истории

«Женщина в юморе — это раздражитель вдвойне» Интервью Екатерины Варнавы о новом шоу с Гудковым, влиянии «Comedy Woman» на юмор и стереотипах, которые никуда не уходят

Источник: Meduza

На телеканале «Пятница» вышло новое шоу — «Бой с герлс», в котором знаменитости участвуют в конкурсах, разделяясь на группы по принципу «мужчины против женщин». «Медуза» поговорила с ведущей шоу и одной из самых популярных героинь российского юмора Екатериной Варнавой (ее коллега по площадке — Александр Гудков) о том, почему развлекательные передачи продолжают разделять мужское и женское, как проект «Comedy Woman» повлиял на юмор и почему девушка в комедии — это все еще главный раздражитель для окружающих.

— Как вам работается с Александром Гудковым? Несмотря на давнюю дружбу, вам раньше не приходилось вести шоу вдвоем.

— Мы с Сашей Гудковым лет 15 трудимся вместе, он мой творческий единомышленник и еще автор, который написал мне много номеров. Но вы правы, мы никогда вместе не работали как ведущие на российском телевидении, это большой и очень рискованный эксперимент. Мы могли как угодно куражиться в шоу «Comedy Women» или вне «Comedy Women», но ничего подобного мы раньше не делали. Это риск, потому что пока непонятно, как это воспримут зрители. Как ведущие мы должны были не только очень тесно взаимодействовать, подхватывать друг друга, что было для нас в новинку, но и участвовать во всех конкурсах. Это такой адреналин и драйв — в день мы снимали по три программы, это огромные эмоциональные затраты; но это был очень крутой эксперимент.

— Гудков — один из лучших российских креативщиков сегодня, при этом он не ведет шоу. Он сам признавался не раз, что не очень комфортно чувствует себя перед камерой. 

— Да, Саше в качестве ведущего было непросто. Но мы друг другу помогали. У нас есть правило — когда не вывозишь как профессиональный ведущий, вывози на личном. Мы очень друг друга любим и друг за друга горой. Если я буду сыпаться, он всегда подхватит, и наоборот. Как бы это слащаво ни звучало.

Гудков вообще умеет очень быстро переключаться, он может быть креативным продюсером, актером, артистом, ведущим. В проект нас пригласили в качестве ведущих, так что мы и не лезли в работу креативной группы. Когда были с чем-то не согласны, могли что-то попросить исправить, но в то, что придумывали люди, мы старались не лезть.

— Насколько свободно вы чувствовали себя на съемочной площадке?

— Вы знаете, Александру 36 лет, мне 35, очень сложно в этом возрасте нам что-то диктовать. Мы уже настолько сформировались в том, что делаем, что не можем быть другими. Продюсер шоу Вячеслав [Дусмухаметов] знает нас очень давно, и он прекрасно понимал, что никакой диктатуры по отношению к нам быть не может. Мы выходили каждый раз на площадку и говорили: «*******!» («Разнесем!»), «Кто, если не мы!» — и были максимально естественными.

— Украинский проект «Хто зверху», который вы тоже вели, был очень похож на нынешнее шоу…

— Да, это было одно из лучших шоу, к которому я была причастна, я там решила максимально быть собой. Я бы не хотела сравнивать «Хто зверху» и «Бой с герлс», вроде бы по смыслу похоже — тоже звезды соревнуются и тоже разделение на мужское и женское, но очень важно понимать, с кем ты ведешь проект, какая атмосфера на площадке. Менталитет двух стран разный, украинские и российские звезды отличаются друг от друга. 

— Чем же?

— Мне казалось до определенного момента, что украинские артисты чуть смелее и готовы пойти на большее, не боятся быть смешными в кадре, и я боялась, что столкнусь с этой проблемой здесь, в России. Но была приятно удивлена, что и наши артисты кайфовали и радовались тому, что делали. Возможно, люди [за прошедшее время] научились радоваться, никакого пафоса, никаких загонов, они прекрасные, улыбаются, могут подыграть.

— Я думала, вы сейчас расскажете, как звезды капризничали во время съемок…

— Я была готова к тому, что люди будут капризничать, говорить «нет, я не буду этого делать». Но люди мгновенно включались в игру. Мы, конечно, подходили к гостям до эфира, примерно объясняли, что будет, но где-то 98% конкурсов мы не знали сами: редактор говорил нам, что все наши реакции должны быть максимально естественными. Некоторые испытания мы проходили заранее, чтобы понимать, насколько это безопасно.

— Например, какие?

— Скажем, у нас был конкурс: нужно кричать внутри будки, где мало воздуха, и тот, у кого крик громче, выигрывает. А если у тебя децибелы ниже, то на тебя начинает опускаться потолок. Такие конкурсы мы проверяли заранее. Во всем другом — где, к примеру, нужно съесть что-нибудь невкусное — мы участвовали наравне с другими. Был такой конкурс: в тебя выстреливает очень невкусная еда и попадает тебе на лицо. Такой кусок блевотины, не очень приятно. Но, конечно, это была ненастоящая блевотина, все же готовилось профессиональной командой.

— Тем не менее ваше новое шоу — это такой олдскульный развлекательный проект, соревнования по принципу «мужчины против женщин». Вам не казалось, что вашими модными лицами — Гудкова и Варнавы — создатели пытались эту олдскульность компенсировать? 

— Нет, потому что там было так много молодых артистов, что создавалось впечатление, что именно они прикрывают наш олдскул, который от меня и Гудкова исходит. 

А если серьезно, то невозможно анализировать то, в чем ты находишься, в чем ты работаешь. Либо ты делаешь круто, либо не делаешь. Если тебе не нравится твоя работа, все равно получится говно. Если нравится — иди и делай это хорошо, кто тебе мешает. Люди такие сложные, придумали себе — это надо сделать, чтобы получилось невероятно. А ведь давно известно, когда сильно стараешься, ни хрена не получается. Когда сильно стараешься хорошо заниматься сексом, результат будет печальным. Все время зацикливаться на этом невозможно.

Меня часто спрашивают: «Вы смотрите свои проекты?» Я не смотрю. Во-первых, у меня нет на это времени, потому что у меня куча работы. Во-вторых, я не смотрю, чтобы не анализировать. Как только я сяду и просмотрю, то увижу, сколько всего я делаю неправильно, я очень самокритична, найду огромное количество минусов. И закончится тем, что я просто не выйду из дома. Я скажу: «Все, полундра. Я полное говно, я ничего собой не представляю. Я не хочу быть настолько непрофессиональной. Я не хочу быть таким раздражителем для людей». Нет, я так не хочу. Не хочу тратить ни секунды своей жизни на это. 

— Вас действительно задевает критика?

— Просто с определенного момента меня начали воспринимать так, будто я и есть мой сценический образ. Люди не разделяют персонаж на сцене и реальность. Меня задевает, когда люди не видят, что я тоже могу быть человеком.

— А вы умеете капризничать как обычный человек? Вообще, коллектив «Comedy Women» может закатить скандал?

— Мы вообще тетки некапризные — хотите верьте, хотите нет. Да, мы по возрасту все разные, кто-то может уставать быстрее, но мы на площадке работаем как лошади. Пока мы не отснимем нужное количество материала, мы не остановимся. И все, кто работают с нами, знают, что если мы зашли на площадку, куда канал вбахал много денег, мы эти деньги на сто процентов отработаем, ничего не должно быть на ветер пущено. Потому что мы знаем, что такое ответственность.

Мы капризничаем, если, допустим, на концертах — а у нас огромное количество переездов и перелетов — не выполняется райдер. Предоставляется плохой трансфер, жара под сорок, а в автобусе не работает кондиционер. Это сложно, чисто физически невозможно переносить. Или когда ты переезжаешь из одного города в другой и дорога длится вместо заявленных пяти часов все восемь, а потом отключается теплая пушка, ты едешь в диком холоде и простужаешься. Или прописана гостиница пять звезд, а ты приезжаешь в две. Мы из-за этого можем капризничать. Когда выходим на площадку, а у нас выключаются микрофоны, потому что там очень старый звук. Или на площадке нет воды или чая. Какие-то элементарные вещи — вода должна быть, нам надо что-то пить. Не надо пытаться нас обмануть. Мы на этом собаку съели. И бесплатно, поверьте, мы выступали, когда нас обманывали. 

Но я вам честно скажу, прям скандал скандалович — этого не было. Бывало, что мы убегали, когда гости впадали в особо нетрезвую кондицию, но потом об этом вспоминаешь с юмором — ну, отдыхают так люди. Бывало, за нами с [Дмитрием] Хрусталевым гонялись, а мы отсиживались в номере, с нами очень хотели продолжить, а мы не хотели — мы уже отработали. 

Зато я теперь точно могу сказать, будут ли проблемы с определенным человеком. Когда человек на стадии переговоров ведет себя некорректно, хамски, тогда я понимаю — лучше не работать, не связываться. Деньги пахнут, не надо об этом забывать. Я никогда не соглашусь на роль, если мне некомфортно, сколько бы мне за это ни заплатили.

— Часто вы сталкиваетесь с цензурой и форматом? Во время работы над новым шоу вам говорили, о чем нельзя шутить?

— У нас была абсолютная свобода, мы шутили, над чем хотели — и ниже пояса, и про нашу экономику. Но что в итоге войдет в эфир — я не знаю.

— Уже несколько лет вы планируете создать собственное шоу. На каком этапе вы сейчас?

— Сейчас конкретно — коронавирус. Но шагов к мечте сделано немало, я готовлю команду, это еще займет какое-то время. Там будет все, что вашей душе угодно, вокально-танцевально-хореографическое-цирковое-стендапшоу. Я вас приглашаю через несколько лет, когда все билеты на мое шоу будут раскуплены, вы посмотрите и возьмете у меня еще одно интервью — тогда этот разговор будет более осмысленным.

Но хочу сказать, что работа за кадром меня впечатляет гораздо больше, чем работа в кадре. Ты можешь делать намного больше, ты видишь намного шире. Это объемный мир. Когда-нибудь я хочу заняться только продюсированием и не заниматься тем, что я делаю сегодня. Хочу предоставить эту роль людям, которые это делают действительно круто, профессионально, современно и во всех отношениях круче меня.

— А как же слава, узнавание, подписчики?

— В роли продюсера меня тоже будут все знать. А то, что меня не будут показывать на больших экранах… Когда ты начинаешь понимать, что не вывозишь, надо отходить в сторонку и давать молодому поколению дерзать. Это плохо, когда люди очень долго сидят на одном месте, они сами не двигаются и не дают тем, кто уже выстроился за ними в очередь. Так, мне кажется, неправильно.

— Что сейчас происходит с «Comedy Women»? Шоу уже 14 лет.

— Сейчас мы собираемся с новыми силами. Это сложное шоу во всех отношениях, и если его делать, то нужно делать хорошо, на полутонах тут не получается, иногда может не работать. Мы видим, что надо что-то менять, двигаться вперед. Хочется сделать его максимально крутым, актуальным, фееричным, масштабным. И хочется найти эту гениальную идею, как все усовершенствовать.

В «Comedy Women» мы много идей берем прямо из жизни. Допустим, Надя Сысоева у нас всегда попадает в нелепые ситуации: то она ударится об колено Маши Кравченко, то ее херанут бутылкой по голове. Этот человек постоянно травмируется на площадке. У нас про это была целая линия скетчей, что ее только тронь, и она развалится.

Шутки про мой нос — половина их взята тоже прямо из жизни. Люди смеются над моим носом, по крайней мере раньше смеялись. Когда мы стали активно применять этот прием в программе, эти шутки перестали быть такими смешными в жизни, но стали очень смешными на сцене. Или что [Марина] Федункив у нас «Женщина года», и огромная аудитория таких возрастных женщин, не очень трезвых, — это ее поклонницы.

— Замечаете ли вы подъем женского юмора, нравится ли вам то, что делают женщины-комики сегодня?

— Во-первых, отчасти это заслуга и «Comedy Women», что этот юмор есть. Мы проделали хорошую работу, не благодарите нас. Я очень рада этой тенденции, была на записи женского стендапа на ТНТ и хочу сказать, что эти девочки абсолютно невероятные, они очень разные, шутит каждая про свое, проживают каждая свою историю, за этим интересно наблюдать. Есть мнение, что женский юмор сводится к одному — к проблемам в отношениях. Но нет, у нас, оказывается, у женщин открылись глаза, они крепко встали на две лапки прекрасного 38-го размера и больше не дадут себя в обиду, и то, что они делают, выполнено на невероятно крутом уровне. Я очень радуюсь этой тенденции последних лет — образованные, талантливые, прогрессивные, самоироничные женщины. Это прекрасно.

Я давно не делю юмор на мужской и женский. Если вы посмотрите, что происходит в юморе на Западе, какие-то шоу американские, английские, то четко поймете, что там нет гендерного разделения. Есть шоу Джимми Фэллона, а есть шоу Эллен Дедженерес, оно нисколько не уступает в популярности. Там женщина, тут мужчина — неважно, главное, чтобы было смешно. Разделять мужчин и женщин сегодня прилично только на уровне фана, как в нашей передаче «Бой с герлс», а по-другому это даже как-то неприлично. Кажется, уже все должны были понять это. 

— Вы наверняка сталкивались с противоположным мнением — что женщинам в юморе не место.

— Безусловно, каждый день.

— Что-то меняется со временем? Чувствуете ли вы, что штампы исчезают?

— Когда я наконец начинаю думать, что что-то меняется и в обществе эти стереотипы стираются, я вдруг встречаю людей или попадаю в ситуации, которые ясно показывают — ничего не меняется, и со временем становится только хуже. Происходит некий регресс. Меня страшно удивляет и обламывает, что это исключительно мое видение того, как должен выглядеть современный мир. Это моя проблема. Для многих людей ничего не меняется. Для многих людей женщина должна занимать свое место на кухне, не должна в принципе лезть в бизнес, не должна заниматься политикой и, как ни парадоксально, даже не должна лечить людей. И для многих людей женщина ни в коем случае не должна заниматься юмором.

— Когда в последний раз вы с этим столкнулись?

— Недавно слышала разговор — люди были в соседней комнате и не знали, что там очень тонкие стены. Они говорили: «Господи, она умеет шутить, а я думал, она просто какая-то тупая баба!» 

— Вам было отвратительно?

— Нет, мне было все равно. Я просто зашла и поблагодарила за такие приятные слова в свой адрес. Потом некоторое время с удовольствием вспоминала выражение их лиц. Но это меня совершенно не обижает. Меня совершенно не обижает, когда меня называют тупой бабой, меня не обижает, когда не верят в мой потенциал. Это прекрасный повод доказать, в первую очередь самой себе, что для меня это совершенно не помеха. Это своего рода игра и соперничество.

— Как считаете, отчего возникают эти стереотипы?

— Очень многие люди не хотят смотреть дальше своего носа, узнавать что-то новое, снимать эти шоры со своих прекрасных глаз и видеть, что мир может быть гораздо более разнообразным. Где-то это недообразованность, взять наше телевидение — там катастрофически мало программ, которые реально просвещают людей. Проблема не в том, что некоторые меня не воспринимают как смешного комика или не воспринимают меня в принципе. Эта проблема гораздо глобальнее, мы можем об этом бесконечно много говорить, но я вроде как барышня из мира юмора, и я думаю, что людям будет неинтересно читать, как я в очередной раз рассуждаю на какие-то более серьезные темы.

И хотя одни не верят, что женщины могут шутить, другие считают меня просто тупым клоуном. Давайте не будем их разочаровывать.

— Мне кажется, что вас-то как раз воспринимают всерьез, но таких, как вы, — единицы, тех, кто смог пробиться в юморе, доказать что-то, стать популярным. Почему в юморе так мало женщин?

— Глупо будет все валить на общество и на нежелание воспринимать женский юмор. От женщин тоже многое зависит. Они часто не хотят быть смешными, им этого и не надо. Они хотят занимать позицию исключительно красивых женщин. Для многих быть смешной — это оскорбительно. Многие не умеют этого делать. У нас не так много смешных девочек, но есть на кого равняться: прекрасные актрисы Любовь Полищук, Фаина Раневская. Если уж ты посягаешь на уверенную позицию в юморе, то посмотри пару-тройку работ и одной, и другой гениальной актрисы, чтобы вообще осознавать, в какие дебри ты пытаешься влезть. Нужно не просто уметь шутить, но и воспринимать себя в этом максимально полноценно и уверенно.

Со сцены можно говорить не всегда разрывные смешные вещи, но если ты говоришь их с харизмой, с характером, то это может развеселить публику. Как бы это сейчас высокопарно ни звучало, все зависит от того, что ты пытаешься до людей донести. Сатира во все времена была успешной, так что, думаю, я еще выстрелю, моя темная лошадка еще всем покажет. 

— [Автор «Comedy Woman»] Наталья Еприкян рассказывала в одном интервью — чтобы женщина была успешна в юморе, другие женщины не должны ее с собой сравнивать. То есть успешная женщина-комик должна быть с неким изъяном. Но та же Любовь Полищук, о которой вы вспоминали, — разве ей необходим был изъян?

— Женщина — априори раздражитель, как для мужчин, так и для других женщин. Женщина в юморе — это раздражитель вдвойне. Если она сделает что-то не так, отвоевать свои позиции обратно будет очень сложно. Я думаю, что единицы могут иметь такой кредит доверия публики, какой имела Любовь Полищук. Таких немного в юморе. Я очень бы хотела быть похожей на нее, но никогда в жизни не буду такой. Харизма, притягательность — ее было не только приятно слушать, было приятно на нее смотреть, это тоже большая редкость. Есть куда стремиться.

— Авторы «Comedy Women» — мужчины или женщины?

— У нас главный автор — Наталья Андреевна [Еприкян]. Такое количество текста для женщин может адаптировать только женщина. Она одна из немногих авторов, кто может сесть и написать что угодно, любой монолог и любую сцену от начала до конца. Она невероятно образованна, очень начитанна. Я вообще считаю, что человек, который создает юмор, должен быть вундеркиндом, должен хорошо знать не только литературу, но и быть во всех областях специалистом, не только в гуманитарных. Вот Наталья Андреевна такая, с уклоном в математику. И Гудков такой, он очень талантливый. И они редко создают юмор «в лоб», он у них всегда сложный, художественный.

— Что самое сложное для женщины в юморе?

— Честно? Не обосраться. Так и запишите.