хотят отправить в колонию Ее коллеги говорят, что в России развернулись репрессии против медиков

Источник: Meduza

В Иваново завершается суд по делу педиатра Любови Яровиковой. Ее обвиняют в смерти восьмилетнего мальчика, который умер вскоре после осмотра педиатром. Эксперты полагают, что диагностировать заболевание, найденное у ребенка, на дому практически невозможно, и называют уголовное дело частью «репрессий» Следственного комитета против медиков. Прокуратура запросила для врача два года колонии. По просьбе «Медузы» о деле рассказывает журналистка Екатерина Медведева.

Понедельник, 23 апреля 2018 года, был для Любови Яровиковой, педиатра с 29-летним стажем, вторым рабочим днем после больничного. Утром она позвонила в регистратуру своей поликлиники № 10 и записала адреса пациентов, которые вызвали врача на дом. К 11 часам Яровикова успела обойти несколько адресов и зашла осмотреть восьмилетнего Дмитрия Пухова. В тот же день — через несколько часов после ее ухода — мальчик умер.

С семьей Пуховых Яровикова была знакома: мальчик уже несколько лет наблюдался в поликлинике. «Одно время они очень часто обращались за медицинской помощью. Когда мальчик ходил в садик, то часто болел. Потом пореже стал. Не то чтобы такой слабенький был — там мама такая осторожная, тревожилась по любому поводу и при малейшем насморке у ребенка оформляла больничный. Серьезных хронических заболеваний у мальчика не было», — пояснила «Медузе» Яровикова.

Врач утверждает: на вызове 23 апреля она услышала от матери ребенка, что в субботу у Димы была высокая температура и болел живот. В воскресенье его снова лихорадило, а вечером — и на следующее утро — рвало. Елена Пухова пояснила «Медузе», что сразу сказала врачу: «Мне не нравится сегодня мой ребенок: бледные губы, белый язык и с утра еще не сикал ни разу».

То, что произошло после этого, врач и мама ребенка описывают по-разному. Елена Пухова говорит, что рассказала врачу: мальчик плохо себя чувствует около недели и 18 апреля к нему уже приходил другой врач, который диагностировал ОРВИ, но потом состояние Димы ухудшилось. Яровикова этих слов не помнит: «Либо она мне что-то недоговорила, либо мы друг друга не поняли».

Врач осмотрела мальчика. У Димы уже не было температуры и рвоты, но он чувствовал слабость — а горло было воспалено. Елена Пухова вспоминает, что после осмотра Яровикова заявила, что у ребенка ротавирусная инфекция. Сама врач в разговоре с «Медузой» подчеркнула, что поставила и записала в карту другой диагноз — ОРЗ. И прописала спрей для горла, противовирусный препарат, «Регидрон» и, в случае возвращения лихорадки, жаропонижающее. 

После ухода врача, вспоминает Пухова, она на несколько минут отлучилась из квартиры, чтобы купить в аптеке выписанные препараты. Вернувшись, женщина дала Диме лекарства, но его дважды вырвало таблетками. Спустя какое-то время женщина услышала, как сын громко зовет ее. Мальчик сказал, что у него сильно заболел живот, и громко закричал: «У меня началась паника, я стала звонить в скорую — там занято, я стала звонить с другого телефона мужу. Муж сказал, что все понял, и бросил трубку, чтобы дозваниваться в скорую».

В это время мальчик начал корчиться и продолжал кричать. «Младший сын испугался и заплакал. Я отвернулась, чтобы дать ему соску. Когда повернулась назад, Дима уже встал с кровати и упал на пол. Я к нему подбегаю — он только три вздоха сделал и все», — вспоминает Пухова. 

Следователи обвинили врача в смерти мальчика. Две экспертизы прямой связи не нашли

Вечером 23 апреля, когда Яровикова уже вернулась в поликлинику и вела прием в кабинете, ее позвали к телефону в регистратуру. «Коллеги шепнули: „У тебя на участке умер ребенок“. По телефону оперативники сказали, что они в квартире, где погиб мальчик, и добавили: „Собирайтесь, приходите сюда“. У меня был шок. Я не могла ни от одного из своих пациентов ожидать, чтобы кто-то мог умереть: не было тяжелых. Даже мыслей в голову не приходило, что же могло произойти. Сколько лет я работаю — у меня на участке ни разу не было смертности», — утверждает Яровикова в разговоре с «Медузой». 

Следователь опросила врача прямо на лестничной площадке у квартиры Пуховых — и сообщила, что ребенок умер через несколько часов после ее ухода. Позже вскрытие установило, что причиной смерти стал фульминантный (молниеносный) миокардит — то есть поражение сердечной мышцы. Это заболевание может начаться внезапно и, как правило, возникает в течение двух недель после начала вирусной инфекции. В ряде случаев поставить точный диагноз практически невозможно, и, по статистике, при именно фульминантном миокардите риск смерти выше. 

Яровикова подчеркивает, что у нее «и мысли не возникало», что в смерти мальчика могут обвинить ее. Но уже во время первого общения со следователями те начали давить на врача. «Они меня обступили и сразу начали предъявлять мне претензии: что я чего-то недосмотрела, что-то не сделала. Почему-то все время спрашивали, смотрела ли я живот ребенку, — видимо, решили, что у него был аппендицит», — утверждает педиатр. 

Через день после смерти мальчика Яровикова узнала от заведующей поликлиникой, что следователи проводят проверку. В мае 2018 года было возбуждено уголовное дело о причинении смерти по неосторожности, затем его переквалифицировали на оставление в опасности. А в августе 2019-го Яровикову вызвали в Следственный комитет и объявили, что теперь она обвиняется в совершении более тяжкого преступления — неоказании помощи больному.

К тому моменту по делу прошли сразу две судебно-медицинские экспертизы (их результаты есть в распоряжении «Медузы»). В июне 2018 года комиссионная судебно-медицинская экспертиза Бюро СМЭ Ивановской области констатировала, что у ребенка был хронический тонзиллит (воспаление миндалин). Затем из-за ОРВИ у ребенка развился аутоиммунный миокардит, который осложнился прогрессирующей сердечной недостаточностью. 

Эксперты заключили, что в ситуации виден «дефект оказания медицинской помощи», так как во время осмотра у ребенка не заметили осложнений после ОРВИ. Адвокат Елены Пуховой Екатерина Батягина подчеркивает, что, по мнению потерпевшей стороны, врач недостаточно тщательно провела осмотр — например, не «послушала» дыхание ребенка. Сама Яровикова говорит, что делала это. Специалист по медицинскому праву Полина Габай в разговоре с «Медузой» отметила, что, согласно клиническим рекомендациям Минздрава, при жалобах пациента на симптомы ОРВИ врач должен прослушать легкие, а для диагностики осложнений, отражающихся на работе сердца, — обратить внимание на хрипы в легких, глухость сердечных тонов (звуки от работы сердца) или появление дополнительных тонов. Какую именно диагностику провела Яровикова, достоверно неизвестно.

При этом судебно-медицинская экспертиза пришла к выводу, что в любом случае между не замеченными педиатром осложнениями и смертью ребенка «прямой причинно-следственной связи не установлено». 

Спустя полгода, в декабре 2018 года, по ходатайству потерпевшей стороны назначили повторную экспертизу. На этот раз ее провело Бюро СМЭ Санкт-Петербурга. И снова эксперты пришли к выводу, что между смертью и «дефектами оказания медпомощи» нет прямой связи.

Кроме того, в деле есть заключение доцента кафедры детских болезней педиатрического факультета Ивановской государственной медицинской академии, детского кардиолога Елены Харитоновой. Специалист отметила, что на момент осмотра у мальчика не было жалоб, характерных для миокардита, которые могли бы быть основанием для госпитализации. Харитонова подчеркнула, что имевшиеся симптомы были неоднозначными и могли говорить, например, об ОРВИ. Кардиолог подчеркнула, что даже если бы ребенка госпитализировали, сделать однозначный прогноз об исходе миокардита «не представлялось возможным».

Обе стороны дела трактуют выводы экспертов в свою пользу. Представители Яровиковой обращают внимание: специалисты подчеркивали в своих выводах, что «на момент осмотра не было достаточных оснований для установления миокардита», как и явных показаний к госпитализации. Адвокат потерпевшей и прокуратура подчеркивают, что в документах есть указание: если бы педиатр адекватно оценила состояние и приняла решение о его незамедлительной госпитализации, то «теоретически имелась возможность предотвращения летального исхода».

«Медуза» попросила составить третье независимое мнение об этом случае медиков из крупной частной клиники «Рассвет». В своем коллегиальном экспертном комментарии (его составили более 20 врачей разных специальностей) врачи подчеркивают, что фульминантный миокардит развивается стремительно и обычно с крайне тяжелыми симптомами — и риск летального исхода крайне высок.

По мнению экспертов, диагностировать это заболевание в амбулаторных условиях невозможно — только заподозрить при наличии специфических симптомов, например аритмии, тахикардии или одышки. «Для диагностики необходимы исследования, которые проводятся в специализированном стационаре, — подчеркивают медики. — Эта патология очень редкая и коварная. Она может вначале проявляться симптомами, которые характерны для других заболеваний, например астмы, бронхита, желудочно-кишечных расстройств, маскируясь под них. Часто специфические симптомы совсем отсутствуют, и тогда это выглядит как внезапная смерть».

По набору симптомов у мальчика заподозрить миокардит было практически невозможно, поэтому это не может считаться врачебной ошибкой, уверена коллегия медиков из «Рассвета». «При молниеносном развитии заболевания небольшие шансы выжить есть, если форма заболевания не привела к внезапной смерти, а пациент находится в реанимационном отделении, оно достаточным образом оснащено, есть возможность быстрой диагностики, персонал имеет достаточный опыт лечения подобных состояний. В большинстве случаев, к сожалению, данная патология выявляется уже посмертно», — заключают эксперты.

Педиатра обвиняют по «экзотической» статье. Юристы удивляются, что дело не развалилось

«Дикость ситуации в том, что применена экзотическая статья — „отказ от оказания медицинской помощи, повлекший смерть“. Это ситуация практически умышленного преступления. Должна быть явно видна необходимость оказания экстренной помощи: пациент предъявляет соответствующие жалобы и есть определенная клиническая картина, а доктор, явно это видя, отказывается оказывать эту помощь», — объясняет «Медузе» юрист Сергей Фролов, работающий с медучреждениями в Ивановской области.   

Действительно, статья 124 УК РФ (неоказание помощи больному) редко применяется на практике — в год по ней оформляют не больше десяти уголовных дел. За первые шесть месяцев 2020 года по ч. 2 ст. 124 УК РФ, которую вменяют Яровиковой (по ней обвиняемому грозит до четырех лет колонии), осуждены два человека, еще один подсудимый оправдан, а в отношении другого прекращено уголовное преследование. Для сравнения: по статье 125 УК РФ (оставление в опасности) за полгода суды вынесли обвинительные приговоры 35 россиянам, а по ч. 2 ст. 109 УК РФ (причинение смерти по неосторожности вследствие ненадлежащего исполнения лицом своих профессиональных обязанностей) — 54.    

Исходя из судебной практики, чтобы обвинить медработника по 124-й статье, нужно доказать, что он не совершил врачебную ошибку, а именно бездействовал. Чаще всего фигурантами таких дел становятся сотрудники скорой помощи за отказ госпитализировать больных или работники травмпунктов, отказавшиеся помогать пьяным пациентам.

«Чтобы возбудить дело по статье 124, нужно три условия: специальный субъект — медицинский работник, неоказание никакой помощи и последствия такого неоказания в виде как минимум средней тяжести вреда здоровью. Представить себе ситуацию, когда медицинский работник не оказывает никакой помощи, достаточно сложно. Поэтому и дел по этой статье почти нет», — цитирует «Медиазона» пояснения адвоката Дмитрия Бартенева.

Юрист Полина Габай в разговоре с «Медузой» тоже подчеркивает: для того, чтобы привлечь Яровикову по этой статье, нужно не только установить, что она могла диагностировать миокардит, но и доказать, что ребенок умер именно из-за того, что 23 апреля 2018 года она не оказала ему помощь. Но даже в этом случае квалификация по 124-й статье вызывает вопросы, полагает эксперт: значительно чаще за ошибки в диагностике врачей привлекают по статье о причинении смерти по неосторожности.

Адвокат Ольга Зиновьева, специализирующаяся на делах, связанных с медициной, добавляет, что в деле четко видны манипуляции следствия — когда при недостаточном количестве доказательств по одной статье дело переквалифицируют на другую. «Я вообще удивляюсь, как при такой фактуре дело вообще дошло до суда. В любом случае у гособвинения есть процессуальные возможности отказаться от обвинения, что позволит им сохранить лицо, в отличие от постановления по делу оправдательного приговора, — приводит слова Зиновьевой „Правмир“. — В случае же обвинительного приговора полагаю, что у защиты есть огромные шансы исправить ситуацию в последующих судебных инстанциях».

Если судить по делу Яровиковой, говорит юрист Сергей Фролов, то чтобы избежать уголовного преследования по 124-й статье, медики должны либо несколько часов сидеть рядом с каждым пациентом и наблюдать клиническую картину в динамике, либо на всякий случай госпитализировать практически всех. «Допустим, чтобы из десяти пациентов только с одного участка только в одной поликлинике пятерых направить в стационар, надо вызвать пять скорых, которые должны погрузить этих детей и куда-то их определить в стационар с показанием „вдруг что-то может произойти“. Вы представляете, что будет со здравоохранением? Это же маразм», — рассуждает юрист. 

Медики приходят к зданию суда и требуют оправдать педиатра. Прокуратура запросила для Яровиковой два года колонии

Любовь Яровикова вспоминает: летом 2019 года она встретилась с Еленой Пуховой в коридоре у кабинета следователя по делу. Та якобы сказала врачу: «Что, убила моего ребенка? Довольная ходишь теперь?» (Адвокат Пуховой Екатерина Батягина в разговоре с «Медузой» заявила, что такой ситуации не было.) Сама Яровикова отмечает, что в любом случае понимает Пухову: «Такое горе. Это все было сказано в сердцах, еще не угасла у нее злость. Но мне говорили, что она ходит жалуется всем начальникам, грозится написать Бастрыкину, если дело закроют».

«Я хочу, чтобы она понесла реальное наказание. Если через четыре часа после ухода врача ребенок умирает, это значит, что врач что-то недосмотрел. Я уверена, что если бы была госпитализация, то мой ребенок был бы жив», — настаивает Пухова в разговоре с «Медузой».

Рассмотрение дела по существу Ленинский районный суд Иваново начал в октябре. Однако сначала заседания постоянно откладывались, затем процесс несколько раз приостанавливали из-за проблем со здоровьем у Яровиковой. «Я дважды попадала в больницу — один раз в кардиологическое отделение, в другой — в неврологическое. На фоне всей этой истории я стала очень плохо себя чувствовать — начала даже антидепрессанты принимать», — поясняет врач. У потерпевших своя версия — педиатр якобы намеренно затягивает судебное следствие.

В итоге процесс растянулся на год. Педиатр своей вины не признала: на прениях защита настаивала на ее невиновности, подчеркивая, что аргументы прокуратуры можно трактовать и в пользу Яровиковой. Например, гособвинение видит вину врача в том, что она не полностью заполнила амбулаторную карту мальчика. Адвокат подсудимой Анна Коткова утверждает, что все необходимые сведения там были. «Не было вывода о состоянии [пациента] средней тяжести — просто не было [этих] слов написано. Но по совокупности данных, которые были в амбулаторной карте, это следует, — уточняет Коткова. — То есть это технический недочет — максимум дисциплинарное взыскание, но никак не уголовное дело».  

В прокуратуре же по-прежнему полагают, что вина врача полностью доказана: гособвинитель запросил для Яровиковой два года лишения свободы в колонии общего режима.

Медики развернули в поддержку Любови Яровиковой общественную кампанию. На сайте Сhange.org создана петиция с требованием «справедливого суда», которую на момент выхода этого материала подписали более 900 человек. В соцсетях врачи выкладывают посты с хештегом #свободупедиатруяровиковой. В дни слушаний несколько десятков медиков приходят к зданию суда — внутрь их не пускают из-за коронавируса.

Сама Яровикова находится под подпиской о невыезде — и продолжает работать. «Меня поддерживают все коллеги. Никто из них никогда не сказал, что это я виновата. Все говорят, что никто бы никогда на дому этот диагноз не поставил, — говорит Яровикова. — Конечно, мне теперь страшно работать. Знаю, многие стали бояться после этого случая — все думают: „А не окажусь ли я в такой ситуации?“ Потому что сейчас обидеть или обвинить врача стало нормой».

Генеральный директор частной клиники «Рассвет» и президент организации «Доверительный интервал» Алексей Парамонов полагает, что Яровикова стала очередной в списке «жертв, репрессируемых по профессиональному признаку». «Мы не просто смертны, а еще и внезапно смертны. Следственный комитет принять этого не может. Также он не может принять и очевидную всему мировому сообществу истину — чисто врачебная ошибка, даже если она и была бы, уголовно не наказуема. Это сеет страх и снижает качество медицинской помощи. Не лечите, да не судимы будете — говорит СК», — написал Парамонов в фейсбуке.  

Зато адвокат Елены Пуховой Екатерина Батягина считает, что в соцсетях и СМИ история часто подается однобоко и в пользу врача. «Понимаю, что медики как-то хотят защитить коллегу, но они должны вести себя как минимум корректно. Иногда читаешь откровенные фейки об этом деле — непонятно, откуда все это люди берут. Мама говорит, что из смерти ее ребенка фактически устроили цирк», — пояснила Батягина.

Следующее заседание по делу состоится 30 октября. Оно должно стать последним. На нем педиатр Любовь Яровикова должна выступить с последним словом. После этого судья удалится на вынесение приговора.