истории

«Я подумал, что был бы превосходным шаманом» Фрагмент последней книги Эдуарда Лимонова «Старик путешествует»

Источник: Meduza

В издательстве Individuum (совместно с Bookmate Originals) выходит бумажная версия последней книги Эдуарда Лимонова «Старик путешествует», законченной им незадолго до смерти. Это сборник очерков писателя о детстве, жизни в Париже и Нью-Йорке и недавних поездках в Испанию, Монголию и другие страны. С разрешения издательства «Медуза» публикует фрагмент книги — о путешествии Лимонова по Бурятии. В тексте сохранена авторская пунктуация.

Бурятия / Итигэлов 

Все-таки он там сидел как экспонат. Среди искусственных цветов, изображений богинь и богов. Дверцы его прозрачной камеры были приотворены, и крыша камеры приподнята как багажник автомобиля. Не хочу уничтожать чужую святыню, кто хочет, тот верит. 

Он был задрапирован в три цвета шелков: в слабо-винный, голубой и белый. У него было лицо и приспущенные глаза. 

Запах там был как в мавзолее Ленина. А чуть вдали, ближе к выходу продавали книги о буддизме и о нем, об Итигэлове. 

Я купил себе книгу [Итигэлова] «СМЕРТИ НЕТ» в обложке вишневого цвета. Говорят, иной раз он открывал один глаз, а другие утверждают, что, если увидишь его открывающим глаз, значит, он хочет, чтобы ты пришел ещё. 

Нам он не открывал глаз. 

Трудно было понять, есть ли у него ноги. Поскольку область живота и ниже покрывали эти шелка трех видов: голубой, белый и вишневый. Был он похоронен в кедровом срубе в позе лотоса в 1927 году и откопан был и извлечен уже Аюшеевым и его людьми. 

Дацан (монастырь) у Хамба-Ламы XXIV велик и могуч. Его наполняют десятки храмов. Дворец Итигэлова находится наискосок от дворца Аюшеева. Дацан называется Иволгинский, очевидно, поскольку это предместье, деревушка у города Улан-Удэ называется Иволгино. Где-то было у меня и его бурятское название, да я его куда-то посеял. 

Процитирую из книги «Смерти нет»:

«Дашидорджи Итигэлов обретает человеческое тело в 1852 году в местности Улзы-Добо (Улзын Добо) на восточном берегу озера Саган-Нур (озеро Белое). Ныне это земли Оронгойского сельского поселения Иволгинского поселения Бурятии, 50 километров на юго-запад от Улан-Удэ. Теперь степь здесь рассекают автомобильные шоссе и ветка Транссибирской железнодорожной магистрали, ведущие в столицу Монголии Улан-Батор. 

Точная дата рождения Итигэлова неизвестна. „Понимая, что понятие „время“ напрямую связано с Эрлиг Ханом, то есть с существом Хозяина Смерти, бдительные буддисты раньше остерегались отмечать время рождений и напрямую говорить про свой возраст“, — говорит Хамба-Лама Дамба Аюшеев». 

Бурятия / Тибетский доктор 

Тибетский доктор был уродлив и карлик. Он сидел в отдельном домике, куда вела тропинка. Поскольку он сидел, не было возможности определить, какого он роста. На нем было, точнее сказать, «он задрапирован был» или он «перевязан был» тканью вишневого цвета. У него были ненормально короткие руки. Он не говорил ни на одном из языков, на которых изъяснялся я. 

Он взял меня за запястья, сразу за оба, и внимательно впился в них, что-то, может быть, понимая. Слушал или подсчитывал два пульса. Затем задал мне несколько вопросов. Все вопросы показались мне экстремально неумными. Но я смолчал. 

А тут еще мои спутники. Они зачем-то присутствовали. Один сидел сзади меня, и другой сзади. Но не вместе — и разделяли моё внимание. 

Тибетский доктор дал мне каких-то фурункулов, каких-то цвета белкиного ореха, цвет желудя, катышков. Размера с кедровый орех каждый катышек. Положил их в два различных мелких контейнера из пластика. 

Дней двадцать или меньше я следовал инструкциям куцего тибетского доктора. Я жевал эти катышки, и моей слизистой оболочке пришлось их перетерпеть. Было больно, и в конце концов я прекратил их жевать. Какое-то количество осталось лежать в кухне, в ящике одного из кухонных шкафов. 

Сам тибетский доктор был всецело средневеков и относился к миру кобыл, которых доят, к миру бараньего жира и всякой чепухи, которой были наполнены мозги первых людей. Он был замечательно уродлив с этими его плотскими короткими руками. В этом виде я принял его и восхищался им, как ядовитой какой-нибудь лягушкой. То, что катышки мне не помогли, — не вина тибетского доктора. 

Случилось это в дацане в 50 километрах от Улан-Удэ, в том дацане, где правит Хамба-Лама Аюшеев, отличный хозяйственник, — он, я думаю, и пустил тибетского доктора в квартиранты. Вот вам и тибетский доктор, вот к нему тропинка. Подымите марлю, и там он сидит… 

Шаман / Бурятия / 2019 год, август 

Двери в домик были открыты, и мы вошли через предбанник в большую комнату, она была набита людьми европейского вида. У зеркала, спиной ко входящим и лицом к старому зеркалу, сидела женщина. Шаман оказался шаманкой. Возле нее на металлической тарелочке горело какое-то одуряющее зелье. Я его определил как индийскую коноплю, но, может, я ошибаюсь. 

Одетая в лиловые шелка. 

Со стороны она выглядела как актриса в гримерной, но время от времени подхрапывала. Актрисы не подхрапывают. 

У женщины была прислужница, тоже женщина. Рослая и крепкая. Она надела на женщину, предполагаемую мною, что она шаманка, вначале одну одежду, что придало ей позу, как у скульптуры Микеланджело «Моисей». Прислужница, увидев нас, вырвала из нас цепким взглядом меня и Сашку — его за то, что у него была камера, меня за мои седины, я полагаю, — и поместила нас сбоку от шаманки, совсем близко. 

(Потом я спросил местных, что горело у шаманки. Местные сказали, что чабрец, но я более склонен верить, что все же индийская конопля.) Надев на шаманку два наряда (один — тот, что я уже упомянул) из тяжелого шелка, помощница вручила ей бубен и такую деревянную корягу вроде вилки и предупредила нас не смотреть шаманке в глаза, особенно снизу, а то потеряем сознание. Часть иностранцев послушно закрыли глаза. Я, напротив, старался заглядывать шаманке в искажённое лицо и в глаза, ибо хотел потерять сознание и, если возможно, жизнь. Шаманка колотила вилкой в бубен, хрипела, брызгала слюной. Хотелось, чтоб было страшно, но, видимо, действовала жидкость, которую, покапав из плошек на пол, помощница воздвигла на полу как границу между шаманкой и зрителями. Однако между мной и шаманкой прислужница этой границы не прокапала, я вот только не знаю, намеренно или забыла. 

Как человек безудержный по сути своей, я бы хотел, чтобы действо утяжелялось, уходило все выше языками пламени, накалялось бы страстями, и, главное, страха бы добавить, страха. Увы, шаманка стала исцелять иностранцев: вначале девушку, потом мужика, как мне показалось, итальянца, и понизился темп шаманства. 

Затем товарищи позвали меня во двор, там приносили в жертву барана и одновременно снимали с него шкуру, шаря в его туше, как в мешке, между плотью и шкурой. Начали, говорят, с того, что два мужика положили его на спину, и через небольшой разрез в брюхе парень засунул свою руку в барана, нащупал там что-то и дернул. И все, баран и не пикнул. Принесение в жертву меня не впечатлило. 

Про камлание шамана я подумал, что был бы превосходным шаманом. Еще в детстве и юности у меня были случаи вхождения в экстаз, большей частью после принятия дозы алкоголя, и я тогда исполнял бессмысленные гротескные пляски Шивы, в немыслимом темпе управляя руками и ногами. Но судьба моя сложилась так, что я не пошел по экстатической тропе жизни. 

С шаманки уже сняли ее две шаманские одежды, и она сидела на полу с низко опущенной головой. Завидев меня, она приподняла свое ужасное лицо. Я подумал, что она, вероятно, сожалеет о том, что я ухожу, поскольку я смотрел на ее камлание со строгим вниманием профессионала… 

В мире живых давно не осталось людей, которые присутствовали на тех моих юношеских камланиях. Да и я сам фактически забыл их и вот вспомнил случайно, они пробудились от соприкосновения с братским духом. 

Думаю, так тогда проявлялась моя огненная натура, я своих таких проявлений, я помню, стеснялся…